Кир Булычёв

Редакция Даниила Алексеева

Зеркало Зла

Часть 9. Темница для принцессы

Глава 3. Обвинения и пушки

Уже за обедом, куда была, в виде исключения, приглашена горничная миссис Уиттли, с такими приключениями вырвавшаяся из рук местных дикарей, Дороти услышала удивительную новость.
Когда расспросы ее закончились и разговор перекинулся к другим проблемам, оказалось, что наиважнейшая из них — предстоящий суд.
Дороти не сразу сообразила, о чем идет речь, и лишь после обеда, когда Регина решила поделиться с Дороти различными новостями, она узнала о том, что произошло без нее.
Оказывается, плен моряков с «Глории» продолжался не так долго, как можно было предположить. На широте острова Реюньон «Дредноуту» повстречался португальский бриг, с которым «Дредноут» поделился европейскими новостями. А от португальского капитана англичане узнали о судьбе «Глории» и ее команды. Тогда было решено изменить курс и приблизиться к французским владениям в расчете на то, что ни один, даже самый храбрый пират не осмелится напасть на английский линейный корабль. Здесь, на людной дороге, «Дредноуту» оставалось лишь заняться корсарским ремеслом, что ему удалось — на третий день дрейфа к северу от порта Мале «Дредноут» остановил французское судно, арестовал его и послал бот с парламентерами на Реюньон. На судне оказалось немало важных пассажиров. Заключив их в трюм, коммодор Стоун отправил трофей с призовой командой в Мале с посланием, в котором говорилось, что «Дредноут» намерен безобразничать до возвращения англичан. Расчеты капитана оправдались. Через шесть дней приз вернулся к месту рандеву, привезя пленников. Верный своему слову, английский коммодор отдал французов и продолжил путь, понимая, что саму «Глорию» ему не вернуть — пришлось бы полгода охотиться на французов в тех местах, чтобы набрать призов для достойного обмена.
Поэтому, хоть и с опозданием, «Дредноут» прибыл в Рангун, везя на борту несчастных офицеров и матросов с «Глории», переживших бой и плен.
В их числе на фактории оказались доктор Стренгл, Алекс Фредро и, конечно же, полковник Блекберри. Все они находились на борту «Дредноута», потому что их судьба еще не была решена.
— Как так не решена? — удивилась Дороти.
— Ах, — отмахнулась Регина. — Это мужское дело. Но я должна сказать тебе, что им грозят большие неприятности.
— Но почему же?
— Потому что есть мнение, что капитан Фицпатрик и его офицеры виноваты в том, что «Глория» попала в руки врага. Ведь «Глория» была лучше вооружена, чем корсар Сюркуф, у нее было больше пушек и матросов. Главное, что ее трюм был полон столь необходимыми для войны в Бирме мортирами. Все это пропало, и теперь завоевание Рангуна и Пегу становится проблематичным! — Так Регина и сказала: проблематичным! Это было новое модное слово.
— И вы в это верите, миссис Уиттли?
— Сколько раз я тебе говорила: когда мы одни, называй меня Региной. Я не хочу ощущать себя твоей бабушкой. При людях я для тебя — миссис.
— Вы в это верите, Регина?
— Разумеется. Почему они дали себя победить и поставили под угрозу мою и твою жизни?
Крупные глаза Регины горели, словно она увидела с высоты добычу. Она искренне ненавидела Фицпатрика и его офицеров. И это было чем-то новым.
Впрочем, лейтенант Артур Стюарт объяснил это Дороти в тот же вечер.
Он пригласил ее погулять по набережной. Правда, испросив на это разрешение миссис Уиттли.
— Еще чего не хватало! — деланно возмутилась Регина. — А если кто-нибудь увидит, что вы гуляете с прислугой! И напишет вашим родителям?
— Мои родители ответят, — откликнулся Стюарт, — что гордятся мною, потому что все люди равны перед Богом.
— Уж не папист ли вы, лейтенант?
— Да, я католик, миссис Уиттли, но эти проблемы, к счастью, давно улажены в моем отечестве.
— Гуляйте, гуляйте, я пошутила, — смилостивилась Регина.
Они пошли по берегу вверх по реке, подальше от складов и причалов. Там стоял монастырь, от него начиналась тихая деревенская улица — не сообразишь, что ты в двух шагах от шумного рангунского порта.
С утра Стюарт был на «Дредноуте», виделся там со штурманом Фредро. Он сказал тому, что Дороти нашлась, и, видно, Алекс не смог скрыть своей радости, чем вызвал укол ревности в сердце Стюарта, который, впрочем, был настолько самоуверен, что уколы не мешали ему с добродушием относиться к неудачливым соперникам. А все его соперники обязательно попадали в число неудачников.
— Почему моя госпожа радуется тому, что решено судить капитана Фицпатрика и других офицеров? — спросила Дороти.
— Ты хочешь искреннего ответа или дипломатического? — спросил лейтенант.
Они уселись на низкой каменной ограде, окружавшей монастырь. Голый мальчишка подошел к ним и смотрел, разинув рот, на иноземцев. Потом подбежала его мать и, извинившись по-бирмански, унесла малыша. Стюарт рассмеялся.
— Я хочу, чтобы вы рассказали мне всю правду, — попросила Дороти.
— А ты не побежишь с ней к своей госпоже?
— Нет, — просто ответила Дороти.
— Таким глазам нельзя отказать, — вздохнул Стюарт. Впрочем, ему и самому хотелось поделиться с девушкой, которая ему нравилась, основной сплетней Рангуна.
Стюарт не отказал себе в удовольствии дотронуться до обнаженной по локоть руки Дороти и, зная, что она не станет сейчас возражать, рассказал:
— Все просто. Потому что все в жизни просто. Нами правят деньги и страсть к власти. Представь себе картину: фактор Ост-Индской компании, и притом сын самого мистера Уиттли, с помощью своего папы решает прирезать к территории нашей империи еще одно или два графства. Очень мило. Но эта операция тайная и внушительная. Я думаю, что на нее угрохали чуть ли не половину всех компанейских доходов за последние годы. И надо же: славное, отлично вооруженное судно «Глория», которое везло всю артиллерию и на борту которого находилась сама миссис Уиттли, попадает в плен к какому-то пирату! Операция летит ко всем чертям, никаких графств не получается. Завтра в Лондоне начнут разбираться, кто прав, а кто виноват. На совете директоров получит взбучку сам сэр Уиттли, а его сын, вернее всего, лишится поста фактора в Рангуне. Его карьера бесславно завершится, и ему останется лишь разводить цветочки в семейном имении. А какой это удар по его славной супруге! Она-то намеревалась стать губернаторшей и даже ехала специально за этим… И вот — ничего!
Стюарт потешно развел руками и надул щеки, изображая птицу. Помахал крылышками и продолжал:
— К тому же среди офицеров «Глории» ходят слухи, что госпожа Уиттли, столп морали, купила себе свободу, то есть убежала с пиратского корабля, — не бесплатно… Было так?
— Не знаю, — быстро ответила Дороти.
— Значит, было. И вся история с твоим исчезновением и затем возвращением мне и другим людям кажется подозрительной. Значит, супругам Уиттли надо искать виноватого.
— И тогда им стал капитан Фицпатрик…
— Капитан Фицпатрик, его помощник, оба штурмана, а также начальник артиллерии — всего пять офицеров, которые вели себя трусливо, плохо организовали оборону и отдали лучший корабль Компании в руки презренного врага.
— Но ведь это неправда!
— Тебе ли, о служанка, судить об этой трагедии! — патетическим тоном воскликнул лейтенант. И тут же продолжил: — На руку Регине и ее мужу сыграло то, что на «Глории» угодил в плен полковник Блекберри, начальник службы безопасности Компании и старший по чину офицер на «Глории». Он тоже боится скандала и разжалования. Поэтому с самого начала он объединился с семейкой Уиттли. Понимаешь?
— Может даже, он все придумал?
— Не исключено. В любом случае завтра состоится военный суд над пятью офицерами, и я заранее могу тебе сказать, что вердикт суда будет суров. Возможно, с первым же кораблем они, разжалованные и приговоренные к тюремному заключению, будут отправлены в Англию… Если Уиттли и Блекберри не придумают способа, как расправиться с опасными свидетелями здесь.
— Но это же ужасно!
— И подло.
— Но пускай они спросят меня. Я расскажу всю правду.
— А вот этого никто от тебя не ждет. Как только ты откроешь свой красивый ротик, то его закроют палкой или пулей.
— Не говорите так, мистер Стюарт!
— Если тебе не сказать правды, ты и в самом деле решишься вылезти на суде, где все предопределено заранее.
— А кто будет их судить?
— Фактор Уиттли будет председателем суда, а членами его станут высшие офицеры: полковник Блекберри и коммодор Стоун, капитан «Дредноута».
— Но как же Блекберри…
— Он не боевой офицер, и никто не требовал от него, чтобы он организовывал оборону «Глории».
— Но что-то надо делать!
— К сожалению, я могу дать тебе только один совет: молчи и еще раз молчи! Лишь в этом твое спасение. Своему штурману ты не поможешь. Я знаю, о чем говорю.
— Но я не могу все так оставить!
— Тогда выходи за меня замуж, мы с тобой выкрадем твоего Алекса и купим ему проезд на какой-нибудь китайской джонке до Кейптауна.
— А без замужества его выкрасть нельзя?
— Почему же нельзя? — смилостивился лейтенант. — Только потом ты все равно должна будешь выйти за меня замуж.
— Спасибо, — рассмеялась Дороти, — вы польстили бедной девушке. А теперь проводите меня обратно в факторию, а то уже темнеет и тут могут оказаться бандиты.
— Тем лучше, — заявил игривый лейтенант. — Вы сможете испытать, каков я на деле.
Они не спеша прошли берегом до фактории. Солнце уже село, и начало быстро темнеть, хотя западная половина неба еще пылала разноцветными облаками, лиловеющими ближе к горизонту, а река, сохранявшая цвет зенита, казалась огненной полосой между синей землей и лиловыми облаками. «Дредноут» был нарисован черным пером на фоне реки, и каждая мачта, рея, сплетение вант выделялись четко и ясно.
Индийские сипаи у ворот разожгли костер — им было холодно, хотя вечер был парным, влажным от прошедшего и завтрашнего дождей.
Лейтенант остановился посреди двора.
— Вы к себе? — спросил он Дороти. И она поняла, что ему хочется в гостиную большого дома, где пьют и играют в карты. Юноша нагулялся.
— Идите, — сказала Дороти, — мой мальчик.
Лейтенант удивленно посмотрел на нее.
— Какую роль вы играете?
— Роль герцогини.
Стюарт церемонно поклонился. Его башмаки отстучали энергичную дробь по лестнице.
Двор был освещен несколькими лампами, висящими на столбах. Служители как раз кончили их зажигать, и лампы пока еще светили неуверенно, уступая небу в яркости света.
Дороти подошла к навесу. Под ним были сложены рядами большие крепкие колеса с железными ободами. В брусках и коротких бликах лишь осведомленный человек мог разглядеть заготовки для тяжелых лафетов.
Дороти была осведомленным человеком, потому что знала, что искать. Мистер Уиттли не смел отказаться от похода на Пегу — отказавшись, он терял надежду стать великим человеком. Дороти и ее дядя угадали правильно — вон там, дальше, толстыми свиньями, укутанными в брезент, лежат тяжелые стволы корабельных орудий, которые свозят с «Дредноута». Главное — не упустить момента. Завтра надо будет сообщить сайя У Дхаммападе об увиденных пушках. Еще неделя, и число их перевалит за полсотню. Такая громовая мощь может сокрушить любую армию.
— Вы чем-то заинтересовались? — Дороти вздрогнула от ненавистного голоса полковника Блекберри. И надо же, он застал ее в тот момент, когда она, задумавшись, приподняла угол брезента и смотрела на пушечный ствол.
— Добрый вечер, — сказала Дороти. — А я думала, что это здесь лежит.
— Конечно, моя маленькая девочка и не подозревает, какими бывают пушки.
— Ах, это пушки, — догадалась Дороти. — Вот спасибо, что вы мне это сказали.
— Была бы моя воля…
— Полковник, вы опять беретесь за старые песни, — огрызнулась Дороти. — Я вам не подчиняюсь…
— Я заставлю тебя подчиняться… Ты вернешься в Англию в клетке.
— Вы знаете о клетке? — проговорилась Дороти.
— Что? Что я должен знать?
Конечно же, полковник приплыл сюда на «Дредноуте», но он мог иметь доверительные беседы с Региной или другими осведомителями.
— Спокойной ночи! — Дороти побежала к дому фактора.
Ей показалось, что полковник заскрипел зубами.
Наверное, лишь показалось.

Кир Булычёв

Редакция Даниила Алексеева

Зеркало Зла

Часть 9. Темница для принцессы

Глава 4. Перед судом

Суд был назначен на четыре часа, когда начнет спадать жара.
Миссис Уиттли была весь день взволнована, то кидалась на Дороти с кулаками, то навязывала ей в подарок недорогое ожерелье. Но о суде не сказала ни слова. Тогда Дороти сама решилась и спросила госпожу:
— А можно будет сидеть на суде посторонним?
— Когда?
— Сегодня после обеда.
— Ах, да, после обеда! Нет, это абсолютно исключено.
— А вы сами пойдете?
— Я вынуждена пойти. Меня просили. Я свидетель.
— Я тоже свидетель.
Тут Регина вспылила и запустила в Дороти кувшином. Кувшин ударился о стену и разбился.
— Какой ты свидетель! Ты распутная девка. Неизвестно, где ты шлялась три месяца, и посмела ко мне явиться! Уходи, чтобы я тебя не видела.
Дороти не стала спорить — в гневе Регина разве что не теряла рассудок.
За полчаса до начала суда Дороти вышла из фактории на берег и встала в тени высокой стены. Она смотрела на «Дредноут».
Рядом с ней стояли несколько солдат и слуг. Они переговаривались и тоже смотрели на реку, потому что знали, что сейчас повезут обвиняемых. Среди слуг и клерков Компании ходили дикие слухи о предательстве офицеров «Глории».
Говорили, что они продали британский корабль пиратам, а те за это обещали перевести на Британский банк по сто тысяч фунтов каждому, говорили, что Фицпатрик — ирландец, а потому давнишний французский шпион, который сговорился с Бонапартом еще в Европе.
…От «Дредноута» отвалила шлюпка. Мерно поднимались и падали в воду весла, в шлюпке умещалось немало людей, они сидели тесно, над ними поднимались дула ружей. Зрители подвинулись поближе к мосткам, что вели от фактории к реке, чтобы получше разглядеть предателей.
И когда пятерых обвиняемых, в мундирах, но без шпаг, в окружении вооруженных солдат повели на берег, толпа зашумела и на всякий случай отпрянула — в толпе всегда живет страх перед неведомой опасностью. Даже если эта опасность пока выглядит безобидно.
Дороти сразу увидела Алекса. Он совсем выздоровел, но исхудал и потемнел лицом, он выглядел куда старше, чем раньше. Шляпы на нем не было. Шляпу сохранил только Фицпатрик, которому было неловко шагать, как простому преступнику под конвоем, он смотрел в землю, и его пошатывало. На мостках он оступился, и его помощник еле успел поддержать капитана. Толпа зашумела, недовольная тем, что падения не произошло, и челядь не насладилась унижением господина.
В этот момент Алекс увидел Дороти. Она не посмела его окликнуть, чтобы не привлекать к нему и к себе внимания, чтобы не сделать Алексу хуже. Но какая сладкая горечь налила пламенем ее грудь — как дорог и прекрасен был тот молодой изможденный поляк… Господи, поняла Дороти, я же его люблю!
— Дороти! — услышала она прорезавшийся сквозь туман и шум в ушах голос Алекса. — Дороти, ты жива! О, какое счастье! Какое счастье!
Штурман кинулся к девушке, и она, не сдержавшись, протянула руки к нему и прижалась головой к его груди.
Солдат, который шагал рядом со штурманом, не уловил вовремя этого движения и не успел остановить преступника. Поэтому он с опозданием кинулся расталкивать влюбленных, и даже самые жестокосердые из зрителей были возмущены его действиями. Но, несмотря на это, к солдату пришел на помощь сержант, ведший арестованных, и они вдвоем отшвырнули Дороти в толпу.
— Я тебе покажу, мерзавец! — возопил штурман и кинулся на сержанта. — Ты поднял руку на офицера!
Сержант, угрожающе ругаясь, отступил, Фицпатрик остановил Алекса, и тот пошел рядом с капитаном, оглядываясь на Дороти, а сержант следовал за ним, раздосадованный, но не знающий, как напакостить арестанту.
Помимо сержанта еще один человек у ворот фактории не одобрил поступка штурмана. Этим человеком был полковник Блекберри.
— Вам это дорого обойдется, штурман! — крикнул он и широкими шагами направился к веранде большого дома, как бы возглавляя всю процессию, хотя никто его об этом не просил.

Кир Булычёв

Редакция Даниила Алексеева

Зеркало Зла

Часть 9. Темница для принцессы

Глава 5. Суд

Суд проходил в большой гостиной, куда притащили широкий стол из столовой, за ним на стульях сидели судьи. Подсудимые расположились на скамейке напротив судей. За их спинами выстроились солдаты. Несмотря на то, что все окна в гостиной были распахнуты, там было жарко, и все мучились от того, что приходилось вести суд и быть его жертвами при полном параде. В конце концов, джентльмены судили джентльменов.
Из посторонних лиц в зал были допущены лишь самые важные свидетели: миссис Уиттли, доктор Стренгл и корабельный плотник с «Глории», один из людей полковника Блекберри, который, разумеется, говорил то, что было приказано говорить.
Дороти пыталась подслушать, о чем говорят в комнате, но она была не одна такая умная — несколько десятков человек из челяди и мелких служащих фактории, те же, кто встречал арестованных у ворот, скопились под открытыми окнами, чтобы услышать, что происходит в гостиной. Но уже через несколько минут из дома прибежали два солдата, которые отогнали галерку, и солдаты, проклиная зевак, остались стоять на солнцепеке, чтобы зрители не кинулись к окнам вновь.
Дороти поняла, что ей здесь делать нечего, и пошла ко входу в большой дом. Там ее и увидел Стюарт.
— Маешься? — спросил он. — Я могу тебя провести за один поцелуй.
— Не сходите с ума, лейтенант, — строго сказала Дороти.
— О, какие чудесные молнии вылетают из твоих глаз, — ответил на это Стюарт. — Выстрели еще раз, и тогда я проведу тебя бесплатно.
С ним невозможно было быть серьезной.
— Хорошо, — согласилась Дороти, улыбаясь, несмотря на всю серьезность момента, — я отдам вам долг в течение года.
Стюарт провел Дороти внутрь дома, и они, миновав анфиладу служебных комнат, остановились в последней комнате перед гостиной. Здесь собрались сливки общества — служащие, офицеры, их жены, которые дружно зашипели при виде Стюарта и Дороти. Ведь служанке, даже служанке миссис Уиттли, быть здесь не дозволено. Но всеобщий баловень Стюарт помахал всем ручкой и провел Дороти к открытому окну, откуда было лучше слышно, что же происходит в судебном зале.
В комнате вновь воцарилась тишина. Из гостиной доносились голоса, и партер им внимал, хотя почти ничего не было слышно. В наилучшем положении были два молодых офицера, которые обосновались под дверью и время от времени передавали остальным самые интересные новости.
— Полковник Блекберри начал! — сообщил один из них. — Он их винит в государственной измене и, может даже, в сговоре с французами… Сам он присутствовал во время боя, хотя не мог в него вмешаться иначе, как со своей шпагой в руках, которую он обагрил кровью пиратов…
Кто-то в комнате засмеялся. Блекберри был известен многим как полный профан в военном деле.
После полковника выступала Регина. Она говорила так, что ее не надо было переводить и усиливать. Ее голос проникал сквозь стены, как сквозь бумагу. Со слезами на глазах миссис Уиттли поведала высокому суду, как ее покинули на произвол судьбы, забыли, не защищали. Как ей удалось, отдав злодеям все свои драгоценности, усыпить их бдительность и бежать в скорлупке, когда ее жизнь висела на волоске… Голос птицы поднимался все выше, словно она была соловьем, который ведет свою ночную песню, не слыша и не видя ничего вокруг.
— О Господи! — в слезах воскликнула одна из пышных дам, что подслушивали в приемной.
— Все было не так уж страшно, — не сдержалась Дороти.
— Ах, что вы понимаете! — отмахнулась дама. Видно, она еще не знала, какую роль в роковых событиях пришлось играть этой девушке.
— Любопытно, — сказал Стюарт, — что такого ценного свидетеля, как мисс Форест, забыли вызвать на суд.
— Почему? — спросила дама.
— Потому что она была в той же лодке, и ее смыло за борт волной.
Дамы удивленно закудахтали, не зная, верить ли лейтенанту. Дороти промолчала.
Из-за двери донесся голос доктора Стренгла. Словно подслушав голоса в приемной, он громко произнес:
— Когда мы входили в факторию, я видел Дороти Форест, горничную миссис Уиттли. Нельзя ли пригласить ее для дачи показаний?
— Я протестую! — закричал Блекберри. — Я заявляю, что сразу после окончания этого суда я буду требовать от местных британских властей ареста этой ведьмы и бирманской шпионки.
Незнакомый голос спросил:
— Именно поэтому вы возражаете против приглашения ее в суд?
— Это капитан «Дредноута» коммодор Стоун, — пояснил Стюарт.
— Я убежден, — повысив голос, твердо ответил Блекберри, — что для суда она бесполезна. Она не может дать никаких показаний по предмету, в котором не смыслит.
— Эх, Дороти, — негромко заметил Стюарт. — За твою голову я и трех пенсов не дам.
К сожалению, Дороти понимала, что Стюарт прав. Ненависть, которую испытывал к ней полковник, была безмерна. Она находилась за пределами разумного. Это была, как говорится, ненависть с первого взгляда. В свое время, еще на «Глории», Регина уверяла, похохатывая, что Блекберри тайно влюблен в Дороти, но не рассчитывает на взаимность и потому мстит… Теперь Дороти пожалела даже, что не удержалась и кинулась к Алексу — соглядатаи полковника донесли ему об этом, и он будет мстить и штурману.
— Эта девушка, — упрямился хирург, — была свидетелем всего, что происходило. Несколько дней она провела в лазарете и вместе со мной ухаживала за ранеными. Когда рядовые моряки вернутся из плена, они смогут подтвердить, как беззаветно и по-христиански вела себя мисс Форест. Наверняка матросы рассказывали ей о ходе боя и поведении офицеров. Если в их, как и в моих действиях, было нечто предосудительное, она не преминет об этом рассказать.
— Замолчите, доктор Стренгл, — послышался голос мистера Уиттли. — Как председатель военного суда я лишаю вас слова. Вопрос о привлечении к делу служанки моей жены мисс Форест рассмотрен, и вызов свидетельницы высокому суду не представляется необходимым. Что касается вас, доктор Стренгл, то вас никто не намерен обвинять, и вы вызваны сюда в качестве свидетеля, однако теперь я сомневаюсь в вашей объективности и боюсь, что приятельские отношения с обвиняемыми дурно влияют на вашу точку зрения. О чем я ставлю суд в известность. А теперь я попрошу свидетеля, представленного полковником Блекберри, занять место на том стуле. Прошу вас поклясться на Библии, что вы будете говорить правду и только правду…
Дверь из гостиной резко открылась, и в ее проеме возник полковник Блекберри.
— Вот этого я от вас не ожидал, господа, — укоризненно произнес он.
Дороти попыталась спрятаться за спину Стюарта.
— Неблагородно подслушивать, если было объявлено всем, что суд проходит конфиденциально. О его приговоре и решениях всем служащим Компании будет объявлено официально…
Тут Блекберри увидел неудачно притаившуюся Дороти и от гнева потерял дар речи. Он только указывал пальцем на девушку и, к удовольствию зрителей, открывал и закрывал рот, подобно рыбе, выброшенной на берег. Дороти же взглянула на камешек в кольце и увидела, что он стал черным — такова была сила угрозы, исходившей от полковника. И тогда Дороти так испугалась, что кинулась бежать — она понимала, что от ярости полковника ее не спасет никакой Стюарт.
Как ей потом рассказывал Стюарт, взбешенный полковник вытащил из-за пояса пистолет, с которым ему, видно, не следовало находиться за судейским столом, и прицелился вслед Дороти. Однако девушка уже скрылась, и офицеры навалились на полковника, стараясь обезоружить. Пистолет все же выстрелил, но в пол, заседание суда прервалось, потому что Джулиан Уиттли решил, что начался бунт, направленный на освобождение преступника, а миссис Уиттли выпрыгнула в открытое окно и кинулась бежать. Так в свои покои она прибежала одновременно с Дороти. Они столкнулись в дверях, жарко дыша, стараясь прийти в себя.
— Они стреляли? — спросила Регина.
— Я думаю, что это стрелял мистер Блекберри, — ответила Дороти.
— Зачем ему бунтовать?
— А разве он бунтовал?
— А что же он тогда делал? — взъярилась Регина.
— Он хотел меня убить. Потому что я была в приемной.
— Зачем ты была в приемной? Ты бунтовала?
— Меня позвал лейтенант Стюарт.
— Хватит! — закричала Регина. — Хватит тебе всюду появляться с этим Стюартом. Если ты думаешь, что он на тебе женится, ты жестоко ошибаешься! — И тут миссис Уиттли замерла с приоткрытым ртом… До нее дошло, что она убежала из зала суда, причем неприличным образом, в то время как один из мужчин — Блекберри, хотел застрелить ее лучшую и уже почти прощенную вещь… А тут еще приходится судить предателей…
— Хватит! — приказала она своей служанке. — Чтобы ты сидела дома и не выходила никуда, пока я не вернусь. Поняла? Если ослушаешься, мне все равно донесут, тогда я велю Блекберри тебя на самом деле застрелить.
Последние слова были пустой угрозой, но Дороти почувствовала себя настолько опустошенной, что ноги у нее подкосились и сил хватило лишь на то, чтобы сказать хозяйке, что она покоряется ее воле, и уйти к себе.
Регина тут же подобрала юбки и побежала обратно к зданию суда. Вернулась она через дверь.
Вечером за туалетом Регина сама рассказала Дороти, что за неправильные действия в море, граничащие с предательством, что выразилось в потере лучшего компанейского корабля «Глория» и невозместимого груза, покоившегося в его трюмах, капитан «Глории», его помощник, два штурмана и артиллерийский офицер приговариваются к лишению всех чинов, имущества и к казни посредством виселицы…
— Ой! — воскликнула Дороти. В глазах засверкали звездочки, и, несмотря на то, что она была здоровой девушкой и хорошо отдохнула в горах, она упала в обморок, потому что в конце XVIII века все девушки и дамы умели падать в обморок.
Регина подхватила Дороти и, положив ее в кресло, надавала пощечин. Поэтому Дороти ничего не оставалось, как прийти в себя.
— И Алекс? — спросила она.
— Так тебе мало Стюарта? — удивилась Регина. — Ты помнишь еще о том поляке?
— Да, помню, миссис. Неужели вы были к ним так жестоки?
— Факты остаются фактами, Дороти, корабль потерян, наша война почти проиграна, две сотни славных английских моряков все еще остаются в плену по вине Фицпатрика и его сообщников.
— Но вы же были там, вы же знаете, что все сражались…
— Помолчи, Дороти. Если не понимаешь в военном деле, то хоть помолчи.
— Слушаюсь, адмирал Уиттли, — мрачно ответила Дороти, за что получила затрещину, правда, не очень больно.
— Да ты пойми! — пыталась ее уговорить Регина. — Даже в личном отношении они привели всех нас к трагедии. Ты не представляешь, какие мучения я пережила в руках пиратов, сколько трудов мне стоило убежать от них! Как я оплакивала твою гибель и гибель славных матросов, которые гребли у меня в лодке!
Господи, подумала Дороти, она уже искренне верит, что ее мучили, а мы с матросами погибли.
— И этот душитель Стренгл еще смеет защищать своих сообщников! И я считаю правильно, что его также привлекли к суду за то, что он бросил в Мале наших раненых и приплыл в Рангун.
— Но ведь «Дредноут» брал только офицеров…
И тут Дороти поняла, что лишь те слова долетают до маленьких, прижатых к голове ушек птички, которые той приятны и нужны.
— Но почему их приговорили к смерти? — произнесла Дороти, когда Регина успокоилась и замолкла.
— Я бы на их месте сама выбрала себе такое наказание, — решительно заявила птичка. Ей было жарко, она сидела перед зеркалом в нижней юбке, обнаженная до пояса, и Дороти вдруг подумала, какая отличная получилась бы из Регины кормилица. — Лучше смерть, чем позор! Но ты не переживай. Никто не собирается их казнить, пока не придет подтверждение приговора из Калькутты. Мы во всем придерживаемся закона… Хотя, впрочем, я думаю, что в Калькутте наш приговор поддержат. Компания не любит людей, которые имеют глупость неправильно распорядиться ее имуществом и нанести ей такой колоссальный ущерб… колоссальный! И, если не будет какой-нибудь коронации и великой победы, висеть им на виселице… Хотя они имеют шанс скорее помереть в нашей тюрьме. Ты не видела, какая у нас тюрьма?
— В фактории?
— Да, я тебе завтра покажу. Сразу за навесом, где делают колеса для пушек.
— А разве приговоренных не будут держать на «Дредноуте»?
— Ах, не напоминай мне об этом неблагодарном мерзавце!
— О ком? — удивилась Дороти.
— О коммодоре Стоуне. Представляешь, он сказал моему Джулиану: «Мой корабль не плавучая тюрьма». И вообще он посмел голосовать против приговора, на него подействовали… да все они заодно! Хорошо еще, что мой супруг и полковник Блекберри оказались твердыми.
— И вам не жалко моряков? Капитан Фицпатрик был так к нам любезен!
— Дороти, иди спать, я тебя отпускаю. Я сегодня разделю ложе с моим супругом. Но подготовлю себя к этому сама. В таких вещах от тебя нет проку…
Дороти послушно ушла в свою комнату.
Они уберут свидетелей, они задушат невинных, чтобы покрыть свои грязные дела… твои грязные дела, птичка Регина.
У себя в комнате Дороти зажгла лампу, уселась за столик и достала из сумки, висевшей над кроватью, Зеркало Зла. Зеркало отражало свет лампы, дым клубился в его колодце. Из колодца поднималось, угрожающе кривляясь, лицо полковника Блекберри.
Вдруг Дороти стало так страшно, что она задула лампу и потом на цыпочках подошла к окну. Она чуть отодвинула занавеску и стала вглядываться в темноту — окно ее комнаты выходило в чахлый садик, который тянулся здесь до самой стены фактории.
Тот, кто ее ненавидел, стоял в тени бананов у стены. Дороти почувствовала, как он поднимает пистолет — он должен был выплеснуть свою ненависть.
— Мистер Блекберри! — крикнула Дороти, отпрянув за раму.
Выстрел показался очень громким, пуля ударилась в дальнюю стену комнаты. Дороти, уверенная в том, что у полковника нет второго пистолета, снова показалась в окне и сказала, стараясь, чтобы голос прозвучал спокойно:
— Мистер Блекберри, вы сумасшедший. Не тратьте своего времени на попытки убить меня. Я вас не боюсь. И если хоть волос упадет с моей головы, вам не жить на этом свете. Я обещаю это вам, полковник!
Так не могла говорить Дороти Форест.
Но полковник не знал, что именно так должна была говорить принцесса Лигонского королевства.
Послышался шум ветвей. Пригибаясь, стараясь быть незаметным, долговязый полковник, подпрыгивая, убегал прочь. Одно дело убить ненавистную девку. Другое — быть узнанным и выслушать выговор от этой девицы. Именно выговор! Это было равно тому, чтобы услышать выговор от зайца. И тогда начинает казаться, что у зайца выросли волчьи зубы… Что-то было в голосе служанки, в том, как она подошла к окну, зная, что он выстрелит… Это заставило полковника убежать… Ведь он приходил не убивать ее, а внушить ей подлый, низкий страх, заставить ее дрожать в ожидании смерти. Этого полковнику было достаточно. И вот теперь он бежит… Черт побери! Полковник оглянулся. Он уже отбежал достаточно далеко от дома фактора. Странно, но никто не всполошился, не прибежал на выстрел — может, потому, что стрелял он из отдаленного места фактории, а может, потому, что небо вспыхивало зарницами и громыхало отдаленным громом — с океана шла гроза.
А Дороти начал бить озноб.
Она поняла, что ей нельзя оставаться в своей комнате. Ведь убийца может прийти… или прислать помощника. И Дороти босиком побежала к хозяйке. Та хоть не хочет ее смерти. Дороти знала, что Регина сегодня добивается ласк Джулиана, рассчитывая, что ей все же удастся зачать ребенка от законного супруга и не придется обращаться к кому-то из лейтенантов. Так что в спальне госпожи было пусто. Дороти улеглась на циновку у кровати Регины, а на рассвете, когда страхи ушли, вернулась к себе в комнату.

Кир Булычёв

Редакция Даниила Алексеева

Зеркало Зла

Часть 9. Темница для принцессы

Глава 6. Покушение

Утром Дороти отправилась на базар, чтобы купить Регине хороших спелых мангустинов, которые привозили из шанских селений. Порой Дороти брала с собой сипая, чтобы шел за ней и оберегал от бродяг или воришек, а потом тащил домой корзинку с покупками. Но сегодня она обошлась без охраны. Потому что прежде, чем пойти на базар, она, подозвав двуколку, приказала извозчику везти ее к Шведагону.
Начался дождь. Капли громко били по плетеной крыше повозки, воздух был сырой и пахнул лесной гнилью и речной водой.
У Дхаммапада вышел на веранду, как только ему сообщили, что приехала Ма Доро.
Дороти рассказала старику о вчерашнем суде, и тот сокрушенно покачивал головой, дивясь несправедливости англичан.
— Есть ли среди осужденных кто-либо, к кому твое сердце неравнодушно? — прозорливо спросил он, когда Дороти закончила краткий рассказ.
— Есть, — просто ответила Дороти. — Но не об этом сейчас речь, сайя-до. Я подсчитала: колеса готовы для тридцати пушек, лафеты заготовлены для сорока. Завтра или послезавтра они начнут ставить пушки на лафеты. Это делают на заднем дворе, за двойной стенкой, чтобы не увидел никто из бирманцев. Но я думаю, что бирманцы все равно узнают.
— Свезены ли все пушки с большого корабля? — спросил старый монах.
— Я думаю, что еще пушек двадцать осталось на корабле.
— Надо, чтобы они свезли с корабля все или почти все пушки, — произнес У Дхаммапада. — Потому что, если придут люди твоего дяди, нельзя, чтобы у корабля было много пушек. Он начнет стрелять…
Старик был прав.
— И все же я думаю, что моему дяде пора выходить в путь. Ведь ему надо собрать достаточную армию, чтобы удержать Рангун и бирманцев, которые там есть, и взять факторию. И это нелегко.
— Принцесса, — усмехнулся старый монах, — оставь это мужчинам.
— Хорошо, мне надо спешить, сайя, — сказала Дороти.
— А что говорит твое зеркало? — спросил У Дхаммапада.
Дороти показала зеркало настоятелю, и тот дивился силе демонов, которые смогли сделать такое зеркало. Он даже дал совет Дороти — выкинуть зеркало. Дороти не стала рассказывать ему о внутреннем голосе и о том, как она знала заранее, что и где ей надо искать. Она не могла сказать об этом старику, потому что он решил бы, что она попала под власть демонов.
Дороти купила на рынке, что требовалось и на пути к дому, как всегда, прошла рядом с тюрьмой. Тюрьма была невысоким бревенчатым строением, маленькие окошки которого были устроены под самой крышей. У обитых железными полосами дверей всегда стояли солдаты, причем не сипаи, а настоящие, англичане.
Как-то Дороти крикнула:
— Алекс!
Но ответа не услышала — солдат накинулся на нее с криком, чтобы бежала отсюда, пока он не доложил о ней полковнику Блекберри.
— Постыдился бы, Чарли, — сказала ему Дороти, — ты стережешь славных британских офицеров. На том свете тебя будут за это жарить на сковороде.
— На тот свет еще попасть надо, — отмахнулся солдат.
Дороти рассказала хозяйке о ночном выстреле. Та не поверила, что такое могло случиться, но Дороти провела ее в свою комнату и показала дырку в стене, в которой поблескивал бочок круглой пули. Тогда Регина заявила, что это какой-то бандит, но не полковник. И сказала, что все расследует. Но ничего не расследовала, и Дороти поняла, что госпожа знает и верит, что нападающим был именно полковник.
Еще через две недели, к радости полковника, но к разочарованию мистера Джулиана Уиттли, на небольшом бриге, который следовал из Калькутты в Малакку, прибыл мистер Пимпкин, заместитель губернатора. Он уже знал о происшествии с «Глорией» и даже о суде над ее офицерами. В конце концов, Индийский океан — достаточно оживленная лужа, как он сам говорил, потирая мягкие влажные ладошки, такие маленькие по сравнению с грузным телом и большой лопоухой головой, украшенной широкополой черной шляпой, которой заместитель губернатора никогда не снимал, из-за чего в британской Ост-Индии ходило немало сплетен.
Мистер Пимпкин заперся с мистером Уиттли и полковником и просидел с ними около трех часов. Затем они вызвали коммодора Стоуна и продолжили совещание.
О результатах его Джулиан, конечно же, обязан был сообщить своей жене, а она, будучи в благодушном настроении, на следующий день, пока мистер Пимпкин осматривал пушки, а потом отправился на «Дредноут», чтобы посмотреть, готовы ли к боям морские канониры, рассказала обо всем Дороти.
Во-первых, на совете было решено начать военную кампанию немедленно, пока от ливней не развезло все дороги. И в то же время завершить ее так, чтобы дороги все же развезло окончательно, что помешает бирманцам подтянуть подкрепления: в период дождей здесь воевать не принято. Помимо команды «Дредноута» и отряда сипаев, стороживших факторию, бриг, привезший мистера Пимпкина, доставил еще роту морских пехотинцев, и они временно поместились в страшной тесноте на линейном корабле, чтобы не вызвать у бирманцев подозрений.
Во-вторых, мистер Пимпкин, как и следовало ожидать, «после внимательной проверки» санкционировал решение суда и подписал его от имени губернатора. То есть преступники, сдавшие французам «Глорию», будут казнены перед началом похода. Это поможет поднять дух солдат, которые должны видеть, что предателям не будет пощады, как высоко они ни окопались.
— Нет! — вырвалось у Дороти. Она так надеялась, что ее дядя успеет появиться здесь и освободить Алекса. Теперь же Алекс погиб!
— Не причитай, надоело, — ответила Регина. — Найдем мы тебе отличного мужа, а не этого дикого славянина.
Регина не скрывала своей радости по поводу близкой казни Фицпатрика и его офицеров. Видно, ей очень не хотелось, чтобы они заговорили о ней в неподходящих местах… А потом, уже ближе к отъезду, она разделается со мной, понимала Дороти. Пока я ей нужна и, как она убедилась, не опасна. Она полагает, что причина того заключается в моем страхе остаться одной в чужой стране… О, как вы ошибаетесь, миссис Регина Уиттли!
Дороти кинулась в монастырь Священного зуба Будды. Но не добежала до него. Ее неожиданный побег в город вызвал подозрение у Блекберри — Дороти не успела выйти на китайскую улицу, как почувствовала опасность. Сначала шкурой, спиной. Потом, метнувшись за повозку, высоко нагруженную мешками с рисом, она поглядела на колечко. Камень был темно-красным, как капля густеющей крови. Ах, как жаль, что у нее нет с собой зеркала, — она узнала бы, кто ей угрожает.
Дороти присела за повозкой. Колеса у нее были высокими, так что Дороти без труда поместилась в убежище между стеной дома и улицей.
Ей были видны нижние половинки людей, мимо проплывали длинные бирманские юбки — шелковые у женщин, клетчатые хлопчатые у мужчин. Черные штаны шанов и лигонцев и синие широкие брюки китайцев… А вот показались серые чулки и синие панталоны англичанина. Дороти взглянула на камешек — он уже почернел. Англичанин держал ладонь на эфесе матросского палаша, и рука была напряжена — ясно, что он готов вытащить шпагу из ножен… Но кто это?
Дороти не смела выглянуть из-под повозки, она ждала, пока человек минует ее.
Просчитав до двадцати, Дороти осторожно поднялась и, прижимаясь спиной к стене, посмотрела вслед человеку. Конечно же, это плотник, один из подручных Блекберри! Значит, полковник заметил, как она поспешила в город во второй половине дня, когда ей вроде бы и нечего там делать! А может быть, полковнику донесла о ее бегстве сама госпожа?
Дороти решила подождать, пока соглядатай уйдет подальше, а затем вернуться к реке и пробраться к Шведагону за складами.
И в этот момент плотник оглянулся.
Он тоже умел чуять взгляд спиной!
Холодные серые глаза ищейки встретились со взглядом Дороти.
Она тут же представила себе, как он кинется к ней, взмахнет палашом… Дороти, скрытая от улицы повозкой, упадет, не вскрикнув, а соглядатай спокойно уйдет обратно. И еще получит от полковника тридцать серебряных шиллингов за устранение шпионки.
Дороти все это понимала, но стояла, как прикованная к месту, потому что повозка мешала ей убежать, и воображение, рассказавшее ей о собственной смерти, устрашило ее настолько, что ноги отказывались ей подчиняться.
И тут плотник вытащил из ножен палаш, словно угадал мысли Дороти и понял, насколько она беспомощна. Судя по сноровке, он умел обращаться с оружием, что, поверьте, необычно для второго плотника, мастерство которого должно ограничиваться плотницким ножом или топором.
Блеск стали разбудил Дороти. Она пискнула, как испуганный заяц, и, согнувшись, нырнула под повозку.
Ноги в серых чулках в два шага приблизились к повозке, и затем она увидела руку в синем камзоле, в которой был зажат короткий морской палаш. Рука старалась достать Дороти концом палаша — Дороти ринулась назад и наткнулась спиной на ось повозки. Надо было согнуться еще ниже, чтобы проскользнуть под ней. Дороти пыталась это сделать и тут увидела, что ноги в серых чулках подогнулись, как бы от большой тяжести, и, дернувшись, поехали под повозку каблуками вперед. Вслед за ногами в поле зрения Дороти попал весь плотник. Он улегся на спину, выронив палаш.
Дороти испугалась этому чуду даже больше, чем нападению. Как гусеница, она выползла из-под повозки, прижимаясь к стене, и услышала, как на улице поднимается визг. Люди кидались — кто к лежащему англичанину, а кто прочь. Произошла давка, и это помогло Дороти сделать два шага в сторону, а третий она сделала уже с помощью крепкой смуглой мужской руки, которая подхватила ее под локоть и так потянула в сторону, что Дороти даже не смогла закричать. Она решила было, что это напарник соглядатая, но тут же услышала знакомое мычание: Господи, да это же глухонемой Нга Дин, сын Бо Пиньязотты! Добрый туповатый бугай, боготворящий принцессу Лигона!
Нга Дин был одет портовым кули, длинные волосы собраны в пук на затылке, серая холщовая куртка измазана краской…
— Нга Дин, миленький…
Лигонец прижал к губам палец. И сделал страшные глаза.
— Отпусти руку, — сказала Дороти. — На нас обращают внимание.
Дороти говорила, глядя в глаза Нга Дину. В таком случае он все понимал.
Нга Дин кивнул и отпустил руку Дороти. Странно было бы этому портовому кули и дальше тащить за руку бирманку из приличного дома. Ведь именно бирманкой, с согласия Регины, обожавшей всякого рода маскарады, одевалась Дороти во время выходов в город.
Шум сзади становился все глуше и неразборчивей. Нга Дин дотронулся до плеча Дороти и показал ей знаком, что она должна повернуть за угол.
Путь пролегал мимо опиумокурильни старого китайского бандита. Но Дороти не решилась поднять голову, чтобы проверить, дома ли он, — а вдруг выглянет в окно?
За углом стоял старый грузовой рикша. Повозка его была пуста. Сильные мускулистые ноги рикши были обвиты венами от вечной натужной работы, широкая шляпа скрывала в тени лицо, руки тяжело лежали на перекладине, соединявшей оглобли повозки.
— Вас отвезти, Ма Доро? — спросил старый рикша.
— Нет, не надо, — ответила Дороти, не сразу сообразив, что ее окликнули по имени.
Нга Дин сзади засмеялся. Он-то обо всем знал. Дороти нагнула голову, заглядывая под шляпу. Бо Пиньязотта отодвинул шляпу на затылок, чтобы облегчить девушке задачу.
Он рассмеялся, показав тридцать два здоровых, желтых от жевания табака зуба.
— Нга Дин его убил! — Первое, что сообщила Дороти старому генералу.
Генерал сразу обратился к сыну. Нга Дин знаками подтвердил слова Дороти и добавил, что если бы он этого не сделал, то англичанин в синем костюме убил бы саблей принцессу. И ему, Нга Дину, ничего не оставалось, как унять таким образом убийцу.
— Мне теперь опасно возвращаться на факторию, — сказала Дороти.
— Осталось мало дней, — сказал Бо Пиньязотта. — Совсем мало дней. Нам лучше, если ты будешь внутри. Но если тебе страшно, то мы укроем тебя в монастыре У Дхаммапады.
— Они могут заподозрить меня в убийстве этого человека.
— А ты скажи правду, — ответил генерал. — Скажи, что ты никого не убивала.
Дороти подумала, что Бо Пиньязотта, хоть и хороший человек, но очень уж дикий. И если Дороти погибнет, он, конечно, будет жалеть, но ничем не покажет своего небольшого расстройства, потому что умерла всего-навсего женщина. Ей стало грустно.
— Что же ты решила, принцесса? — спросил Бо Пиньязотта.
— Я поняла, — сказала Дороти. — Я поняла, что для вас есть очень важные вещи и не очень важные. Самое важное — спасти горы от бирманского вторжения. А не очень важная — спасти меня.
— Это неправда, принцесса, — ответил старик. — Только помни, что, когда придет бирманская армия, будут убиты сотни и тысячи мужчин, а тысячи женщин уйдут в неволю. Так бывает всегда.
— Я понимаю, — сказала Дороти. — Я возвращаюсь на факторию.
— И будешь нашими ушами и глазами.

Кир Булычёв

Редакция Даниила Алексеева

Зеркало Зла

Часть 9. Темница для принцессы

Глава 7. Юбочник мистер Пимпкин

Как Дороти и боялась, весть о смерти англичанина достигла фактории раньше, чем она возвратилась. Тут же из фактории была снаряжена команда, чтобы принести тело соглядатая. Дороти встретила ее, подходя к воротам, но солдаты на нее не обратили внимания. Они же не знали, что плотник погиб, преследуя служанку.
Зато полковник Блекберри отлично об этом знал.
Он встретил Дороти на широком дворе перед главным зданием. Он закричал при виде ее:
— Явилась! У тебя хватило наглости явиться?
— Что случилось? — Дороти была удивлена. Она выглядела вполне обыкновенно, тем более что в руке у нее была небольшая корзинка, купленная на китайской улице, полная любимыми Региной спелыми мангустинами.
— Ты не знаешь, что случилось?
— Клянусь, что не знаю, сэр.
Стюарт со своим товарищем вышли на крик на веранду. Затем там же появилась Регина. Рабочие, ковавшие ободы для пушек в кузнице, бросили работу — уж очень уморительной показалась им сцена ссоры между высоким сутулым английским начальником и хорошенькой служанкой госпожи.
Вернее, это трудно было назвать ссорой: высокий господин наскакивал на девушку, намереваясь ее растерзать, а девушка растерянно оправдывалась, указывая на корзинку с мангустинами.
— Как я могла кого-нибудь убить? — удивилась она. — Чем? Мангустином?
— У тебя есть сообщники. В этом твоя главная опасность! И хватит! Этот номер у тебя не пройдет! Сейчас же иди в подвал! Я тебя сам повешу завтра вместе с предателями, потому что ты хуже их!
— Что произошло, что произошло? — спросил мистер Пимпкин, вынося на веранду свою необъятную тушу, прикрытую сверху шляпой.
— Эта мерзавка только что подстроила убийство моего лучшего агента, — закричал, не владея собой, Блекберри. — Это заноза в нашем теле, ядовитая колючка! И, если мы не избавимся от нее тут же, она нас всех погубит.
— Вас бы я была рада погубить, — дерзко ответила Дороти, надеясь на вмешательство Пимпкина. — Потому что вам, мистер Блекберри, мало врагов-мужчин, и вы преследуете меня, угрожая моей жизни с момента, как увидели меня в Лондоне. Ваши помощники неоднократно пытались меня убить! И теперь вы еще смеете свалить на меня смерть одного из них. Конечно, со мной воевать легче, чем с королем Авы.
— Я убью тебя! — Блекберри постарался вытащить шпагу, но это ему не удалось, потому что за руку его схватил лейтенант Стюарт.
— Постыдитесь, полковник, — сказал он. — Иначе, как офицер, я будут вынужден вызвать вас на дуэль, защищая часть британской подданной.
— Она не британская поданная! Она наймитка бирманцев!
— Господи! — закричала тогда Дороти. — Миссис Уиттли, вы всегда были так добры ко мне! Неужели вы оставите меня на растерзание этому злодею?
— Ты сама виновата в своей судьбе, — неожиданно для Дороти хозяйка решила отдать ее на растерзание. Почему? Впрочем, видно, в душе Регины любовь к лучшей вещи потерпела поражение в борьбе с осторожностью. Сейчас представился случай расправиться с собственным прошлым. И сохранить мир с опасным полковником.
Регина резко повернулась, и платье треснуло спереди по шву.
— Ах, простите, — воскликнула смущенная миссис Уиттли и спешно покинула веранду.
— Прочь с дороги, лейтенант! — заявил Блекберри. — Если вы не хотите попасть под полевой суд, в котором я же буду председательствовать. Я вам обещаю навсегда загубить карьеру, если вы сейчас же не отойдете от этой… этой…
— Подождите, полковник, не волнуйтесь так, — произнес грузный мистер Пимпкин, его большие слюнявые губы кривились в сладострастной усмешке. Ему так понравилась эта девица. — Вы склонны к преувеличениям. Наверняка мисс…
— Мисс Дороти Форест! — доложил лейтенант Стюарт, уже отступивший было на шаг под напором полковника и теперь стремившийся вернуться на утраченные позиции.
— Наверняка мисс Дороти не виновата в серьезных преступлениях, в которых вы ее обвиняете. Я глубоко убежден, что вам нужен отдых…
Мистер Пимпкин перевел взгляд на стоявшие неподалеку на траве носилки с телом плотника. Тело было накрыто грубой холстиной, из-под которой торчали лишь ноги в серых чулках и пыльных башмаках.
— Это ваш агент? — спросил мистер Пимпкин.
— Вот именно! — с вызовом ответил Блекберри.
— Как же вы в такой опасный и, я бы сказал, критический момент, — наставительно загудел человек-слон, — допускаете хождение по туземному городу своих подчиненных поодиночке, в европейском платье, да еще, полагаю, вооруженных. У нас в Бенгалии я бы тотчас снял с должности любого офицера, который бы посмел так неразумно и легкомысленно распоряжаться жизнями своих подчиненных во враждебной стране. Когда остались считанные дни до выступления и любой конфликт с туземцами может вызвать срыв всего великого предприятия, некоторые, много возомнившие о себе полковники ведут себя, как неразумные сержанты. Я прошу вас, полковник, пройти со мной в кабинет к уважаемому фактору Уиттли, и там мы продолжим разговор.
— Слушаюсь. — Блекберри выглядел, как побитая собака.
— Он, как побитая собака, — проговорил негромко вслед ему лейтенант Стюарт. — Но, как побитая собака, он вдвойне опасен, потому что будет пробовать клыки не на слоне, а на зайчонке. Ты поняла, Дороти?
— А вы готовы были меня оставить на растерзание, — печально произнесла Дороти.
— А что поделаешь? — развел руками лейтенант. — У меня лишь одна жизнь и одна карьера. Ну, кто мог подумать, что Пимпкин такой юбочник, что при виде тебя разрушит весь замок полковника Блекберри.
…Когда Дороти вернулась в дом фактора, Регина встретила ее у своей двери неделикатным вопросом:
— А разве тебя не посадили в тюрьму?
— Меня оправдали, — ответила Дороти. — А теперь тюрьма угрожает вашему другу полковнику Блекберри.
— Не мели чепухи! — неуверенно произнесла Регина и, подобрав юбки, ринулась в главный дом узнать, что же произошло.
Дороти же поставила корзинку с мангустинами на столик в гостиной семьи Уиттли, прошла к себе и сидела взаперти до темноты. Воображение рисовало ей картины сладостной встречи с Алексом, но тут же жестоко заставляло вспомнить о скорой казни молодого штурмана, и слезы накатывались на глаза Дороти.
Когда же стемнело, она рискнула, вышла во двор, чтобы посмотреть, нельзя ли подойти к солдатам и уговорить или подкупить их, чтобы они дозволили перекинуться словом с Алексом. Для подкупа у нее было несколько рубинов, которые ей дал с собой дядя.
Но подойти к тюрьме оказалось невозможно. На плацу рядом с тюрьмой при свете фонарей и факелов кипела работа: возводили помост и к двум столбам сверху приколачивали могучий поперечный брус. Дороти поняла, что сооружают виселицу…
Она не смогла там оставаться и побежала к себе.
Она спряталась в комнате и, пока не заснула, строила планы: то мысленно мчалась по горам навстречу дяде, чтобы он прислал отважных воинов, которые в последний момент спасут приговоренных, то сама с пистолетом в руке всходила на помост, чтобы освободить возлюбленного. Но, конечно, ничего она не придумала.

Кир Булычёв

Редакция Даниила Алексеева

Зеркало Зла

Часть 9. Темница для принцессы

Глава 8. День казни

Дороти заснула лишь под утро и неожиданно для себя проспала все на свете. Госпоже, поднявшейся раньше, пришлось идти к двери горничной, стучать и требовать, чтобы та встала наконец и помогла Регине совершить туалет — начинался большой день. День казни. День решений. День победы Регины над правдой. Правда не именовалась правдой в ее устах, для нее было другое слово: предательство.
— А когда… когда это будет? — спросила Дороти, причесывая госпожу.
— К закату полковник обещал со всем управиться, — радостно сказала птица. И Дороти поняла, что это такое — необратимое желание задушить человека.
Как? Что сделать, чтобы спасти Алекса? Ведь даже если дядя прибудет сюда через неделю или через три дня, все равно будет поздно. Не исключено, что после смерти офицеров с «Глории» полковник выполнит свою угрозу и Дороти последует за Алексом.
— Тебе его жалко? — спросила Регина. Теперь Дороти была убеждена, что госпожа нарочно дразнит ее, ибо ей доставляют радость страдания Дороти.
— Да, мне его очень жалко, — сказала Дороти, — я отдала бы все мои драгоценности, чтобы спасти их…
— У тебя есть драгоценности? Откуда? Ты же нищенка! — Регина насторожилась. Зря ты, Дороти, так легкомысленно заговорила с хозяйкой. Она же насторожена, как птица.
— У меня их немного…
— Вранье! Ты была голой на корабле. А потом у тебя появилось серебряное зеркало, я видела его…
— Это не зеркало… оно не отражает.
— Знаю, — ответила Регина. — Иначе бы я его у тебя отобрала. Тебе не положено иметь такое зеркало. Но я тебе должна сказать, что, когда полковник отрубит тебе голову, мне все равно достанутся и твое зеркало, и твои рубины, которые ты так неосторожно зашила в дно своей шанской сумки.
И Регина счастливо засмеялась.
— Кстати, — сказала она, насладившись растерянностью Дороти. — Там уже нет никаких рубинов, потому что тебе не положено иметь рубины!
Регина поднялась, отобрала гребень у обомлевшей Дороти и сказала, отступая в угол комнаты:
— А теперь уходи отсюда. И предупреждаю, что у меня есть пистолет.
— Куда уходить?
— На улицу! Иди, полюбуйся, как будут вешать твоих дружков. — Хозяйка была нарочито груба, она хотела вывести Дороти из себя.
Не поддавайся, она нарочно, уговаривала себя Дороти, она хочет, чтобы я сорвалась…
— Уходи, — визгливо повторила Регина.
Дороти покинула комнату и, не чуя под собой ног, выбежала на зеленый газон перед домом фактора.
Здесь стена близко подходила к строениям, дальше начинался плац, где уже была сооружена виселица. Дороти показалась страшной ее завершенность. Как накрытый стол, она была готова к приему гостей и сделана аккуратно, на совесть, видно, человек, отвечавший за ее изготовление, был аккуратистом и знатоком своего дела. Веревки с петлями на концах, которые свисали с перекладины, были одинаковы по длине и замерли, ожидая, кого бы стиснуть в своих объятиях. Под петлями на равном расстоянии один от другого стояло пять ящиков. Их вышибут из-под ног казненных. Ящики тоже были одинаковыми и стояли в ровную линию.
Дороти зачарованно смотрела на виселицу. В совершенстве этой виселицы ей виделся весь мир, окружающий ее с момента отплытия из Англии. Его жестокость была освящена аккуратностью, и сегодня эта власть, эта аккуратность будет расправляться с теми людьми, которые допустили сбой машины, нарушили далеко идущие планы лондонских стратегов и рангунского исполнителя, мистера Джулиана Уиттли.
К виселице подходили зеваки, некоторые даже поднимались на помост и трогали ящики, один офицер забрался на ящик и хотел сунуть голову в петлю, сержант, который стерег виселицу, уговаривал его уйти.
— Уходите, уходите! — проскрипел полковник Блекберри, незаметно вышедший на плац. — Если не хотите повиснуть там за компанию.
Полковник Блекберри с каждым днем забирал все большую власть на фактории. Дороти даже подумала, что зря Регина и мистер Джулиан сделали его своим доверенным союзником. Не сегодня-завтра полковник воспользуется своими познаниями, чтобы оттеснить и погубить сегодняшних друзей.
И тут полковник увидел Дороти.
Господи, опять начинается на меня охота…
— Так, подсматриваешь? — Блекберри при виде Дороти терял рассудок. — Нет твоего защитника! Уехал мистер Пимпкин на «Дредноут». А ну, иди со мной!
Полковник схватил Дороти за плечо. Она попыталась сбросить его руку. Вокруг были враги! Кто-то в толпе окруживших виселицу зевак громко засмеялся — то ли над усердием полковника, то ли над страхом Дороти, которого она не в силах была скрыть.
— Ты пойдешь в тюрьму! — кричал полковник. — И я тебя вздерну вместе с ними! Или ты хочешь, чтобы тебя сожгли как ведьму?
— Но нельзя же так! За что вы меня преследуете?
Если Дороти надеялась вызвать жалость у зрителей, она ошиблась — клерки и прочая мелкая сошка фактории встретили эти слова взрывом веселья. Видно, виселица как-то изменила настроение законопослушных британцев и превратила их в древних римлян, поворачивающих большой палец вниз в знаменитом жесте времен гладиаторских боев: «Добей поверженного!»
Дороти отбивалась как могла, но победить этого жилистого озверевшего мужчину она была не в состоянии.
Полковник тянул свою жертву на газон, к дорожке, которая вела к подслеповатому зданию тюрьмы. Дороти рванулась из последних сил, и полковник отпустил ее — так неожиданно, что Дороти упала.
Но и полковник упал.
Он схватился за ту руку, которой тащил Дороти, и между пальцев его текла кровь.
— Укусила! — крикнул кто-то из зевак. — Она укусила полковника!
Дороти и в голову не пришло кусаться… Но что же случилось?
— Там! — закричал Блекберри, перекрывая шум голосов. — Оттуда стреляли… — Пальцем здоровой руки он показал на могучее дерево Пламя леса, ветви которого, красные от цветов, нависали над бревенчатой стеной фактории.
И Дороти тоже показалось, что она видит человека, который спускается вниз… Вот он исчез за стеной.
— Он стрелял! Это ее сообщник!
Дороти знала только одного охотника в мире, который мог попасть в комара на лету — Нга Дина. Неужели Бо Пиньязотта все же отрядил сына охранять Дороти?
Милый, милый простак! Он же только сделал хуже! Теперь все на фактории убедились в том, что Дороти связана с бирманцами или какими-то враждебными англичанам силами. И, хоть и раненый, полковник может торжествовать…
И когда Дороти потащили в тюрьму, полковник, радостный и даже веселый, прошел за ней несколько шагов и проговорил ей вслед, обращаясь к толпе:
— Я же предупреждал!
Но тут силы оставили его, и полковник Блекберри опустился на газон.
К нему, вызванный кем-то, уже бежал доктор Стренгл.
Дороти обернулась. На фоне виселицы под висящими толстыми петлями сидел на земле полковник Блекберри, а доктор Стренгл раскрывал свою сумку, чтобы достать корпию и бинт для перевязки его раны.

Кир Булычёв

Редакция Даниила Алексеева

Зеркало Зла

Часть 9. Темница для принцессы

Глава 9. В тюрьме

Хоть Дороти было больно — ее дергали, толкали, словно хотели убить до того, как она попадет в тюрьму, она вдруг подумала: а ведь ей повезло! Она же сейчас увидит Алекса! Конечно же, ей ведь хотелось попасть в тюрьму!
Дороти благополучно забыла, что ее сегодня собираются повесить, и беспокоилась, входя в тюрьму, хорошо ли она выглядит и понравится ли она Алексу.
Открылась дверь в тюрьму, вокруг были какие-то люди, что-то говорили, почему-то ее хотели обыскивать, и Дороти стала отбиваться от грязных рук, потом чьи-то опытные пальцы вытащили из ее головы булавки — не положено иметь в тюрьме булавки, волосы рассыпались по плечам — что подумает Алекс! — и Дороти оказалась в полутемном помещении с земляным полом, где было душно, жарко и дурно пахло…
Но Дороти сразу узнала Алекса — вон он поднимается с вороха соломы! Узнает ли он ее?
Со скрежетом закрылась дверь в каземат.
Капитан Фицпатрик тоже поднялся со скамьи. Скамья стояла у стола, на нем были кувшин и глиняная чашка.
В удивлении обернулись к Дороти второй штурман, помощник капитана и артиллерист — всех их Дороти отлично знала, несколько недель они встречались почти каждый день.
— Здравствуйте, — сказала Дороти бодрым голосом, и даже для нее самой голос прозвучал фальшиво. Ей пришлось откашляться и повторить приветствие.
— Дороти! — Капитан Фицпатрик не скрывал удивления. — Вас-то за что сюда бросили? Неужели вы обожгли хозяйку утюгом, когда гладили ее туалеты?
Дороти не поняла, шутит ли худой и еще более исхудавший в темнице капитан «Глории»?
Но смех его помощников развеял ее сомнения.
Алекс не смеялся. Он приблизился к Дороти.
— Я испуган, — произнес он, вглядываясь в ее лицо. — Что случилось? Почему ты наказана?
— Я не просто наказана, — сказала Дороти, — меня казнят вместе с вами.
— Полковник Блекберри? — спросил капитан. — Это его интриги? А почему вас не защитит Регина Уиттли?
— Когда она меня защищала?
— Вы правы, — вздохнул Фицпатрик.
И Дороти поняла, что офицеры в эти дни немало обсуждали события недавних месяцев — судьба была к ним жестока и намеревалась нанести им последний удар.
— Расскажите, как он до вас добрался, Дороти? — попросил капитан.
Дороти начала рассказывать. Перед тем как довести рассказ до последних минут, она прервала его и попросила напиться. К счастью, в кувшине осталось немного воды. Ей не хотелось открывать свою тайну — говорить о том, что в Рангуне скрываются лазутчики из Лигонского королевства. Ей не хотелось говорить, что она знает, кто стрелял в полковника.
Поэтому Дороти ограничилась тем, что поведала о выстреле «откуда-то».
— Да, это замечательный предлог расправиться с тобой, — сказал сокрушенно Алекс.
О, как он побледнел и исхудал за эти дни!
— Боюсь, что ваша судьба была предрешена раньше. И если бы не мистер Пимпкин, который вас вчера защитил, то вы разделили бы нашу судьбу еще раньше…
— Что об этом говорить! — вздохнула Дороти. — Он же не раз пытался меня убить… И даже посылал своих подручных…
Потом расскажу о смерти плотника, подумала она. Успею… И вдруг поняла, что не успеет. Что никогда уже ничего не расскажет милому капитану Фицпатрику или курносому рыжему шотландцу — артиллерийскому офицеру.
— А опасная ли у полковника рана? — с надеждой спросил артиллерийский офицер. — Выживет ли он?
— Боюсь, что рана не опасная, в руку.
— Как жаль, — произнес артиллерист.
— Откуда же стреляли? — спросил помощник капитана.
— Как я понимаю, снаружи, с большого дерева за стеной фактории.
— Жаль, что это был не я, — сказал Алекс. — Я бы не промахнулся.
— Молодые люди, — остановил своих товарищей по несчастью капитан Фицпатрик. — Вам представляется, что если со сцены уйдет один, самый очевидный злодей, то наступят славные времена и восторжествует справедливость. О, какое это заблуждение! Подумайте, главный ли человек в этой интриге полковник Блекберри? Я сам отвечу: отнюдь не главный.
Его используют супруги Уиттли. Я в этом убежден. Джулиану Уиттли надо доказать Компании, что в возможном провале похода он не виновен. Его жене требуется доказать, что ее поведение во время плавания было безупречным, а приключения ужасными! И конечно же, полковнику Блекберри важно доказать, что он вел себя безукоризненно, как настоящий лев, а не отсиделся во время боя где-то ниже лазарета.
Слушатели кивали, соглашаясь с Фицпатриком. И хоть его речь предназначалась скорее для Дороти, она поняла, что Фицпатрик повторял эту речь не единожды и что она выражает общее мнение всех узников.
— К сожалению, — продолжал Фицпатрик, — вы, Дороти, тоже плохой свидетель. И конечно же, Регина вас боится. Она понимает, что ваш рассказ о жизни в бирманской семье — неправда. Потому что вы согласились с ее лживыми утверждениями о буре в море и гибели всех остальных пассажиров шлюпки. Она лжет, а вы соглашаетесь с ложью! Зачем? Вы для нее смертельно опасны. И я почти уверен, хотя, может быть, вам горько это сознавать, что именно миссис Уиттли стоит за вашим арестом и решением полковника вас казнить. Теперь даже Пимпкин вряд ли вас спасет — налицо таинственный выстрел вашего сообщника…
— Сколько времени? — спросила Дороти, сделав вид, что не расслышала последнего слова капитана.
— Одиннадцатый час.
— Они хотят казнить нас перед обедом, чтобы потом с чистым сердцем усесться за стол.
— Два часа? Осталось два часа? — вдруг испугался артиллерийский офицер. Конечно же, его зовут Генри. Генри-артиллерист.
Капитан Фицпатрик опустился за стол. Он склонил поседевшую за последние недели голову и глядел на крышку стола, словно ждал от нее ответа…
— Нет, — сказал артиллерист, — что-то должно произойти…
Дороти взяла Алекса за руку. Рука его была прохладной и сухой. Это хорошо. Это так приятно… Его пальцы сжались, обнимая пальцы девушки. Дороти легонько потянула Алекса в сторону. К счастью, камера была низкой, но обширной. Видно, ее не всегда использовали как тюрьму, порой — как склад для ценных товаров.
Дороти отвела Алекса в угол, где было свалено слежавшееся сено.
— Вы здесь спите? — спросила она.
— Вы угадали.
Дороти села на сено.
Страх, недавно охвативший ее при виде смертельно испуганного артиллериста, куда-то исчез. Спрятался. Он, конечно, вылезет, когда за ними придут, но давайте сейчас вообразим, что нас всего-навсего посадили в тюрьму.
— Давай просто думать, — прошептала она Алексу, — что нас посадили в тюрьму и забыли о нас. И нам даже повезло, что мы оказались в одной камере. Так что, если все отвернутся, ты можешь меня поцеловать.
— Что ты говоришь…
— Тебе не нравятся мои слова?
— Подумай, Дороти, зачем мы будем притворяться… Мне уже не так страшно умереть самому, но мысль о том, что и ты попала в эту ловушку, совершенно невыносима!
— Алекс, — сказала тогда Дороти, — я давно собиралась тебя спросить: как ты ко мне относишься?
— Я люблю тебя, — сразу ответил Алекс. — Я любил тебя все эти недели, пока не знал, что с тобой, где ты, жива ли ты! Я молил Господа, чтобы он забрал мою жизнь и оставил тебя на Земле. И знаешь, когда меня приговорили к смерти, я счел это ответом судьбы на мои молитвы. Да, значит, Небо согласилось оставить тебя в живых…
— Милый! — Дороти погладила его руку. — Какой ты наивный! Неужели ты не знаешь, что Небо не вступает в договоры с людьми. Это — дело дьявола.
Алекс улыбнулся.
Дороти прижалась к нему, подняла голову и поцеловала его в щеку.
И поняла, что щека молодого штурмана горячая и соленая.
— Неужели все мужчины в Польше такие странные? Зачем же плакать, если мы вместе?
— Черт побери! — взревел Фицпатрик. — Я слышал ваши слова, дети мои! Я не могу этого выносить. Слушайте меня, офицеры! Нас пятеро. Пока среди нас не было этой невинной девушки, которая имела неосторожность полюбить нашего Алекса, я готов был пойти на смерть, потому что на самом деле чувствовал вину за то, что «Глория» попала в руки к врагу. Но сейчас я изменил свое решение.
— Говорите, капитан. — Помощник Фицпатрика поднялся с кучи соломы у двери. — Я чувствую, что вы что-то придумали.
— Говорите, капитан! — воскликнул артиллерист, который был готов к любому решению, только чтобы не идти на казнь, как баран.
— Я понял, что раз мы стали жертвой заговора, то наш долг, как офицеров Его Величества, сражаться до последней возможности против врагов трона.
— И что делать? Вы только прикажите, капитан! — потребовал артиллерист.
— Мы должны попытаться дорого отдать нашу жизнь, — сказал капитан. — Когда нас будут выводить, изображайте полное равнодушие и покорность. Я полагаю, что, если нам повезет, они не будут сразу связывать нам руки, как простым преступникам. Тогда у нас будет маленькая надежда разоружить солдат, которые придут за нами, и затем тех, кто стоит у входа. Может быть, если позволит Господь, мы сможем пробиться из фактории… Как только мы вырвемся наружу, у нас появятся шансы…
— Вы предлагаете поднять бунт против Ост-Индской компании и короля Британии? — спросил помощник капитана.
— Нет, мы поднимаем восстание против мерзавцев, которые прикрывают свои грязные делишки именем короля. Среди нас есть мисс Дороти Форест, которая, я надеюсь, тоже сможет выступить королевским свидетелем…
— Я постараюсь…
— Нам нужно будет добраться до Калькутты, а еще лучше — до Лондона, чтобы мы могли дать показания на настоящем, справедливом суде. Я думаю, что мы добьемся справедливости, друзья!
Как много может сделать слово, сказанное в самый безнадежный, черный момент жизни! Только что в каземате находились несколько человек, главным занятием которых было сведение счетов с собственной жизнью, как у обитателей чумного барака.
И тут — перемена! Пятеро офицеров, готовых сражаться, как спартанцы при Фермопилах, стояли в темном каземате, и рядом с ними была отважная юная амазонка, также не страшившаяся вражеских стрел и копий.
— Моряк, — произнес капитан Фицпатрик, уже помолодевший лет на двадцать, — должен всегда размышлять. Каждый бой для моряка — это задача со многими неизвестными. Сухопутный офицер может положиться на устав, нам же устав противопоказан. Мы потерпели с вами поражение, сражаясь с корсаром, как с французским регулярным кораблем. Мы должны победить сегодня, потому что от нас не ждут бунта и нас недооценивают, так же как мы недооценивали Сюркуфа. Поэтому внезапность на нашей стороне. А значит, нас не пятеро…
— Не шестеро! — воскликнула Дороти.
— Не шестеро, а шестьдесят. К тому же нам будет противостоять не воинская часть и не моряки, а толпа зевак, пришедшая полюбоваться, как мы наложим в штаны в последнюю минуту нашей жизни. А это значит, что нас не шестьдесят, а шестьсот.
— Слушайте, слушайте! — воскликнул артиллерист.
— А теперь за дело, господа офицеры!
— За какое дело? — спросила Дороти.
— Мы должны придумать, как мы вооружимся. Затем мы должны разработать всю операцию до секунды и дюйма. Кто где стоит, когда за нами входят, кто что делает. Если они будут настолько глупы, что заявятся к нам во главе с фактором, то у нас появится шанс захватить заложников.
— Слушайте!
— Пока из оружия у нас только кувшин, — продолжал Фицпатрик. — Это немного. Думайте, думайте, что еще можно использовать как оружие…
— Там в углу валялась палка под соломой, — сказал артиллерист.
— Так чего же вы молчите! Тащите ее сюда, Генри!
И смерть отступила…

Кир Булычёв

Редакция Даниила Алексеева

Зеркало Зла

Часть 10. Возвращение сокровищ

Глава 1. Нападение

В приключенческом романе существует закон: спасение должно прийти к героям ровно за секунду до того, как палач опустит топор или выбьет ящик из-под ног жертвы.
Однако наш роман никак нельзя назвать приключенческим, ибо цель его — неспешное изучение быта и нравов наших далеких предков, а также будней некоторых организаций конца XXI века.
Именно поэтому стремление к жизненной и исторической правде оказывается куда более важным, чем внешняя завлекательность. И приходится констатировать, что, несмотря на соблазн отправиться по проторенным путям, в нашем романе события разворачивались вовсе не так драматично, как нам того хотелось.
Более того, приходится признать, что Дороти так и не пришлось подниматься на эшафот и подставлять под грубые садовые ножницы палача свои длинные черные волосы, чтобы они не помешали удушить невинную девушку.
До начала казни оставалось еще более часа, и палач из числа сержантов местного гарнизона как бы переставлял посуду на праздничном столе, передвигая куверты из-за того, что ждали дополнительного гостя. А попросту говоря, он менял расположение петель, чтобы уместить на виселице шестую петлю для Дороти.
Несколько зевак еще остались на плацу, глядя на старания палача, но большинство разошлись, потому что к одиннадцати часам солнце поднимается так высоко, что оставаться на открытом месте становится пыткой. Под навесами еще слышны были удары молотков и лязг пил — там изготавливали лафеты и колеса для пушек, а над кузницей чернел столб дыма — там выковывали железные части лафетов. Но работа шла далеко не так весело, как с утра, потому что жара доняла рабочих.
День был тяжелым. Солнце светило сквозь мглу, воздух был напоен влагой, и парило так, словно находишься под крышкой кипящего чайника.
Ворота фактории были приоткрыты, потому что недавно катер с «Дредноута» привез еще три пушки из числа шестидесяти, которые планировал использовать в походе мистер Джулиан Уиттли, а вернее, мистер Пимпкин, который намеревался возглавить поход, в подготовке которого не принимал участия, и украсить себя лаврами завоевателя Пегу. О чем он и совещался сейчас с коммодором Стоуном на борту «Дредноута». Сам мистер Уиттли сидел у себя в кабинете и писал обстоятельный донос на мистера Пимпкина, а также подробное оправдание собственных действий в ходе суда и казни офицеров «Глории». Он намеревался отправить это письмо своей почтой — через обязанных ему многим армянских купцов, которым, как христианам, он обещал особые блага после присоединения ближней Авы к Британской Ост-Индии.
Птица Регина мучилась от жары, щеки ее стали малиновыми, тело было покрыто потом, следовало бы облиться прохладной водой, но эта подлая Дороти умудрилась подстрелить полковника и угодить в тюрьму, поэтому оставила хозяйку без хорошей горничной, что по меньшей мере подло…
Полковник Блекберри сильно страдал, лежа на своей койке.
Он просил доктора Стренгла дать ему опия, к которому давно уже имел пристрастие, но доктор все тянул и не выполнял просьбы раненого. Правда, он уже трижды предлагал полковнику достать сколько угодно опия, если тот выпустит из тюрьмы Дороти и отменит свое распоряжение о ее казни. Но полковник предпочитал страдать, но от жертвы не отказывался.
Именно в эти томительные минуты на широкой дороге, что тянулась вдоль реки, по направлению к фактории двигался громадный клуб пыли. Если бы вам удалось заглянуть внутрь этого клуба, вы увидели бы, что пыль поднята копытами нескольких десятков могучих буйволов, которые брели к фактории. Все буйволы были в упряжи, но без повозок. За буйволами, укрываясь в облаке пыли, двигались несколько слонов, но никто не мог бы разобрать, рабочие это слоны или боевые, так плотна была пылевая завеса.
Несколько пастухов шли цепью вокруг буйволов, покрикивали на них, не давая кинуться к реке на водопой, чего буйволам хотелось более всего.
Шум от движения этого стада был значителен, но он не вызывал тревоги у солдат, что охраняли ворота, потому что это был мирный шум, подобный жужжанию мух, стрекоту рисорушки или мычанию стада коров.
Солдаты были убеждены, что стадо буйволов минует ворота фактории и пойдет дальше. Но не тут-то было. Буйволы сгрудились у ворот и, подгоняемые пастухами, повернули внутрь фактории.
Солдаты отступали перед буйволовой стеной и кричали, полагая, что это происходит по глупости пастухов.
Все больше и больше буйволов вторгалось внутрь фактории. К солдатам уже бежал начальник караула, возмущенный этим зрелищем.
— Да скажите кто-нибудь этим идиотам, — кричал он. — Если они не уберут свое стадо, я буду стрелять! Это же территория британской короны!
Но буйволы уже заполнили всю площадь перед навесами и складами, и первые начали пробиваться в следующий двор, к плацу с виселицами.
На помощь караулу, рассеянному буйволами, из казармы выскакивали сипаи, ошарашенные от неожиданности, размягченные тупой влажной жарой, они еле волочили ружья и все еще не решались стрелять, не понимая, кто же их враг.
Лейтенант Стюарт, выбежавший из своей комнаты в панталонах и белой сорочке, сжимая в руке шпагу, попытался собрать солдат, и тут прогремел первый выстрел.
Никто не догадался сначала, что стреляют с небольших площадок, укрепленных на спинах слонов.
Слоны оказались боевыми.
Славный, веселый лейтенант Стюарт упал бездыханным, потому что Нга Дин мог попасть на лету в комара.
Этот выстрел и шум буйволового стада донесся до заключенных в тюрьме и заставил их замереть, прислушиваясь.
Между тем все новые сипаи выбегали на плац, но стадо буйволов — настолько необычный враг, что солдаты, тем более не ожидавшие вообще нападения, потому что день должен был быть посвящен великому развлечению — публичной казни, при виде направленных на них рогов и сплоченности колонн противника растерянно отступали.
Закричала, призывая к бою, труба — с запозданием английская фактория принимала меры к обороне. Старалась организовать оборону. За складами, на газоне, майор Спрингфильд останавливал солдат, выбегающих из казармы, чтобы построить их и только затем отправиться в бой, над центральным зданием фактории на мачте поднялся флаг, призывающий на помощь «Дредноут» — флаг обозначал крайнюю опасность, в которой оказалась фактория. Впрочем, откуда пришла опасность и что она собой представляет, еще никто в фактории не знал.
Между тем пастухи, число которых все время увеличивалось и которые оказались вооружены пистолетами и кривыми мечами, носились по дворам, навесам, под навесами, по мастерским, складам и даже комнатам клерков, производя страшный шум, стреляя, круша мебель, убивая всех, кто посмел сопротивляться, и выполняя притом приказ их вождя — любой ценой отыскать и привести наследную принцессу Лигона ее светлость Ма Доро, безжалостно уничтожив любого, кто посмеет этому помешать.
Так как никто в фактории не знал лигонского языка, то крики, обращенные к принцессе, которыми был буквально наполнен воздух, как бывает он наполнен птичьим щебетом в утреннем ласковом лесу, никому ничего не сказали и были многими приняты за воинственный клич диких пастухов…
Дороти, стоявшая рядом с Алексом, держа его за руку, и слушавшая крики, топот и выстрелы за дверью, вдруг различила в криках свое имя. Может ли так быть?
— Я здесь! — закричала Дороти по-лигонски. — Я здесь.
И тут же она осеклась.
Ее товарищи по несчастью с удивлением посмотрели на нее.
Дороти поняла, что наступил момент раскрыть свою тайну, ибо хуже всего потерять доверие близких людей в такой тяжелый момент.
— Так чего же ты молчала! — воскликнул капитан Фицпатрик. — Ты говори, что там происходит? Ты хочешь сказать, что бирманцы ворвались в факторию?
— Этого еще не хватало! — расстроился его помощник. — Из огня да в полымя. Они же нас не пощадят.
— Наверное, они пронюхали, что Уиттли замыслил небольшой победоносный поход, — сказал артиллерист.
— Это не бирманцы, — сказала Дороти.
— Так кто же?
— Это лигонцы.
— А кто такие лигонцы?
За дверью в комнате охраны, где находился караул тюрьмы, раздавались взволнованные голоса. Начальник караула никак не мог решить, отсиживаться ли здесь и, рискуя попасть в ловушку, охранять осужденных или попытаться выбраться наружу и вступить в бой.
Шум, производимый караульными, заглушил крики снаружи.
Дороти ничего не могла объяснить офицерам.
— Лигонцы — враги бирманцев, — сказала Дороти.
— Так чего же им на нас нападать? — не понял Алекс.
— Им нужны пушки, — ответила Дороти.
— Им нужны наши пушки?
— Да, чтобы защищаться от бирманцев.
— У меня голова идет кругом! — сообщил Фицпатрик. — Кто на кого нападает, кто кому враг, кому нужны пушки…
— Да не в этом дело! — закричал Алекс. — Неужели вы не понимаете, что для нас важен только один вопрос — вздернут нас на виселице сегодня к обеду или кто-то может этому помешать!
— Молодец, Алекс, — поддержал его артиллерист. — Мне плевать, кто на кого напал! Сожгите виселицу, и я поставлю свечу в первой же церкви, до которой доберусь.
— Так что они кричат? — спросил Фицпатрик.
— Я не слышу. Вы можете подсадить меня к окошку?
Низкое маленькое окошко находилось под самым потолком. Оно было забрано решеткой, с земли до него было футов восемь.
В мгновение ока узники подвинули к стене стол, на стол вскочили Алекс и артиллерист. Они помогли взобраться на стол Дороти и, схватившись руками, образовали ступеньку, на которую взобралась Дороти. Еще через несколько секунд она уже могла выглянуть наружу.
— Там пыль, — сообщила она ожидающим вестей пленникам. — Там бегают люди… почему-то там буйволы, много буйволов… Я вижу слона, ой, он топчет солдат! И падает… его застрелили! Идет другой слон…
Тут Дороти прервала свой рассказ, потому что из пыли и дыма выскочили несколько лигонцев в боевых доспехах.
Они бежали к тюрьме.
Лигонцы остановились в нескольких шагах от тюрьмы, и один из воинов закричал:
— Принцесса Ма Доро, отзовись! Принцесса Ма Доро, ты где?
Это же относится ко мне, поняла Дороти.
— Я здесь! — закричала девушка. Она просунула руку сквозь решетку и помахала ею, привлекая внимание воинов. — Я заперта здесь с моими друзьями. Освободите нас!
Воины услышали ее крик. Радостная улыбка появилась на лице их предводителя.
— Принцесса Ма Доро, ты жива!
Наверное, она видела этого воина раньше, зато он-то наверняка видел принцессу.
— Осторожнее! — крикнула принцесса воину. — Там в дверях есть охрана. У них ружья.
— Сколько их? — спросил воин.
— Я думаю, что человек пять или шесть…
Как бы в подтверждение слов Дороти, из комнаты охраны раздалось несколько выстрелов. Один из воинов схватился за плечо, он был ранен. Остальные прыснули в разные стороны.
— Ну что там? — спросил артиллерист. — Рассказывай же!
— Опустите меня, — сказала Дороти. — Меня видели и узнали.
— Как узнали? — спросил Фицпатрик с недоверием.
— Я потом расскажу, у нас нет времени! Сейчас начнется штурм нашей тюрьмы. И нас освободят.
— Почему вас узнали? — повторил капитан Фицпатрик.
— Да потому, что я из того же племени! Неужели вы не поняли?
— Поэтому ты знаешь их язык?
— Я знаю их язык. Моя мама научила меня! — повторила Дороти. Никак не могли англичане это уразуметь.
— Зачем вам знать их язык?
— Господи! — взмолилась Дороти. — Ну как можно быть таким занудным?
Капитан обиделся и осекся. Артиллерист засмеялся.
— И в самом деле! Дайте им нас освободить. Хотите, мы снова вас поднимем? А то ваши друзья медлят.
— Нет, — возразил Алекс. — Сейчас там будут стрелять. Я не хочу, чтобы Дороти подвергала себя риску.
Дороти увидела, как усмехнулся помощник капитана, но была благодарна Алексу за то, что в такой момент он думает о ней.
Снаружи раздался тяжелый тупой удар.
— Что это? — спросила Дороти.
— Я думаю, что они решили выбить наружную дверь, — сказал капитан. — Но лучше бы они выстрелили по ней из пушки. Тараном ее не возьмешь.
Дороти подумала, что капитан уже переживает за лигонцев, словно они пришли освобождать именно его.
— Они не будут стрелять из пушки, они побоятся повредить нам, — сказал артиллерист.
Удар повторился. В ответ на него послышались выстрелы.
— Стража отстреливается сквозь бойницы.
Вдруг все здание содрогнулось…
Снаружи послышался громкий треск, удары, крики, серия выстрелов…
Затем, после короткой паузы, нечто могучее ударило во внутреннюю дверь тюрьмы, и та послушно упала внутрь, в камеру.
Узники с удивлением увидели громадную голову боевого слона, на которую было надето защитное устройство, подобное шлему с толстым металлическим рогом, как у единорога, — именно лбом, оснащенным таким тараном, слон взломал дверь…
Слон не стал входить внутрь, а по команде погонщика отступил.
Тут же стало видно, что в комнате охраны лежат тела солдат. Солнце, сияющее снаружи, осветило поле битвы и ударило в спину невысокого стройного человека, облаченного в кольчугу и позолоченный шлем, украшенный шишаком и снабженный полями подобно шляпе. На груди этого человека сверкала позолоченная морда тигра, в руке он держал меч. За ним в каземат вбежали несколько воинов с пистолетами и ружьями.
— Ма Доро! — воскликнул от двери предводитель лигонцев. — Ты жива!
Воины, вбежавшие в каземат, пали ниц и, распростершись на полу, замерли. Это не значит, что в Лигоне столь развиты монархические чувства, просто иначе воины не могли выразить радость.
Английские офицеры были потрясены настолько, что потеряли дар речи.
Воин в золотом шлеме сделал несколько шагов вперед. Дороти добежала до него, обняла и заплакала, смеясь…
— О дядя, мой дорогой дядя! Ты спас нас! Как ты успел?
— Мне донесли, что тебе угрожает смерть, — сказал Бо Нурия. — Мы поспешили… Ну, это было нелегко! Представляешь, мы гнали целое стадо буйволов, которых закупили вокруг Рангуна. — Король засмеялся, воины вторили ему, поднимаясь с пола и окружая принцессу.
— Зачем? — спросила Дороти.
— Во-первых, затем, чтобы вывезти отсюда пушки, а во-вторых, для того, чтобы англичане сдали нам факторию. Они ведь ждали нападения от людей, но совсем не ждали нападения от племени буйволов.
И король Лигона заразительно засмеялся. Смеялись воины, засмеялась принцесса Ма Доро, и, еще не понимая ничего толком, но уверенные в том, что виселица им более не грозит, засмеялись англичане.
— Пошли, — сказал король, кладя руку на плечо любимой племянницы.
— Пошли, — сказала Дороти англичанам. — Там теперь безопаснее.
Все еще настороженные, англичане медленно последовали за лигонцами. Обходя тела убитых солдат, они жмурились от бившего в глаза солнечного света, от которого давно отвыкли.
— Что они делали? — спросил артиллерист. — Дороти, почему они так бухнулись перед тобой? За кого они тебя приняли?
— И кто этот мужчина в позолоченной сковородке? — с ревностью в голосе спросил Алекс. — Почему ты его обнимала?
— Я вам все объясню, — сказала Дороти. — Сейчас я только могу сказать, чтобы вы не удивлялись… Ничего удивительного в этом нет…
— Не стесняйся, — мрачно произнес Алекс. — Не стесняйся, мы тебя не съедим.
— Ну, хорошо, только не смейтесь… Дело в том, что я принцесса королевства Лигон, а освободил нас мой дядя — король Лигона.
Потрясенные англичане смотрели на служанку миссис Уиттли, а Алекс только и смог вымолвить:
— Еще этого мне не хватало!

Кир Булычёв

Редакция Даниила Алексеева

Зеркало Зла

Часть 10. Возвращение сокровищ

Глава 2. Правосудие короля Лигона

На плацу, стоя на помосте под виселицей, что придавало всей сцене жуткий, зловещий оттенок, король Лигона творил суд, ибо сопротивление фактории, вспыхнув, так и не разгорелось. Оказалось, что по-настоящему организовать сопротивление хитро задуманному нападению лигонцев было некому. Тем более что половина солдат и матросов, составлявших тот отряд, который намерен был сокрушить бирманцев в Рангуне, оставались на «Дредноуте», лишенные, правда, артиллерии. Там же был и мистер Пимпкин, в критический момент оказавшийся отрезанным от фактории. Полчаса назад они с коммодором попытались организовать десант и вернуть факторию, но стрелки Бо Нурии находились в выгодном положении, будучи растянуты по высокому берегу. Так что ни одна из шлюпок до берега не добралась и все, кроме одной, перевернувшейся, возвратились на корабль.
Бо Нурия стоял на помосте, над ним покачивались петли, шесть петель — одна для его любимой племянницы Ма Доро. А на Востоке не прощают такого оскорбления царствующему дому. Кинув взгляд на петлю, король Лигона перевел его на толпу пленных. Даже в ней побежденные стояли по чинам, не смешиваясь. Впереди — офицеры, некоторые с женами, которые решили разделить участь своих кормильцев, среди них и полковник Блекберри, которого поддерживал доктор Стренгл, далее понуро стоял мистер Джулиан Уиттли, который лицезрел сегодня крушение всех своих жизненных планов и надежд, рядом с ним, настороженная, нахохленная, стояла Регина, вытирая локтем пот, катившийся по крутому лобику. К фактору жались служащие и клерки Компании, англичане и англо-индийцы, которым англичане всегда доверяли больше, чем туземцам. Наконец, далее, сгрудившись, но не смешиваясь, стояли английские моряки и солдаты и индийские сипаи. В отличие от командиров, ни те ни другие, раз уж бой закончился, не испытывали страха за свою судьбу и ждали, чем кончится это стояние на жаре, после чего можно будет удалиться в казарму и ждать решения своей участи.
Король поднял руку, призывая всех замолчать. Низкий неразборчивый гул постепенно прервался. Король поманил к себе молодого индуса, который служил у него переводчиком. Индус покинул группу лигонцев, стоявшую у помоста лицом к англичанам. В той группе были Бо Пиньязотта и его глухонемой сын, несколько придворных в латах и боевой одежде, с лицами, расписанными полосками — знаком войны. Раньше мужчины в Лигоне татуировали на щеках и на лбу знаки рода и знаки войны, но теперь их рисовали только во время похода, ведь татуируются лишь дикие люди гор!
Пока индус поднимался на помост, Бо Нурия отыскал глазами свою племянницу и улыбнулся ей.
Дороти и ее сотоварищи по тюрьме стояли отдельно ото всех в стороне, под навесом замолчавшей кузницы. Этим они как бы отделились от англичан, которые их хотели убить, и от лигонцев, которые все же, что ни говори, были туземцами, да и сами не звали англичан присоединиться к ним.
Бо Нурия заговорил, и индус начал переводить его речь на английский язык:
— Я, король Лигона и повелитель трех тысяч белых слонов, — произнес Бо Нурия, — пришел в Рангун взять у феринджи пушки, которые нужны мне, чтобы не пустить моего соседа короля Авы в мои земли. Я взял пушки.
Бо Нурия сделал рубящий жест правой рукой — с пушками было покончено. Хотя Дороти было ясно, что лигонцам предстоят нелегкие дни. На плац долетали шум и даже раскаты отдаленного грохота — лигонцы запрягали буйволов и слонов, чтобы тащить сорок готовых к пути пушек поперек равнины, далее в горы, за Пегу. В пути следовало отбиваться от рангунского и пегуанского гарнизонов, которые будут подняты бирманцами, чтобы остановить Бо Нурию, а также преодолевать размокшие от дождя дороги.
Но это — завтрашний день. Сегодня лигонский король — победитель. Его смелый план удался.
— Я хотел сказать, — продолжал король, — что в моем государстве хорошая жизнь. Мы много платим мушкетерам и артиллеристам, которые нам служат. Если английские артиллеристы и офицеры согласятся поехать с нами, то я обещаю, что вы будете получать жалование вдвое больше, чем платит вам английский король. Когда же вы захотите уехать, мы не будем чинить вам препятствий…
— А может, это выход? — прошептал стоявший рядом с Дороти артиллерист.
— Вы же британский офицер! — возразил Фицпатрик.
— Мне так не нравится висеть вон так…
Король, как будто послушавшись артиллериста, тоже поднял голову, глядя на петли.
— Мы не хотели никому зла. Мы взяли пушки и уйдем, — продолжал он. — Мы даже просим прощения у тех, кому мы нанесли вред или кого убили. Но вы — плохие солдаты, раз вы пустили в крепость стадо буйволов. Так воевать нельзя.
Из цепи лигонцев, оцепивших помост, донесся смех.
— Когда вы будете воевать с Авой, запомните это.
Смех повторился.
Но среди англичан он не нашел отклика. Они хранили мрачное молчание. Даже среди сипаев и солдат, до того вполголоса обсуждавших предложение короля о поступлении к нему на службу, наступила тишина.
— Мне надо уходить, — сказал король. — Мы свое дело сделали. Нам предстоит большая дорога. Но все же мне придется еще задержаться…
Король ждал, пока индус переведет его слова, и глаза его непрестанно шарили по толпе, искали кого-то.
— Вы, оказывается, не очень дружно живете. Как скорпионы в банке, вы жалите друг друга. Вы сегодня так хотели посмотреть на смерть собственных офицеров, что забыли закрыть ворота и пустили меня к вам в гости. Если в одном войске офицеры казнят офицеров, это значит, что в нем нет согласия и оно будет побеждено даже слабейшим, но я не стал бы говорить об этом, если бы вы не решили казнить невинную девушку, почти девочку, потому что ее невзлюбил главный палач англичан. Тот самый, который устроил казнь своих же офицеров. Я думаю, что человек, который устраивает суд над своими товарищами и получает удовольствие, стараясь убить девушку, — это зверь, ядовитая змея, которой нет места на этой земле. Где он, этот убийца?
— Туда ему и дорога, — прошептал помощник капитана.
— Я давно это предлагал, но не вслух, — поддержал его артиллерист.
— Вы забываете, господа, — возразил Фицпатрик, — дело идет о жизни высокопоставленного британского офицера. Мы должны вспомнить, что мы — патриоты.
— А он вдвое больший патриот, чем вы, капитан, — заметил Алекс.
Наконец король отыскал в толпе полковника.
— Пускай он придет сюда, — сказал король, — и сам выберет себе петлю. Он хотел погубить шестерых, нам достаточно его одного.
Полковник двигался с трудом. С одной стороны его поддерживал доктор Стренгл, с другой — один из клерков. Тонкие ноги в обтягивающих панталонах и белых измазанных чулках подкашивались и заплетались…
Король ждал, толпа на площади молчала — в каждом проснулся зевака, каждому было интересно, чем же кончится представление. Благо, теперь оно касалось только полковника Блекберри, и никого более. А тем временем взгляд короля встретился со взглядом Регины Уиттли.
Регина искала взгляда победителя. Самой природой она была предназначена для того, чтобы становиться добычей победителя, и, как уже известно, горе победителю, которому она решила отдать самое дорогое, что у нее было, — девичью честь.
Птичьи, прозрачные, словно наполненные голубой водой, глаза молодой женщины вцепились в зрачки короля и так потянули их к себе, что тот пошатнулся и чуть было не потерял равновесия… С громадным трудом Бо Нурия оторвал свой взгляд от Регины и обратил его к полковнику, взобравшемуся на помост.
— Я могу предоставить этому господину, — сказал король, — право выбора. Он может выбрать для себя любую из петель, которые он подготовил для других людей. Я думаю, что это справедливо. Справедливо?
Обращение короля к толпе вызвало утвердительный гул, и Дороти показалось, что голоса доносились и от английской половины аудитории.
— Я не хочу, — прохрипел полковник. — Вы не имеете права… вы будете жестоко наказаны!
— Переведи, что он сказал, что там бормочет эта гусеница? — потребовал Бо Нурия.
— Он грозит вам, — ответил индус.
— Чем грозит он мне? Именем Бога или силой людей?
— Ты будешь сам болтаться на виселице, ты никуда не уйдешь…
— Он грозит всеми именами, — недослушав монолога полковника, сказал индус.
Индус очень плохо говорил по-английски, его трудно было понимать. Но слов он знал много.
— Я думаю, что ему лучше всего подойдет петля, которую он приготовил для принцессы, — сказал король.
И показал на крайнюю петлю. Но, когда по знаку короля на помост вскочили три воина во главе с Нга Дином и, оттолкнув доктора и клерка, потащили полковника к петле, тот начал биться и визжать, как перепуганный младенец. Рана на руке, перевязанная кое-как, открылась, и кровь полилась на помост.
— Нельзя! — закричала Дороти. — Не надо!
Никто не слушал ее.
— Нельзя! Пожалуйста, пожалейте его!
— Черт с ним, — сказал ей на ухо Алекс. — Он же столько сделал дурного. Он неисправим.
— Не надо! Он думал, что так надо!
— Я лучше знаю, Ма Доро, — услышал ее наконец король. — Но правосудие должно быть свершено. Этот человек не раз пытался убить тебя. Ему нельзя оставаться в живых.
Но что-то смущало короля. Он не был до конца уверен в том, что поступил правильно, хотя королей отличает от простых смертных именно умение не сомневаться.
Взгляд короля, и не в первый раз, скользнул к несчастной миссис Уиттли. Миссис Уиттли глубоко вздохнула, и ее платье треснуло под напором изумительных по полноте и высокому сорту яблок. Видя, какое впечатление это зрелище произвело на короля, она чуть заметно кивнула, показав на полковника. Она одобрила решение короля!
Королю было невдомек, что, повесив полковника, по общему мнению, верного союзника и сторонника Регины, король исполнит ее страстное желание избавиться от всех свидетелей — от всех, и в первую очередь от самого опасного — мистера Блекберри.
А после ее жеста всякие сомнения у короля пропали. Недаром эта могучая тугая птица одобрила его решение…
Дороти зарыдала и спрятала лицо на груди у Алекса.
Он прижал ее голову к груди.
Воины отошли от виселицы, полковник схватился за петлю, стараясь растянуть ее.
Нга Дин вышиб из-под его ног ящик, но полковник все еще держался за петлю и извивался, стараясь оттянуть свою смерть.
И тогда стоявший у помоста старый воин Бо Пиньязотта поднял пистолет и выстрелил полковнику в сердце — генерал не любил, когда люди или животные мучились перед смертью.

Кир Булычёв

Редакция Даниила Алексеева

Зеркало Зла

Часть 10. Возвращение сокровищ

Глава 3. Покидая факторию

Буйволовые упряжки бесконечной чередой выползали из ворот фактории и тянулись вдоль берега на восток, мимо пакгаузов и навесов, мимо причалов, мимо китайской улицы к дороге, которая ведет к Джогону и дальше к горам.
Впереди были слышны частые выстрелы — авангард лигонского отряда пробивал дорогу сквозь бирманские заслоны, к счастью, недостаточно плотные и организованные. Бирманцы до сих пор не смогли сообразить, с какой целью лигонцы совершали такой необдуманный набег — не намеревались же они удержать порт?
На территории фактории еще продолжалась суета — на подводы и в повозки грузили порох, ядра и иную военную добычу. Правда, народу во дворах фактории поубавилось, потому что те из солдат и служащих, кто не захотел присоединиться к отряду лигонцев, были заперты кто в тюрьме, кто в главном пороховом складе, там было тесно и душно, но король не хотел рисковать — благо, что сидеть-то им оставалось часа два, не больше.
Дороти в сопровождении Алекса пошла к себе в комнату.
Разговоры закончились. Результаты их можно было предугадать, хотя недавних узников они не радовали — их разводили жизненные дороги, и настолько резко, что, вернее всего, больше им не удастся увидеться.
Разлука навечно подобна смерти, и, как ни странно, победил полковник, чье тело мерно покачивалось на виселице под ударами налетевшего с океана ветра, а сюртук блестел, разбухнув от ливня.
Когда Дороти бежала через плац к своему дому, она увидела тело полковника, и у нее сжалось сердце от чувства вины перед этим пожилым и неласковым человеком. Она подумала, что он так и не вылечил руку — и эту рану он тоже получил из-за Дороти.
Из всех узников трое уходили с отрядом Бо Нурии, а трое избрали иную долю: Фицпатрик, его помощник и старший штурман предпочли разделить участь остальных обитателей фактории. Фицпатрик был убежден, что теперь, после смерти Блекберри, их приговор будет пересмотрен, благо, что Джулиана Уиттли вряд ли теперь можно рассматривать как достойного председателя суда и свидетеля обвинения, ведь Компания никому и никогда не прощала трусости и очевидной бездарности. А ведь в эйфории от ожидавшейся казни Уиттли и другие офицеры проморгали небольшой отряд дикарей, который смог обезоружить и ограбить факторию. Вся Ост-Индия теперь будет смеяться над рангунскими стратегами… В любом случае Фицпатрик предпочел риск повторного суда измене Империи и Компании, а именно так он рассматривал поступок артиллерийского офицера. Правда, как джентльмен, который не смог в свое время спасти своих подчиненных от плена и из-за которого они оказались в тюрьме и на краю гибели, он не считал себя вправе навязывать свою волю молодым офицерам. Он лишь опечалился, узнав, что артиллерист уходит в армию Бо Нурии, вступая на неверный путь белого наемника в туземной армии. Он был огорчен и тем, что Алекс согласился остаться здесь с Дороти.
— Но простите, капитан, — отвечал на его уговоры Алекс, — я допускаю, что вас, возможно, и оправдают, хотя вряд ли вам снова доверят командование компанейским судном. Но вы англичанин, из хорошей семьи, у вас есть в Англии свой дом и друзья. Я же — везде изгой. Меня из милости приняли на флот Его Величества, но, раз я эмигрант, ко мне всегда относились с недоверием. Что же будет дальше? Карьера моя погублена, мне не найти даже место сержанта… При первой же возможности меня как иностранца, уже приговоренного к смерти, будут считать преступником.
— Но Дороти…
— Ведь не Дороти остается со мной, — улыбнулся штурман, который даже в такой момент оставался разумным и рассудительным молодым человеком, начисто лишенным польской вспыльчивости и заносчивости. А я остаюсь с Дороти. Вы забыли, что теперь для меня честь — считаться поклонником самой настоящей принцессы.
— Для меня важнее то, — откликнулась Дороти, — что ты обратил на меня внимание, когда я была всего-навсего горничной.
Алекс пожал плечами. Он не настолько знал английский язык, чтобы быть уверенным, шутит ли его возлюбленная.
— Вы останетесь… в горах? — спросил Фицпатрик, стараясь избегать выражений, которые могли бы обидеть принцессу. Капитан понимал, что никогда не сможет считать Дороти принцессой, и жалел гордого поляка, который вряд ли уживется в горном королевстве на роли принца-консорта.
— Вряд ли, — осторожно ответил штурман. И Фицпатрик понял, что ход мыслей штурмана схож с рассуждениями его капитана.
На этом разговор закончился. Но в любом случае Дороти и Алекс решили уйти из Рангуна вместе с отрядом Бо Нурии. Неизвестно, где будут искать виноватых мистер Джулиан Уиттли и его коварная супруга. Но казнь полковника Блекберри, без сомнения, припишут вредному влиянию Дороти и возвратят их с Алексом в тюрьму. Два чужестранца — чем не компания для заговора?
…Дороти первой поднялась на веранду дома фактора. Его самого Дороти встретить не боялась — она видела, как фактора провели в тюрьму, и он ничем не показал своего недовольства. Похоже было, что он даже испытывает удовлетворение от такого исхода его стояния перед эшафотом. Ему было достаточно уже того, что не пришлось составить компанию полковнику.
Уборщик, который стоял на веранде, при виде Дороти спрятался, потому что сама горничная и офицер, сопровождавший ее, бежали так быстро и были так взволнованы, что бедному китайцу лучше было к ним не соваться.
Дороти пробежала по коридору в свою комнату.
— Здесь я жила, — сказала она. — Но недолго.
Дороти открыла свой истертый сундучок и принялась кидать в него платья, юбки и иной незамысловатый скарб, которым большей частью поделилась с ней миссис Уиттли.
Зеркало должно было лежать в шанской сумке, как и мешочек с рубинами, которые ей дал дядя на дорогу до Рангуна. Конечно же, Регина не солгала — ни рубинов, ни зеркала на месте не оказалось. И понятно почему, ведь Регина и не скрывала своего убеждения в том, что паршивой служанке не положено владеть такими богатствами.
Дороти объяснила все Алексу.
— Отлично, — сказал он. — Войдем к ней, пока миссис Уиттли сидит в тюрьме, и возьмем то, что тебе принадлежит.
— Разумно, — согласилась Дороти, делая вид, что небо, а не она сама, подтолкнуло Алекса на такое смелое решение.
Дороти отдала Алексу свой сундучок, а сама первой вышла из комнаты, намереваясь посетить спальню госпожи. Она знала, где хранится шкатулка, в которую Регина складывала любимые штучки, — ее любимая птичья ухоронка.
Но, выйдя в коридор, Дороти услышала в спальне Регины шум и замерла, призывая Алекса жестом к молчанию.
— Там кто-то есть, — прошептала она.
— Еще чего не хватало! — Алекс испугался, что грабитель опередит их.
Отстранив Дороти, он первым поспешил к двери в спальню и смело раскрыл ее, потому что не сомневался, что увидит либо горца, либо кого-то из слуг.
Но взвизгнула, оборачиваясь, сама госпожа Уиттли.
Это она кидала в сундук свои платья и прочие ценности.
А у стены в ожидании, когда кончится эта процедура, возвышался скучный с виду Нга Дин.
— Ах! Я так испугалась, что это Джулиан! — вырвалось у Регины.
— Нет, это всего-навсего я, — ответила Дороти, входя в комнату вслед за Алексом.
— Ах, это ты!
Наступила неловкая пауза. Регина первой нарушила ее:
— Со мной случилась беда, — произнесла она плачущим голосом. — Я опять попала в плен…
Несмотря на удрученный тон, глазки птицы сверкали от предвкушения славного приключения. И у Дороти не было никаких сомнений в том, что ее милый наивный дядя, которому в жизни не приходилось видеть такого пышного бюста, как у Регины, покорно согласился на роль обольстителя и похитителя.
— Мне так будет не хватать твоих рук, я бы хотела, чтобы ты возвратилась ко мне… Хотя, наверное, это невозможно?
— Невозможно, — ответил за Дороти Алекс.
— Ах, да, — рассеянно произнесла Регина. — Вы, наверно, ее кавалер?
Регина не выносила чужих мужчин, она или отбирала, или уничтожала их.
— Миссис Уиттли, — официально заявила Дороти, — вы взяли у меня старое серебряное зеркало, которое ничего не отражает, и мешочек с рубинами. Возвратите их.
— У меня ничего нет! — быстро воскликнула Регина.
— Я даже знаю, где они у вас спрятаны, — сказала Дороти и сделала шаг к шкафу.
— Это грабеж! — завопила Регина, совершенно забыв, что Дороти более не ее служанка. — Немедленно уйди отсюда, а то я засажу тебя в тюрьму, паршивка! Солдат, — последнее относилось к обалдевшему от этой сцены Нга Дину, — немедленно схвати эту воровку!
Указующий перст миссис Уиттли уперся в грудь Дороти. От такого напора Алекс замер и даже отступил. Нга Дин, ничего не понимая, обернулся к Дороти. Губы глухонемого двигались в попытке произнести слова. Дороти заговорила медленно и отчетливо, чтобы Нга Дин мог разобрать слова по движениям губ:
— Не волнуйся, друг, — говорила Дороти по-лигонски. — Эта глупая женщина — моя должница. Я возьму у нее мои вещи и уйду.
Нга Дин радостно замычал — теперь ему все было понятно, и он успокоился.
— Давайте, — обернулась Дороти к миссис Уиттли. — Быстро! Доставайте шкатулку! Нга Дин не будет долго терпеть.
— Еще чего не хватало!
— Миссис Уиттли, я говорю с вами как принцесса Лигона и повелительница этого солдата и других солдат. Если вы хотите остаться в живых, то подчиняйтесь мне.
— Да не надо звать солдат, я сам ее выпорю, — сказал Алекс.
Регина только поморщилась. Она напряженно шевелила птичьими мозгами.
— Господи! — радостно закричала она. — Как же я забыла! Дороти, милая, принцессочка моя, тут у меня остались твои вещицы, я взяла их на сохранение и думала — скорее бы вернулась моя милая подружка…
Регина по пояс залезла в шкаф и с трудом вытащила шкатулку. Шкатулка была тяжелой, наполненной доверху. В ней лежали вещи ценные вперемешку с барахлом — алмазные серьги и золотые цепочки, сапфиры и рубины, стеклярусные бусы и бисер для обмена с туземцами. Регина никогда не могла отказаться от того, что блестит. Нга Дин с восхищением истинного дикаря глазел на шкатулку, поражаясь богатством этой белой госпожи.
Со вздохом Регина достала зеркало, но мешочек никак не могла отыскать.
— Скажи, пожалуйста, — спросила она, — а в государстве твоего дяди много рубинов?
— Найди мой мешочек, — сказала Дороти, — и я тебе отвечу.
— Честно?
— Между нами всегда и все было честно, правда?
Тут же Регина отыскала заветный мешочек и, пересилив себя, протянула его Дороти. Дороти передала мешочек Алексу.
— Никогда бы не доверялась мужчинам, которых только что выпустили из тюрьмы, — мстительно заметила миссис Уиттли.
— Я сама только что вышла из тюрьмы, — напомнила бывшей хозяйке Дороти.
— Ну, в отношении тебя была допущена ошибка. Я так и сказала мистеру Блекберри… — Тут Регина осеклась и замолкла.
— А что касается драгоценных камней, — сказала Дороти, — то в Лигоне есть богатейшие копи, более богатые, чем копи царя Соломона.
Дороти взяла зеркало и посмотрела в него. В зеркале клубился туман, сквозь который можно было угадать смутные черты миссис Уиттли. Как поняла Дороти подсказку зеркала, Регина рада была бы перегрызть глотку своей горничной, но никогда не посмеет этого сделать.

Кир Булычёв

Редакция Даниила Алексеева

Зеркало Зла

Часть 10. Возвращение сокровищ

Глава 4. Прощание с королём Лигона

Пока арьергард отряда под командованием Бо Пиньязотты отбивал опоздавшие и бессильные атаки бирманцев, король Бо Нурия сделал привал у подножия первого из холмов горной гряды Пегу-Йома. Он стоял на постаменте старинной полуразрушенной статуи возлежащего в нирване Будды и с чувством землепашца, который славно вскопал свое поле, смотрел, как мимо тянутся буйволовые упряжи, везущие драгоценные пушки.
Прекрасная птица — его невольница и жертва миссис Уиттли сидела на невысокой скамеечке у его ног. Когда король отрывал взгляд от артиллерии, он обращал его к невольнице. Невольница поглаживала короля по затянутому в кожаные латы колену.
— Мне так трудно, — сказала Регина, и индус устало перевел ее слова, — мне хочется, чтобы между мной и моим повелителем было полное понимание. Но не могу же я все время говорить через этого идиота! Пускай мистер Нурия сделает моей переводчицей милую Дороти. Тем более что она привыкла быть моей горничной и с радостью мне поможет.
Услышав перевод, король крайне удивился, но спросил у стоящей на том же постаменте Дороти:
— Это так, моя девочка?
— Мой царственный дядя, — ответила Дороти. — Я не могу вмешиваться в твою жизнь и в твои всегда мудрые решения. Но умоляю тебя, как самый близкий к тебе человек…
Индус начал переводить, но Дороти остановила его взмахом руки, и индус с облегчением подчинился ей.
— Я умоляю тебя быть осторожным с этой хищной женщиной. Насладись ею, сколько желаешь, но дай ей убежать, не обобрав и не предав тебя!
— Что ты говоришь! — обиделся король, гордый своей проницательностью. — Это же моя добыча, в любой момент, говоря поэтически, я волен кинуть ее за борт моей ладьи.
— К сожалению, я не смогу оставаться более с тобой, у меня тоже есть свои планы и своя жизнь… Рядом со мной, как ты знаешь, находится человек, которому я отдала свое сердце.
— Только не это! — воскликнул король. — Ты останешься со мной, и не будет никаких больше авантюр! Если тебе нужен этот феринджи — пускай поживет у нас. Я найду ему место!
Регина крутила головой, стараясь понять, не о ней ли речь, — она боялась мести Дороти и не могла поверить, что Дороти мстить не намерена.
Алекс, подъехавший к помосту верхом на сильной, но невысокой лошади, тоже прислушивался. Его польская гордость не позволяла ему оставаться при горном дворе в качестве принца-консорта. Тем более что он даже языка местного не знал и знать его не собирался.
— Мы договаривались с тобой, дядя, — напомнила Дороти, — что, когда все это кончится, ты отпустишь меня домой…
— Твой дом здесь!
— Ты отпустишь меня домой, к маме. И мы сделаем так, чтобы мама приехала к тебе. Она мечтает об этом. И ты мечтаешь увидеть свою сестру.
— Ты ревнуешь меня к этой белой женщине? — догадался король.
— А ты ревнуешь меня к этому — белому мужчине, — в тон ему произнесла Дороти.
И тут обоим стало смешно. Они заливались хохотом, и окружающие, кто заразившись их весельем, а кто желая угодить, тоже стали смеяться. Лишь Алекс и Регина оставались серьезными — вернее, натянуто улыбались. Обоим было страшно, оба боялись потерять своих избранников.
Когда правящие особы отсмеялись, король произнес уже иным, спокойным, миролюбивым тоном:
— А я надеялся, что Алекс останется в моей армии. Он хороший парень и офицер. Спроси его, может, останется?
— В следующий раз, — ответила Дороти. — А пока мы тебе оставляем почти сорок человек. Разве мало?
— Мне всегда мало, — сказал король. — Я подумываю о походе на Аву.
— А потом на Сиам? А потом на Китай? Опомнись, дядя.
— Если ты поедешь к своей матери, — переменил тему король, — то я не могу тебя задерживать.
— Скоро вы перейдете на человеческий язык? — закапризничала Регина. — Нельзя так долго мучить несчастную женщину, разлученную с мужем.
— Мы уезжаем, дядя, — сказала Дороти, — и береги свою казну.
— Я — жадный человек, — сухо усмехнулся Бо Нурия, и тут Дороти поняла, что несмотря на все старания Регины, птица не получит ничего более сверх того, что подарит ей повелитель.
— Женщина, помолчи, когда разговаривают благородные люди! — приказал он. — Индус, переведи!
Индус перевел. Регина смолчала.
— Ты уверена, что хочешь уехать? — не сдавался король.
— Да.
— Ты вернешься?
— Не знаю.
— Мне будет горько.
— Я скажу моей матери и брату, чтобы они спешили к тебе.
— Это правильно, — сказал король. — Я вам дам отряд, который проводит вас в порт Моулмейн. Туда приходят корабли из Голландии и Португалии. Вы сможете купить себе место. Но потом вы… ты… вы приедете в Лигон.
— Я обещаю.
На следующее утро Дороти и Алекс попрощались с королем Лигона. Король чуть пошатывался после ночи любви, которою его одарила птица Регина. Сама птица еще спала — из шатра доносилось похрапывание. Король выделил для охраны Дороти небольшой отряд под командованием Бо Пиньязотты. Король хотел всем показать, что в Моулмейн едет его племянница, знатная дама королевства. Последующие три дня Дороти и Алекс путешествовали на слоне, сидя на небольшой боевой платформе. Второй слон нес старого генерала. Затем следовали полсотни всадников.
В Моулмейне Бо Пиньязотта передал принцессе тяжелую шкатулку, полную рубинов и сапфиров.
— Если бы ты знала, внучка, — сказал Бо Пиньязотта, — какой скандал ему закатила белая женщина, похожая на белую корову, когда увидела эту шкатулку. Я боюсь, что она околдует его.
— Не бойся, дедушка, — ответила Дороти. — Еще три дня, и он сам отвезет ее обратно в Рангун и сдаст на руки мужу.
Старик засмеялся. Он очень надеялся на такой исход королевского увлечения.
Затем генерал передал Дороти свернутые в свиток грамоты. Одна из них признавала наследницей престола сестру короля Ма Ин и приглашала ее вернуться в Лиджи. Дороти была убеждена, что мать согласится. Во втором документе говорилось о том, что Дороти — принцесса Лигона. Она имеет право лишь на дань с трех горных трактов и шести деревень, а так же является хозяйкой рубиновых копей в Магваи. Доходы с него ей будут пересылаться.
Они сняли небольшой дом на окраине Моулмейна. За большую мзду мьоза Моулмейна сделал вид, что никаких подозрительных лигонцев в городе не водится.
Через десять дней в Моулмейне бросил якорь голландский корабль, который держал курс на Кейптаун. Алекс договорился с капитаном о каютах.
Когда он возвратился сказать, что все улажено, Бо Пиньязотта сказал, что только что прибыл гонец из Лиджи с сообщением, что после недели праздников король отослал обратно в Рангун с большими дарами ошибочно похищенную госпожу Уиттли.
— Мой дядя так никогда и не догадается, что он никого не похищал. Это была попытка его похитить, которая, к счастью, не удалась, — сказала Дороти.
Бо Пиньязотта согласился с принцессой. Он покинул Моулмейн только тогда, когда паруса голландского корабля скрылись в море.

Кир Булычёв

Редакция Даниила Алексеева

Зеркало Зла

Часть 10. Возвращение сокровищ

Глава 5. Эксперимент завершается

Профессор Гродно вызвал комиссара Милодара. Срочно. Ввиду завершения эксперимента.
— Какого завершения? По моим расчетам…
— Ваши расчеты никуда не годятся, комиссар, — ответил профессор, — мы имеем дело с живыми людьми.
— Но Лицо империи Эпидавр, которое прибыло для получения ритуальных сокровищ, отправилось в Монте-Карло. Я целые сутки его уламывал, чтобы чем-то занять.
— И отлично. Зачем Лицу присутствовать при наших земных тревогах.
— Что-нибудь случилось? — быстро спросил комиссар. Любой малый провал в конце операции запоминается начальством куда болезненнее, чем катастрофа в ее начале.
— Ничего особенного, если не считать, что необходимо сегодня вывести Кору из сна. Иначе будет поздно.
— Не порите панику, профессор. Кора — наш сотрудник. Она понимает меру своей ответственности.
— Она сейчас ничего не понимает, — возразил профессор. — Она скоро полгода как спит.
— Значит, мне ехать без гостя? — уточнил Милодар.
— Вот именно!
Когда через час с небольшим Милодар прибыл в Институт Номер Шесть, профессор показал ему на пульт управления и контроля. Судя по его данным, мозг Коры отказывался более спать. Он полагал, что дело сделано, он спешил проснуться.
Милодар остановился у саркофага, словно Наполеон перед открытой гробницей фараона. Он скрестил руки на груди и внимательно всматривался в спокойное лицо своей сотрудницы. Он не мог отделаться от ощущения, что его дурачат.
Он подумал, что, когда он уходит, Кора вылезает из саркофага, пьет чай с профессором Ахметом Гродно, может, не отказывается и от рюмочки, и они вместе посмеиваются над руководством Галактической полиции.
— Где она сейчас? — спросил Милодар.
— Вот это вам и предстоит узнать, — ответил профессор, — ведь вам разрешено совершить последнее погружение вашей голограммы в прошлое, чтобы узнать, раздобыла ли Дороти нужные вам предметы, и если это так, то где вам их искать…
— Разрешение у меня есть… А разве кто-нибудь догадывается о разнице?
— Тогда готовьтесь!
— Догадываемся, будьте покойны, — сказала лаборантка Пегги, разочарованная в комиссаре, потому что рассчитывала выйти за него замуж, но ничего из этого не вышло. А когда ей месяца два назад удалось увлечь комиссара в комнату отдыха, обнаружилось, что она пытается лобызать голограмму. — Я различаю вас и вашу голограмму с первого взгляда.
— Говори, Пегги, говори! Ты будешь первой женщиной, которая смогла разгадать мой секрет. А это, милая, невозможно!
— Фу! — воскликнула Пегги. — Разница настолько очевидна, что заметна невооруженным глазом.
— Какая?
— Ваша голограмма никогда не просит кофе, а вы наяву первым делом просите меня сварить кофе покрепче.
Комиссар задумался.
— В этом что-то есть, — произнес он наконец. Ему хотелось кофе, но кофе он просить не стал — пускай обманываются. — А что говорит наблюдение за Корой? — спросил Милодар у профессора.
— Пик беспокойства миновал, — ответил Гродно, — я думаю, что Дороти удалось вырваться из фактории.
— Откуда вы знаете?
— У нас свои каналы, — ответил Гродно, а Пегги коварно усмехнулась.
— Говорите! — потребовал комиссар.
— Нам дали сеанс визуальной связи по каналам Академии наук.
— Та-ак… — угрожающе пропел комиссар. — И вы забыли поставить меня в известность?
— Мы не могли этого сделать. Мы пытались, — ответил Гродно. — Но ваша секретарша сказала, что вы ликвидируете наркобанду на поясе Астероидов и с вами нет связи.
— Предательница, — прошептал Милодар. — Я отказался жениться на ней, и вот результат!
Но тут же комиссар взял себя в руки и потребовал:
— Что вы узнали?
— Мы узнали, что Дороти находилась на фактории в то время, когда на нее напали буйволы.
— Без тайн и загадок, попрошу! Какие буйволы напали на Дороти?
— Дядя Дороти, король Лигона, решил взять себе пушки англичан, чтобы оборонять перевалы от авской армии. Для этого он пригнал в Рангун двести буйволов.
— Вы говорите, словно на чужом языке. А ну, признавайтесь, сколько сеансов связи вы провели без меня, чтобы ни с кем не делиться славой от эксперимента?
— Всего три сеанса, — ответил Гродно. — По полчаса. К тому же мы поддерживаем эмоциональную связь с Корой, а Кора осознает свою связь с Дороти. Все в порядке, комиссар, все в порядке.
— Все в полном беспорядке, когда за спиной у органов некоторые безответственные лица совершают мелкие жульничества.
— Вы меня пытаетесь оскорбить, комиссар? — вежливо спросил профессор.
Комиссар Милодар пробыл столько лет на руководящих постах, потому что умел чувствовать опасность задолго до того, как она материализовывалась. И тут он счел за лучшее отступить.
— Не обращайте внимания, профессор, — сказал он миролюбиво. — Вы занимаетесь наукой, а я выполняю директивы Галактического центра. А оба стремимся к одной цели — счастью человечества.
— Замечательно, — согласился профессор. — Тогда я могу добавить к тому, что известно: Алекс с Дороти расстались с королем и три дня назад в Моулмейне взошли на борт голландского брига «Гарлем», следующего на ремонт в Кейптаун. Они, насколько нам известно, записались в судовую роль в качестве мистера Фредро и мисс Форест, подданных Польского королевства.
— Еще чего не хватало! — возмутился комиссар, недавно изучавший соответствующий том истории. — В 1799 году Польского королевства не существовало! Его завоевали!
— Капитан голландского брига этого не знал. Видно, Алекс решил, что так путешествовать безопаснее.
— Но почему же?
— Потому что Голландия завоевана французами.
— Это еще когда случилось?.. Впрочем, это не важно! Но что там делает Алекс?
— Алекс — наш жених, — сказала Пегги. — Вам сделать кофе?
— Чашечку, и покрепче, — ответил комиссар, не задумываясь. Пегги подмигнула профессору, тот кивнул. Комиссар продолжал: — Мне не нравится этот поляк. Что он там делает? Ведь он в плену у Сюркуфа!
— Это информация вчерашнего дня, — ответил профессор, — что же касается Алекса Фредро, то он, возможно, и станет основателем польской линии в пределах вашей сотрудницы.
Черт побери! Комиссару показалось, что Кора по-джокондовски ухмыляется. Но, конечно же, это от нервов…
— Может, вы мне скажете, что нашла, если нашла, эта самая Дороти? — спросило от двери Лицо империи Эпидавр, той самой, что лишилась коронных сокровищ во время мятежа триста лет назад. Правда, лица этого вельможи никогда не видела даже его жена, так Лицо было засекречено. На земле Лицо не снимало черного гермошлема, не прозрачного снаружи.
Инопланетный вельможа опустился в свободное кресло и явно вознамерился присутствовать на заключительном этапе эксперимента. Комиссар хотел было рассказать Лицу все, что он думает о нахалах и о лицах, приходящих без приглашения, но ему удалось взять себя в руки, и он криво улыбнулся Лицу, выразив радость по поводу того, что Лицо соблаговолило прервать развлечения и заняться делом.
— Когда ж начинаете? — спросило Лицо. — А то у меня заказан обед с некоторыми местными министрами. Мне не хотелось бы его срывать по вине полицейского офицера.
И Лицо показало длинным тонким голубоватым пальцем на Милодара.
Тот с трудом проглотил обращение к себе как к полицейскому офицеру.
Он мысленно просчитал до ста, а потом сказал профессору:
— А почему бы нам и на самом деле не заглянуть в восемнадцатый век?

Кир Булычёв

Редакция Даниила Алексеева

Зеркало Зла

Часть 10. Возвращение сокровищ

Глава 6. Последний визит Милодара в прошлое

Дороти возвратилась с прогулки в свою каюту. На море было светло, и бриг несся вперед так, что казалось, будто паруса могут в любой момент оторваться и улететь в небо.
Алекс постучал и вошел к ней в каюту.
Он был одет к обеду.
Дороти он понравился. Она подумала о том, как многое могут сделать деньги. За несколько дней, проведенных в море, она потратила всего три рубина, но на корабле нашлась одежда для Алекса, который наконец-то выглядел настоящим джентльменом. Хоть цивилизованных женщин на борту не было, но деньги позволили ей еще в Моулмейне купить приличной материи, ниток, иголок, и за первые дни путешествия Дороти смогла сшить себе два платья и другие детали туалета, так что она могла, не стыдясь, обедать за столом с капитаном «Гарлема».
— Ты чудесная портниха, — сообщил Алекс, разглядывая новое платье невесты.
— Я ничто по сравнению с мамой. Ты посмотришь, какие она шьет платья. А за ее шляпами охотятся лучшие мастерские в Лондоне.
Это было, конечно, некоторым преувеличением, но не таким уж и большим.
Алекс смотрел на Дороти, готовый поверить любой чепухе, которую та вздумала бы нести. Сам звук ее голоса лишал его способности здраво рассуждать.
Дороти достала свое зеркало. В последние дни оно перестало показывать угрожающие рожи врагов, а научилось вести себя подобно обыкновенному зеркалу. Очевидно, это происходило оттого, что врагов не водилось на расстоянии тысячи миль.
И вот когда Дороти протянула зеркало в серебряной оправе жениху, чтобы тот держал его, пока она будет перед ним вертеться, в углу материализовался комиссар Милодар в скромном сером костюме.
— Простите, — сказал он. — Мне нужно задать вам несколько вопросов.
— Господи! — удивилась Дороти. — Сейчас-то вам что здесь надо, уважаемый джинн?
— Узнала! — обрадовался комиссар. — А я боялся, что забудешь.
— Нет, что вы, — ответила трезвая англичанка мисс Форест, — я вам очень благодарна. Без вас моя честь, вернее всего, была бы погублена.
— А это Алекс? — спросил Милодар.
Разумеется, таким тоном нельзя задавать вопросы о польском шляхтиче.
Алекс возненавидел это привидение горячей ненавистью.
— Вам чего-нибудь нужно? — спросила Дороти. — А то нам пора идти на обед. Здесь опаздывать не принято. Голландцы — такие пунктуальные люди, вы не представляете!
— Мне надо только задать вам несколько вопросов.
— Только коротко, мистер джинн.
— Мы тебя посылали в Бирму для того, чтобы ты нашла некоторые вещи, — сказал комиссар.
— Вот уж не подозревала! — вдруг обиделась Дороти. — Меня вообще-то никто никуда не посылал. Все решения в моей жизни я принимаю сама.
— Когда близко нет хозяйки.
— Какой такой хозяйки?
— Миссис Уиттли, к которой я тебя устроил, — самоуверенно заявил комиссар.
— Слушайте, какой вы джинн, если даже не знаете, что я отдала хозяйку в любовницы моему дяде королю Лигона.
— Вот именно! — буркнул Алекс.
— Простите, не знал, мы давно не виделись, — спохватился джинн. — У меня столько дел, что я не могу следить за деталями вашей биографии!
— Тогда спрашивайте, спрашивайте, — поторопила комиссара Дороти. — Нам пора уходить.
Комиссар не выносил, когда его не боялись. Но в этой ситуации следовало проявить терпение.
— Скажите мне, уважаемая мисс Форест, — сказал Милодар, — где находятся ценности, в которых мы заинтересованы: Зеркало Зла, Перстень Угрозы и Венец Власти?
— Повторите, пожалуйста.
— Три сокровища, которые вам не принадлежат и которые вы должны были отыскать в лесу, где сражались мятежники с Эпидавра.
— Все слишком сложно, — призналась Дороти.
— Чего уж там! Мне надо узнать, где вы прячете Зеркало Зла…
— А я не скажу! Я не собираюсь его прятать. Это мое зеркало. Мне оно тоже нужно.
— Это несерьезно! — воскликнул джинн Милодар. — Через каких-нибудь полсотни лет вы благополучно помрете, а где мне тогда искать ваше зеркало?
— Ну как я могу заглянуть на пятьдесят лет вперед? — удивилась Дороти. — Как Господь решит, так и будет.
— Попрошу не отвлекаться, — настаивал Милодар. — В вашем распоряжении оказалась чужая вещь.
— Почему чужая? Разве не я ее нашла?
— Вы нашли ее, потому что я сказал вам, где искать.
— Вас там не было, мистер джинн.
По ходу этой перепалки Алекс Фредро обрел дар речи и начал сердиться.
— Послушайте, мистер, — сказал он. — Вы врываетесь, пся крев, в каюту моей невесты и начинаете требовать какие-то вещи. Так вот, учтите, лучше вам иметь дело со мной. Где ваша шпага?
— Ах, оставьте, при чем тут шпага!
Комиссар был настолько рассержен, что забыл о том, в каком виде явился молодым людям. Он протянул руку и ринулся отнимать зеркало у Алекса, который все еще держал его.
Алекс опешил от броска комиссара Милодара и не успел принять мер, он лишь смотрел, как рука комиссара обхватила зеркало и рванула на себя, но ничего из этого не вышло, потому что пальцы Милодара пронзили рамку зеркала и сомкнулись, а зеркало осталось в руке штурмана.
Оба — и штурман, и комиссар — смотрели в растерянности на зеркало, потом Алекс с сочувствием, но без всякого злорадства спросил:
— Не получилось?
— Не получилось, — согласился комиссар.
— Потому что вы злой дух и не можете дотронуться до людей, — объяснила ситуацию Дороти. — Я это еще в прошлый раз заметила, когда вы из кувшина вылезали.
— Когда он вылезал?
— Я же тебе рассказывала, мой дорогой, — ответила Дороти, — это случилось на арабском судне, когда меня отдали в гарем к горбатому Камару.
— Не отвлекайтесь, — сказал Милодар, — мне надо знать…
И тут комиссар ИнтерГпола начал растворяться в воздухе, и его голос превратился в жалкий писк. Дороти подхватила со стола кувшин для воды, полагая, что джинну удобнее исчезать в кувшин, но Милодар не заметил этого жеста доброй воли. Он злобно ругался и махал полупрозрачными руками… так и исчез.
Вскоре Дороти и Алекс пришли в себя настолько, что смогли поцеловаться, потом еще раз поцеловаться, потом поцеловаться в третий раз… Затем Дороти сердито сказала:
— До свадьбы и не надейся, джентльмен ты или нет?
— Джентльмен, но очень тебя люблю.
— Но посмотри на меня, — возразила Дороти. — Я тебя тоже люблю, но до свадьбы спокойно довольствуюсь невинными поцелуями.
— Мы теряем недели и месяцы счастья! — воскликнул штурман.
— А потом ты скажешь, что не намерен жениться на обесчещенной девице! Так уже было в нашем квартале. Джонн Раннер при всех клялся, что Реббека — его нареченная. А чем это кончилось?
— Не знаю, принцесса, и знать не хочу.
— Ага, вспомнил! — воскликнула Дороти. — А не может так быть, что ты хочешь жениться на мне, потому что я знатная дама и богата, как фрейлина королевы?! Я — принцесса!
— То же мне, принцесса из пещеры, — фыркнул Алекс. — Моему роду тысяча лет, из него вышли три епископа, воевода и два маршала.
— Немного за тысячу лет, — ответила Дороти. — За это время мы подарили миру больше ста королей.

Кир Булычёв

Редакция Даниила Алексеева

Зеркало Зла

Часть 10. Возвращение сокровищ

Глава 7. Пробуждение Коры

Когда Милодар возвратился в лабораторию, там шло возвращение к жизни Коры Орват. Это была сложная процедура, опасная для жизни молодой женщины, которая потребует не один час.
Но Милодар был лишен возможности наблюдать за тем, как газ покидает саркофаг, и манипуляторы с резиновыми накладками на пальцах вынимают Кору, чтобы отнести в палату.
Вместо этого Милодару, и без того взбешенному провалом переговоров с Дороти и наглым женихом, пришлось беседовать с не менее взбешенным Лицом Эпидавра, который был убежден, что комиссар провалил такую сложную и длительную операцию по возвращению коронных ценностей империи именно в силу своей спеси, отсутствия гибкости и малого ума.
Комиссар не мог сказать руководителю дружественной планеты, что он думает о нем плохо, так что он оправдывался и клялся, что зеркало находится в безопасности и, как только будет прослежена биография Дороти Форест, оно найдется.
Гродно и Пегги при разговоре не присутствовали, и к счастью — довольно было и того, что они наблюдали на экране неудачный визит комиссара в прошлое.
В конце концов, Милодар дал слово, что в течение недели ценности будут переданы владельцам, и сам увез Лицо в Монте-Карло, чтобы вельможа мог продолжить транжирить государственные деньги за столом рулетки, которую и держат-то в Монте-Карло, занятом под океанографический институт, для инопланетных лиц подозрительного происхождения, представляющих потенциальную опасность для Земли.
Надо сказать, что последующие сутки комиссар провел как во сне.
Через каждые полчаса он звонил в лабораторию, где ему издевательски вежливо сообщали, что пациент Орват еще не пришла в себя и общение с ней невозможно. Затем комиссар отвечал на запросы из Галактического центра и на звонки из Монте-Карло пьяного, но настырного Лица. Так что когда Лицо заявило, что продулось в пух и возвращается к Милодару, тот в ужасе перевел ему факсом половину своей утром полученной зарплаты за июнь.
Наконец к вечеру следующего дня Гродно разбудил комиссара, прикорнувшего, положив руки на стол, а голову на руки.
— Ваш агент, — сообщил профессор, не скрывая усмешки, ведь он понимал, в каком душевном состоянии находится шеф ИнтерГпола, — пришла в себя. Она может и хочет разговаривать с вами и все вам рассказать.
Милодар прилетел в лабораторию через двадцать минут, для чего ему пришлось нарушить правила движения в стратосфере — на штрафы пришлось отдать вторую половину зарплаты. Плохо, подумал он, снижаясь над строениями института, дома остались только консервы «печень трески» и ванильные сухари.
Милодар ворвался в небольшую палату, где Кора возлежала на массажном столе спиной кверху, а массажистка из Японии стремительными движениями разминала ее опавшие мышцы.
— Привет, — сказал комиссар, словно случайно проходил мимо и заглянул на огонек. — С возвращением тебя.
— Здравствуйте, комиссар, — обрадовалась Кора. — У меня и на самом деле такое ощущение, будто я провела эти месяцы не в ванночке, а в далеком путешествии.
— Значит, ты была в контакте со своей прапрабабушкой? — спросил Милодар. — Это самое важное.
— Да, я была в контакте и не всегда хотела быть в контакте. Но внутренним взором я все время видела, что происходит вокруг Дороти. А это немало.
— Это немало, — согласился Милодар. — Но операцию ты провалила.
— Вы так думаете? — равнодушно спросила девушка. — Тогда я ничем не могу вам помочь.
— Нет, ты скажи, где предметы? Лицо из Эпидавра инкогнито в Монте-Карло мою зарплату проигрывает, а я не могу сказать, где вещи. Полгода ухлопали зазря! Придется тебя гнать. Гнать в шею!
— За что? — спросила Кора, нежась под умелыми руками массивной массажистки. — За то, что я спала в гробу? За то, что я пожертвовала Организации полгода моей драгоценной жизни. За что, комиссар?
— Хорошо! — сказал профессор Гродно, который контролировал состояние Коры по приборам. — Реакции адекватные, возбудимость отличная. Физическое состояние мы восстановим через несколько дней.
— А где вещи? — упорствовал комиссар.
— Если я не ошибаюсь, комиссар Милодар, — сказала по-английски Кора, — то вы последний наш современник, который только вчера держал в руках Зеркало Зла. Где же оно?
— Но ты же знаешь, что это была моя голограмма! Не может же голограмма носить предметы за триста лет.
— С вами, комиссар, никогда нельзя быть уверенной, — возразила Кора… — Я не удивилась бы, если бы вы сейчас достали зеркало из-за пазухи.
Она сказала это так уверенно, что все присутствующие в комнате поглядели на комиссара в ожидании, что он вытащит зеркало и покажет.
— Простите, — мрачно произнес комиссар, — я не фокусник и голубей за пазухой не таскаю.
— А жаль, — сказала Пегги, давно уже разочарованная в комиссаре. Она назло ему напялила зеленый парик.
Массажистка быстро избила ребрами ладоней спину Коры, и ее руки спустились ниже талии девушки. Комиссар зачарованно следил за руками японки.
— Что же будем делать, комиссар? — спросила тогда Пегги, которой, по сути дела, не стоило бы вмешиваться в дела полицейские, но за полгода она настолько сжилась с приключениями в восемнадцатом веке, словно сама там жила.
— Да, что будем делать? — повторил вопрос комиссар, поворачиваясь к Коре.
— Будем искать, — ответила Кора. — Вы узнали дальнейшую судьбу моих предков?
— А ты? — спросил Милодар.
— Тогда вы начинайте, — сказала Кора, — а я буду вас поправлять. Ведь я могу лишь чувствовать, правы вы или нет, так как за эти полгода я как бы побывала внутри всех моих предков. Но зачастую я не понимала, с кем имею дело.
— Хорошо, — сказал Милодар. — Пегги, принеси мне кофе, только покрепче.
— Слава Богу, настоящий, — сказала Пегги и пошла в соседнюю комнату, где стояла кофеварка.
— По данным земных архивов, которые не всегда полноценны, за исключением Англии, давшей нам наибольшую долю информации, — произнес Милодар, поглядывая на дисплей карманного справочника, — некая Мэри-Энн Форест зарегистрирована в книгах города Лондона как вдова лесника Фореста. У нее было двое детей.
— Какое великое открытие, — заметила Пегги, ставя перед комиссаром чашку кофе. — Этого мы не знали!
— Пегги, я тебя умоляю! — остановил ассистентку профессор Гродно. — Держи себя в руках.
— Молчу, милый, молчу, — ответила та. — Тебе тоже кофе налить?
Из чего можно заключить, что, разочаровавшись в Милодаре, Пегги возвратилась к профессору.
— Двое детей, Майкл и Дороти. Но после 1804 года следы этого семейства исчезают. Мы даже не узнали, вернулась ли Дороти домой.
— Все правильно, — согласилась Кора. — Моя Дороти и Алекс не решились вернуться в Англию под своими именами. И правильно сделали. Они посетили Лондон, они видели Мэри-Энн и Майкла, они рассказали матери о переменах в их судьбе и о том, что теперь она — наследница лигонского престола. Конечно, это нелегко понять лондонской шляпнице, но старый мамин друг Фан подтвердил слова Дороти. Дороти поделилась с матерью своими богатствами, и та, взяв с собой Майкла, уплыла в Бирму. Сама же Дороти, пожив некоторое время в Лондоне под чужим именем, все же поддалась настойчивым уговорам жениха и уехала с ним в Италию, где они и прожили до тех пор, пока Наполеон не завоевал Польшу. Тогда путь на север был открыт. Когда они приехали в Польшу, то были женаты уже семь лет и у Дороти было двое детей — Тадеуш и Зося. Но здесь в моих чувствах наступает темная полоса… я не все вижу, не все понимаю… Наступает полоса горя, тоски, я чувствую это, но не все понимаю… Мне нужно понять, куда делся Александр Фредро, польский дворянин, владелец имения под Люблином.
Кора замолчала, ей было трудно говорить… все же отвыкла в саркофаге от речей, где слушала более шепот мыслей и шарканье веков.
— Ты говоришь — Александр Фредро? Какой год?
— Примерно 1810 год.
Милодар включил главный информаторий Земли. Польский отдел. Конечно, далеко не все поляки за последние тысячу лет попали в память информатория, но все хоть чем-то выдающиеся персоны в него были занесены.
Ответ на запрос последовал через минуту после того, как Милодар выпил чашку кофе и рассказал Коре о новостях шахмат и тенниса за последние полгода.
— Александр Фредро, майор легиона Домбровского, погиб в Италии в сентябре 1813 года. И все…
— Тогда мне ясно, почему в моем… в ее сознании нет нескольких лет. Для Дороти гибель мужа была столь ужасна, что… Не может быть, что он погиб!
И вдруг Кора разрыдалась, прибежал Гродно, велел Пегги принести капли Кошица, появилась медсестра, они все закружились, замелькали вокруг Коры, которую никак не могли вывести из истерики. Затем Милодара выгнали. Испытание памятью оказалось слишком сильным для Коры, она не выдержала его. Гродно потом объяснял комиссару, что срыв случился из-за того, что полгода Кора была связана с Дороти такими тесными мысленными эмоциональными узами, что разрыв их оказался опасным для психики агента. А известие о ранней гибели отважного штурмана доконало Кору.
В течение двух следующих дней Милодара не допускали до Коры. Лицо из Эпидавра проигрывало в Монте-Карло, а Милодар подключил большой компьютер, который производил поиски Дороти не только в Польше, но и в других странах. Ему удалось узнать, что через год после смерти Алекса Дороти оставила детей своей свекрови, оставила ей свое богатое имение, разоренное, правда, во время наступления русских войск, и исчезла. Дальнейшая линия наследственности, которая и привела к появлению на свет Коры Орват от Тадеуша и Зоси Фредро, обрывается. Что же стало с Дороти, так никто и не узнал.
Но на третий день, когда Кора окончательно пришла в себя, она сама позвонила Милодару и сообщила, что улетает на родину предков. Она постарается отыскать следы Дороти далеко от Польши… И если Милодар хочет, он может сопровождать свою сотрудницу.
— Куда? — спросил Милодар.
— Мною движут сентиментальные соображения, — ответила Кора. — Я видела Лиджи глазами Дороти, но далеко не всегда мне это удавалось. Я хотела бы посмотреть на место сражения мятежников с Эпидавра…
— Ты никуда не полетишь без меня! — заявил комиссар. — А я как раз туда собирался.
— Зачем?
— Искать Дороти.
— Значит, вы тоже подумали, что она может оказаться в Лигоне?
— Не полагай себя умнее прочих, — рассердился комиссар. — Я тоже умею рассуждать. Мы знаем, что Дороти исчезла. Исчезнуть ей некуда. Хотя одно такое место есть. Место, где находятся ее мать, ее дядя и брат. Это Лигон. Представь себе, Дороти находится в жуткой депрессии. Она потеряла мужа. Она хочет вернуться на родину, потому что в Польше ей больше делать нечего. Она говорит своей свекрови, что уезжает к маме. А что ей отвечает свекровь? Правильно, свекровь говорит: «Но не вздумай взять детей! Я тебе их не отдам!» Что может сделать Дороти? Она говорит тогда своей нелюбимой свекрови или своим знатным польским родственникам, что съездит к маме и вернется… И уезжает.
— И почему она не вернулась? — спросила Кора.
— Это мы узнаем с тобой через час, — сказал комиссар. — Я назначаю тебе встречу через час в центре города Рангун, у пагоды Суле.
— У пагоды Шведагон, — поправила его Кора.
— Шведагон не в центре, — не сдался комиссар, и на этот раз он оказался прав.

Кир Булычёв

Редакция Даниила Алексеева

Зеркало Зла

Часть 10. Возвращение сокровищ

Глава 8. Возвращение в Лигон

Из Рангуна, жаркого, душного, влажного, где комиссар и Кора съели мороженого в кафе у памятника маленькой бирманской женщине Аун Сан Су Чжи, отважно боровшейся сто лет назад за свободу и демократию в Бирме, они вылетели на такси в Лигонскую республику. Вскоре долина, разделенная на квадраты рисовых полей, начала подниматься, холмиться, дальше пошли леса, и за несколькими перевалами они опустились к широкой горной долине у городка Лиджи, милого курорта с целебными источниками.
— Узнаешь? — спросил комиссар.
— Нет, — честно призналась Кора, — я слишком давно здесь была. Даже горы стали другими.
Конечно, горы другими не стали, но город был современным и похожим на подобные курорты в Южной Европе, на Гавайях и в Грузии.
Поднятый по тревоге еще из Москвы сотрудник Краеведческого музея в Лиджи Маун Нурия, далекий отпрыск правящей династии лигонских королей, встречал их на центральной площади, куда опустилось такси. Он был молод, робок, но преисполнен гордыни, как все лигонские княжата.
— Я заказал вам обед, сэр, — сообщил он комиссару.
— Некогда, некогда, некогда! — отвечал Милодар. — Нам нужна информация, и чем скорее мы ее получим, тем скорее улетим.
— Я не спешу, сэр, — ответил молодой человек, сохраняя чувство собственного достоинства.
— Зато я спешу. Где у вас музей?
— Вы стоите у входа в него.
— Тогда пошли внутрь. Здесь дует.
Считать, что на центральной площади Лиджи дует, было несправедливо. Там не дуло, а пел постоянный сильный ветер, который скатывался с гор и стремился к океану.
В надежной тишине музея, построенного в духе средневековых лигонских построек, правда, не из тикового дерева, а из современного строительного пластика, комиссар потребовал, чтобы его вели в архивы.
— Зачем? — настороженно спросил Маун Нурия из лигонских князей. Ему комиссар совсем не нравился — в тихих горных городах не любят людей, примчавшихся из равнины на диком коне и с громкой боевой песней. А именно таким человеком и был комиссар.
— Мне нужно узнать, нет ли чего-нибудь у вас о Дороти. Дороти Форест, она же Дороти Фредро. Она же принцесса Лигона.
— В Лигоне не было принцессы с таким именем, — уверенно возразил молодой человек.
Они шли впереди с Милодаром. Милодар все время мысленно подгонял музейного сотрудника, а тот внутренне сопротивлялся и тормозил, из-за чего продвижение вперед получалось неровным, с толчками и пробежками.
Вдруг их остановил раздавшийся сзади крик Коры:
— Да стойте же! Вам не надо идти в архив.
— Что? — обернулся к ней Милодар. — Что еще?
— Подойдите сюда.
Милодар подчинился настойчивому звучанию голоса.
— Вы узнаете эту женщину? — спросила Кора.
— Оу! — произнес Милодар. — Это она.
Он попытался прочесть написанное под портретом имя средних лет женщины, в которой нетрудно угадать Дороти. Но имя было написано по-лигонски.
— Кто это? — спросил Милодар.
Молодой человек ответил:
— Это королева Лигона Ма Доро. Или, как она более известна: До Доро. Это великая женщина и наша героиня.
— Доро… Конечно же, Доро! — сказала Кора. — Как же я забыла, что здесь ее знают под этим именем.
Дороти почти не изменилась и в то же время изменилась сильно. Она была все так же хороша, и так же густы были ее волосы, схваченные серебряным обручем, но глаза смотрели холодно и скулы были туго обтянуты кожей. Это была несчастная и гордая женщина.
— Расскажите о ней! — взмолилась Кора. И она произнесла эту просьбу так искренне, что молодой человек многое ей простил.
— Это наша героиня, — сказал он. — Она родилась и воспитывалась в другой стране…
— В Англии, — вмешался Милодар.
— Допустим, в Англии, — скрепя сердце согласился Маун Нурия, — куда ее мать, королева Ма Ин, попала в молодости…
— Знаем, дальше! — торопил Милодар.
— В начале девятнадцатого века ее мать возвратилась сюда и после гибели на охоте ее брата короля Бо Нурия, великого Чакравартина, Завоевателя Вселенной, разгромившего бирманские армии и пошедшего походом на Сиам…
— Неудачным походом, конечно, — заметил Милодар.
— После его гибели, — молодой человек игнорировал нахального мужчину и обращался только к Коре, — она взяла бразды правления Лигоном и, пока не умерла от лихорадки, отражала набеги сиамцев и бирманцев. Но во время ее последней болезни бирманцы уже вторглись сюда, взяли Лиджи, и остатки лигонских отрядов под командованием старого генерала Бо Пиньязотты укрылись в горах. И вот тогда к нам приехала До Доро! Великая дочь лигонского народа… — Молодой человек смахнул набежавшую слезу. — Она собрала лигонцев и племена, она напала на бирманский лагерь, и бирманцы бежали от нее… За десять лет она сделала так много… Так вы лучше прочитайте о ней в книге «Королева Доро — гордая дочь гордого народа», классическом труде о королеве…
— Обязательно прочтем, — согласилась Кора. — А что случилось потом?
— Потом в наши горы пришли англичане. Но они боялись нашу королеву. Они пригласили ее к себе на переговоры и там отравили.
— Неужели?
Молодой человек пожал плечами.
— Это версия не официальная. Официально считается, что на обратном пути королева попала в засаду, устроенную бирманцами, и была убита. Но вы ведь знаете, что королева обладала тайнами волшебства. Ни один враг не мог к ней приблизиться незамеченным.
— У нее было Зеркало? — воскликнул Милодар.
— Я не знаю о зеркале, — ответил экскурсовод, — но у нее был перстень, который предупреждал об опасности, и у нее был Венец Власти… Когда королева надевала его, ни один враг не мог приблизиться к ней ближе, чем на два шага. Но в ту поездку она его с собой не взяла… Вы, конечно, мне не верите, мне никто из иностранцев не верит, но лигонцы верят в это. Ведь не зря художник нарисовал королеву в венце… Этот венец она принесла из леса, говорят, она знала там место, где боролись гиганты. Вы не верите?
— Верим, верим! — завопил комиссар. — Где этот венец? Что вы с ним сделали, куда вы его выкинули? Как вы его погубили?
— Зачем так говорить? Это сокровище нашего народа. Вон тот венец. Вон он лежит, под бронированным стеклом.
Милодар кинулся к витрине.
Венец Власти, сокровище империи Эпидавр, мирно покоился на витрине.
А Кора, глядя на него, вдруг вспомнила увиденную глазами Дороти сцену в горном лесу — блеск странного металлического кольца на стволе бамбука… Как же Дороти потом догадалась, что этот обруч обладает особенными свойствами? Наверное, первым о том узнал Бо Пиньязотта. Впрочем, Дороти была не глупее меня, и если у нее уже было зеркало, обладавшее особыми свойствами, почему бы ей не искать необычные качества и в других реликвиях битвы звездных людей?
— Мне нужен этот предмет! — заявил Милодар. — Немедленно вызовите директора музея!
— Если вы намереваетесь отобрать у лигонского народа его святыню, то берегитесь, — заявил Маун Нурия, который отлично помнил, что он принадлежит к королевскому роду своей страны. — И сначала вам придется перешагнуть через мой труп.
— Это пустяки, — сказал Милодар, окинув взглядом будущий труп.
— Затем вам, комиссар, — сказала Кора, — придется перешагнуть и через мой труп. Не забудьте, что я тоже наследница трона Лигона.
— Вот именно! — сразу согласился молодой человек. — В вас есть что-то благородное.
— Еще этого не хватало. — Милодар схватился за голову. И он понял, что ко всем прочим осложнениям добавились осложнения историко-патриотические.

Кир Булычёв

Редакция Даниила Алексеева

Зеркало Зла

Часть 10. Возвращение сокровищ

Глава 9. В деревне

Первое слушание дела «Империя Эпидавр против Краеведческого музея королевства Лигона» началось на следующий же день, потому что Лицо Империи, узнав о находке в музее от Милодара, тут же разорвало дипломатические отношения с Землей, пригрозило войной на истребление и обещало взорвать, к чертовой бабушке, все Лигонское королевство.
Лигонские власти в ответ сообщили, что готовы начать мобилизацию ополчения и не боятся происков империи Эпидавр. Так что судебные действия начались мгновенно, пока еще молчали пушки. А Кора, проснувшись пораньше, полетела в Россию, на Вологодчину, в деревню Пьяный Бор, к бабушке Насте, хранительнице преданий и легенд рода Орватов и породненных семейств.
Милодар сказал, что присоединится к Коре попозже, завершив дела в суде, так как на него теперь выпало и предотвращение галактической войны.
Так что Кора после долгого перерыва попала в родную бабушкину деревню совершенно одна и была тому рада.
Причудливо извивалась речка, расходясь прудом у запруды, некогда там стояла мельница. Дома единственной улицы были обращены к речке огородами, у некоторых возле реки стояли баньки. Кора посадила флаер между сливами, куры разбежались в стороны, гусь Мартин пошел в атаку, вытянув вперед длинную шею и шипя, как небольшой дракон. Бабушка Настя развешивала белье, она помахала внучке свободной рукой, не прерывая своего занятия, а потом сказала:
— Попьешь на кухне парного молочка, потом почистишь картошки.
— Бабушка! — Кора поцеловала старушку и хотела было объяснить ей, что ее привели в деревню соображения высокой галактической важности, но бабушка лишь нахмурила брови, и Кора покорилась, причем покоряться было приятно, потому что вокруг царила тишина, гудели пчелы, чирикали птички и никто не думал о заговорах, войнах и уничтожении иноплеменников.
Кот Колокольчик сладко спал в горнице под столом, рядом с собачкой Пончиком. При звуке шагов Коры он проснулся и, потрясенный, широко растворил глазищи, от избытка чувств упал на спину — лапы кверху, и заурчал, как генератор. А Пончик принялся лизать любимую хозяйку.
Приласкав котика и собачку, Кора вынесла кастрюлю с картошкой на боковое крылечко и, пока бабушка Настя кормила домашнюю птицу, задала такой вопрос:
— Бабушка, у тебя осталось что-нибудь из семейных реликвий?
— Ты потоньше кожуру-то отрезай, — ответила бабушка Настя. — И что вообще за дела? Полгода ни слова, ни звонка, ни строчки, потом заявляется и с места в карьер — допрос! Где тебя такому учили?
— В полицейском училище, — честно ответила Кора. — Допрос надо начинать тогда, когда ваша жертва к нему не готова, брать надо сразу за рога и гнуть к земле.
— Поняла, моя внученька, — улыбнулась бабушка. — Так где ты пропадала?
— Я вечером расскажу, за традиционным чаем, — сказала Кора. — А сейчас скажи, пожалуйста, нет ли у тебя в сундучке каких-нибудь предметов семейной старины, на тебя вся надежда. Мы нашли одну мою прапрабабушку, которая умерла в Юго-Восточной Азии, но в музее в ее честь ничего не нашли, а найти надо, иначе Эпидавр уничтожит Лигонское королевство.
— Ну, спасибо, объяснила. — Бабушка позволила иронии прозвучать в ее словах. — А что твоя прапра делала в этой Юго-Восточной Азии?
— Разумеется, боролась за национальную независимость.
— Ах, да, разумеется! У нас в роду все такие. И что она чужого взяла?
— Где-то у нас в семействе должно сохраниться серебряное зеркало на ручке, ну точно такое, какие изображают в сказах о спящей царевне: «Свет мой, зеркальце, скажи!»
— А, — сказала бабушка равнодушно, — ты, наверное, имеешь в виду Зеркало Зла? Оно лежит на самом дне сундука, чтобы дети не добрались. С ним надо осторожнее, а лучше и вообще не трогать.
— Почему? — спросила, вскакивая, Кора.
— Это зловещая вещь. В ней не отражается человек, который смотрит в зеркало, а отражается его враг. Порой для дипломатических интриг это, может, и полезно, а для нашей тихой, деревенской жизни от такого зеркала один вред. Ну, посмотрю я в него — и увижу в нем Гаврилу, Гаврилу Тихоновича, который на меня скалится. А он потому на меня скалится, что мой теленок его мичуринские помидоры сжевал. Если я поверю зеркалу, то придется мне брать бластер и проделывать в Гавриле три пробоины, но разве это по-соседски?
— Ой, бабушка, хитрая ты у нас! — воскликнула Кора и исчезла в доме. А бабушка Настя, покормив птиц, пошла в дом, чтобы ставить обед в печку.
Кора стояла на коленях перед сундуком. На кровати и стульях лежали старинные юбки, буденовка, парасоль, мундир кавалергарда, гимнастерка с тремя шпалами и маленькими танками в петлицах, тельняшка, матроска и много различных одежд, которые накопились за сто, а то и больше лет… Не нужно, а выбросить жалко. Кора так засмотрелась на одежды, что забыла, зачем она залезла в сундук. Так что, когда в избе возникла голограмма комиссара Милодара и спросила громко: «Ну нашла ты что-нибудь или опять пустой номер?» — Кора испуганно вскочила, вспомнив, зачем она здесь, и начала рыться в сундуке, как собака в куче листьев в поисках убежавшей полевки. Зеркало Зла было обернуто в старые кружева, и Кора чуть было не выкинула трофей в общую кучу. Но Милодар уловил блеск потемневшего серебра и коршуном двинулся к зеркалу.
Тогда и Кора увидела Зеркало.
Она взяла его и заглянула внутрь. Там клубился белый дым и виднелось неясное лицо…
— Кто там? — спросил Милодар, заглядывая через плечо.
— Ах, так… один человек, — сообщила Кора. — Только я не думала, что он такой злопамятный.
— Говори, кто!
— Гавриков из Управления транспортации. Я ему еще семь месяцев назад твердо сказала, чтобы он ни на что не рассчитывал.
— Значит, плохо сказала, — ответил Милодар и попытался, опять же безрезультатно, отобрать зеркало.
— Я завтра вернусь домой, — сказала Кора. — И не спорьте, комиссар. Ничего с Зеркалом не случится.
— Ни в коем случае!
— Могу же я получить один выходной за полгода!
— Ты полгода валялась и ничего не делала!
— Поваляйтесь с мое, комиссар! — твердо ответила Кора, положила зеркало на видном месте и пошла переодеваться. Она полгода мечтала погулять по лугам в белом сарафане.

Кир Булычёв

Редакция Даниила Алексеева

Зеркало Зла

Часть 10. Возвращение сокровищ

Глава 10. Судьба талисманов

Конечно же, Милодар тем же вечером прислал фельдъегеря с охраной для изъятия Зеркала Зла. Бабушка взбунтовалась и, хотя была она человеком ангельского характера, встала на защиту рубежей, подобно былинным богатырям, потому что считала, что Зеркало — фамильная ценность семейства Орватов и не дело Коре разбазаривать то, что нажито предками.
Ночью Милодару пришлось явиться в истинном виде. Он долго стучался в дом, перебудил всю деревню. Полкан, тот самый, который принадлежал Гавриле, чуть не разорвал его.
Уже забрезжил рассвет, когда комиссар покинул деревню с Зеркалом в цепкой руке. Бабушка Настя плакала в курятнике, Кора ушла в поле.
Пели соловьи. Им тоже не спалось.
Кора уже не в первый раз в жизни разрывалась между долгом и чувством справедливости, между любовью к справедливости и любовью к родным пенатам.
— Обойдемся, — сказала Кора бабушке, возвратившись с полей.
Вставало мокрое от росы солнце. Соловьи отправились спать, уступив сцену малиновкам.
— Не Зеркало важно, а принцип, — сказала бабушка. — Если можно у гражданина отобрать вещь, мотивируя изъятие интересами отечества, то куда мы завтра придем?
— Трудно ответить, — сказала Кора.
— Тогда я пойду Маруську доить, — сказала баба Настя, — а ты приберись, вымой пол, поставь самовар.
Когда утренние заботы были позади, бабушка и внучка сели за стол завтракать. Было тепло, котик Колокольчик улегся у ног Коры. С другой стороны примостилась маленькая собачка Пончик. За окном пастух вел стадо к лесу, Маруська сама открыла рогами калитку, чтобы присоединиться к товаркам.
— Меня беспокоит твоя беззащитность, — сказала баба Настя. — Хоть я и забыла, честно говоря, об этом Зеркале, но я бы о нем обязательно вспомнила, не сегодня-завтра, как только прошел бы приступ маразма. Теперь поздно. Кто-то другой воспользуется сокровищами нашего семейства.
— Честно говоря, наши сокровища родом из Эпидавра. Только их мятежники украли лет триста назад, а потом передрались и все бросили на Земле.
— Вот я и говорю, — согласилась бабушка. — Не надо было бросать. Что с возу упало, то пропало…
Бабушка не допила чай и пошла в угол, к своей заветной шкатулке, где хранились любимые мелочи — незаменимый наперсток, бусы, купленные к совершеннолетию, запонки дяди Матфея, жемчужные пуговицы, украшения, некоторые из них поломанные.
— Должна быть еще одна штучка, — сказала баба Настя, вываливая барахло на стол.
Кора включила телевизор. Колокольчик подошел к телевизору и уселся возле него. Он любил смотреть новости.
Показывали забастовку шахтеров, аварию корабля у Паталинутры, речь президента по поводу повышения минимальных пенсий ветеранам.
— Во! — воскликнула бабушка. — Лет двадцать как забыла! И не нужно нам с тобой Зеркало, если есть колечко… Это колечко мне досталось от моей бабушки, и надеюсь, никакие пришельцы не будут на него претендовать. Кому нужно такое незаметное колечко…
Баба Настя протянула Коре скромное серебряное колечко с розовым камешком, почти сравнявшимся с кольцом от долгого ношения.
— Стой! — Кора вспомнила колечко. Оно же было на пальце Дороти! Дороти глядела на камешек, не потемнел ли он… Почему? Потому что камень темнел, когда приближалась опасность. А что означает Перстень Угрозы? Впрочем, а не лучше ли забыть о том, где ты видела и что ты видела…
В новостях начался следующий сюжет:
Отлет с Земли Лица империи Эпидавр. Лицо, возможно, опухшее после бурных ночей в Монте-Карло (физиономии все равно не разглядишь), выражает искреннюю признательность сотрудникам Лаборатории Генетической памяти Института Номер Шесть — крупный план профессора Гродно и лукаво улыбающейся желтоглазой Пегги, — а также руководству ИнтерГпола, в частности, комиссару Милодару (улыбка Милодара, шевелюра Милодара, но глаза прикрыты черной планкой, чтобы кто-нибудь не узнал). Теперь исторические реликвии (крупным планом Зеркало Зла и Венец Власти) обретут своих законных хозяев. Подробности в вечернем выпуске новостей…
— О тебе ни слова, — сказала баба Настя. — И ты после того отдашь им колечко?
— Оставлю себе на память, — согласилась Кора. — Мало ли какие мне встретятся в жизни угрозы…
Колокольчик широко зевнул. Теперь хозяйка в безопасности и можно расслабиться.
Потом он напрягся, вытянулся в воздухе, сиганул стрелой в открытое окно и умчался в лес на честно заслуженную прогулку. Следом за ним с весёлым лаем помчалась маленькая собачка по имени Пончик.
— Хоть недельку побудешь? — спросила баба Настя.
— К сожалению, — ответила Кора, — отпуск за этот год я уже отгуляла.
— Где?
— Я проспала его в саркофаге.
— Понимаю, — сказала баба Настя. Она и не пыталась разгадать шуток внучки. — Тогда пойди и прополи клубнику. Перед соседями стыдно.

Конец

Кора Орват
(друзья Алисы)

Изучая циклы Кира Булычёва я по крупицам собрал информацию о Коре

Кора Орват – старшая подруга Алисы, агент № 003 ИнтерГпола. Подчиняется, по данным повести Кира Булычёва «Секрет чёрного камня», только комиссару Милодару и Олдмену. В «Покушении на Тесея» Кора рассказывает, что её мама была великой поклонницей Шекспира и назвала её в честь своей любимой героини Корделии. И полное имя Коры – Корделия. Вероятно, об этом ей поведала бабушка.

Кора Орват появляется в следующих повестях Кира Булычёва про Алису: «Излучатель доброты» (в этой повести Кора знакомится с Алисой), «Звёздный пёс», «Планета для тиранов», «Опасные сказки», «Секрет чёрного камня». На момент действия повести «Секрет чёрного камня» Коре 23 года, в «Звёздном псе» - 24, во время операции по спасению Тесея ей 25 лет.
Кроме того она главная героиня цикла Кира Булычёва ИнтерГалактическая полиция:
1. Детский остров – 17 лет
2. На полпути с обрыва – 20 лет
3. Покушение на Тесея – 25 лет
4. В куриной шкуре – 30 лет
5. Предсказатель прошлого
6. Последние драконы
7. Исчезновение профессора Лу-Фу (вариант «Излучателя доброты» без Алисы)
8. Зеркало Зла – 27 лет

Кора родилась в небольшой деревне Пьяный Бор под городом Великий Гусляр на Вологодчине. Её мама, Алина Удалова, из Великого Гусляра. Отец Максим Орват родом из поляков, которых ещё в девятнадцатом веке выслали под Вологду в ссылку. Родители «сдуру» взяли малышку, которой не было ещё и года, в экспедицию. В ней они пропали без вести.

Кора — подобранна в семимесячном возрасте на планете Зрофилла, воспитывалась в школе-интернате для необычных найдёнышей, затем была привлечена к работе в ИнтерГполе начальником этой организации, комиссаром Милодаром. Шеф, фактически, заменил ей отца. Поэтому она предана Милодару, несмотря на то, что видит его недостатки и в разговоре с Алисой называет «эксплуататором несчастных полицейских агентов».

В «Покушении на Тесея» неожиданно выясняется, что её покойный отец Максим Орват прошёл сквозь чёрное облако из волиевой кислоты на боевом космическом крейсере «Забияка». Ранее сообщалось, что её родители были геологами и пропали без вести в экспедиции. Судя по всему, её мама, Алина Удалова, также погибла. Кора разыскала то, что осталось от корабля отца, и в память о родителях сделала из него дверь и внешние стены своего небольшого замка-квартиры на крыше обветшалого небоскрёба на углу Маросейки и Потаповского переулка.

В первой книге цикла ИнтерГалактическая полиция» ей 17 лет. Ближайший родственник Коры – бабушка Анастасия Тадеушевна Орват (судя по фамилии и отчеству по отцовской линии), которая живёт в родной деревне девушки под городом Великий Гусляр Вологодской области. К ней Кора ездит в редкое время отдыха от подвигов. У девушки есть маленький племянник Герасик (скорее всего, троюродный, вероятно, по бабушкиной линии).
Кора, как и Алиса, очень любит мороженое. Обе они хорошие спортсменки. Вполне логично, что Кора могла научить Алису приёмам самообороны. Могла она, как чемпионка мира по прыжкам в высоту, и Алисе показать технику (возможно, именно она скрывалась под личиной тренера Марты Скрыль, ищущей Алису по особым способностям), или, по крайней мере, служить для неё примером. В результате Алиса стала чемпионкой школы по прыжкам.
Как и Алиса, Кора любит животных, но из-за своей работы долгое время не могла себе позволить завести домашнего любимца. Во время одной из операций Кора подобрала кота Колокольчика. Сообразительный и добродушный пушистый зверь размером с овчарку стал её верным другом. С другого задания она привезла маленькую собачку Пончика.
Книги серии о Коре — фантастические детективы, по ходу сюжета она занимается раскрытием преступлений и распутыванием различных загадок. По словам самого писателя, Кора Орват — это своего рода «повзрослевший вариант Алисы Селезнёвой». Обе героини смелые, независимые и обаятельные, любят разгадывать тайны и постоянно попадают в приключения. Как и Алиса, Кора имеет способность везде заводить друзей. Она испытывает тёплое чувство ко всем гонимым и преследуемым существам Галактики. И это тоже роднит её с Алисой. Неслучайно, при встрече девушки сразу понравились друг другу, и между ними завязалась дружба.

Кора и Алиса — безусловно, разные персонажи: часто они действуют вместе в поздних произведениях Алисианы, из-за чего возникает непроизвольная отсылка к Фенимору Куперу — в его романе «Последний из могикан» двух героинь-сестёр также зовут Кора и Алиса. Цикл также пересекается с циклом о Великом Гусляре, а в романе «Зеркало зла» героиня посещает Лигон конца XVIII века. Кроме того, она встречается во многих фанфиках про Алису.

Алиса доверяет Коре, симпатизирует ей и, как мы узнаём из повести «Секрет чёрного камня», хочет вырасти такой же, как Кора. Но при этом она не собирается отказываться от профессии биолога.
Алиса похожа на пацанку и осуждает Кору за то, что та красит глаза и ногти. Ей грустно от того, что «такой хороший и смелый человек ведёт себя как самая обыкновенная девица, которая хочет кого-то соблазнить». Впрочем, Кир Булычёв не рассказывает, какой Алиса будет после двенадцати лет. Возможно, с возрастом, она, не без влияния Коры, осознает себя девушкой и будет больше внимания уделять своей внешности, а её детское обаяние перерастёт в очарование юной женщины.
У самой Коры практически фотомодельная внешность: рост — метр восемьдесят пять, красивая фигура (при этом она сменила несколько тел), синие глаза, светло-русые волосы, на момент знакомства с Алисой прямые и коротко остриженные. При этом у агентки тёмные брови. Кора уверена, что у неё самая заразительная в Галактике улыбка. Впрочем, в интересах следствия она легко меняет внешность. В «Детском острове» она ведёт расследование в образе своей подруги по интернату брюнетки Вероники, в «Зеркале Зла» рассказывается, что она была на задании в образе лысого мужчины, а в повести «В куриной шкуре» и вовсе вынуждена работать под личиной разумной курицы. Кора умеет быть привлекательной и использовать своё обаяние для достижения целей следственных и оперативных мероприятий ИнтерГпола. Она считает, что настоящая дама должна быть красивой и модной.
Известно также, что Кора окончила юридический факультет Московского университета и Высшую школу ИнтерГпола, выиграла первенство мира по прыжкам в высоту, играла в баскетбол и, как и Алиса, знает множество языков. Ещё в приюте она выучила 8 языков и ещё 40 освоила за годы работы в ИнтерГполе. Среди них китайский, французский, древнегреческий и латынь, кроме того она любит литературу и многие произведения читает в подлиннике. Ещё в Интернате она читала книгу Ф. М. Достоевского «Идиот». В повести «Покушение на Тесея» Кора вместе с комиссаром Милодаром посещает футбольный матч. Демократка по убеждениям. На заданиях её отличает нешаблонное мышление. Она изобретательна, решительна и умеет оставить противника в дураках.
Вероятно, образ Коры вдохновил создателей нового фильма «Сто лет тому вперёд», премьера которого должна состояться в апреле 2024 года, на образ Киры, мамы Алисы. Кира похожа на Кору не только именем. В произведениях Кира Булычёва своё постоянное отсутствие мама Алисы пытается компенсировать тем, что вяжет дочери шапочки. Кора тоже красивая женщина, часто работает на других планетах и вяжет племяннику. Кира (почти Кора) так хорошо скрывает свою внешность, что практически невозможно ничего сказать о ней. Возникает вопрос: уж не агент ли она ИнтерГпола, работающий под легендой космического архитектора?! Судя по новому ролику о фильме, мама Алисы сражалась с космическими пиратами и застряла в прошлом. Впрочем, Кора заслуживает отдельного сериала о себе.

Элли Саманта и Урфин Джюс
(посвящается 50-летию Саманты Смит и 40-летию её визита в СССР,
сказка по мотивам реальных событий и книг А. М. Волкова)

_______________________________________________________________


КНИГА II. Элли Саманта и Урфин Джюс

ПРЕДИСЛОВИЕ

Год назад, 23 февраля 2023 года, мы закончили публикацию повести «Элли Саманта в Волшебной стране» - 1-й книги проекта «Элли Саманта Смит» о девочке, объединившей в себе главную героиню первых трёх книг А. М. Волкова из цикла «Изумрудный город» Элли Смит и реальную американскую девочку Саманту Смит, ставшую символом народной дипломатии и борьбы за мир. Элли Саманта обладала необыкновенным талантом - все, кто с ней общался, перевоспитывались, добрели и брались за ум. Во время своего первого путешествия в Волшебную страну Элли Саманта познакомилась с мрачным бывшим помощником уже перевоспитанной ей Гингемы. Его звали Урфин Джюс. Впоследствии девочка много раз задавала себе вопрос: «Могла ли она его тогда перевоспитать и предотвратить развязанные им войны?»

ВСТУПЛЕНИЕ. Урфин Джюс выходит на сцену

Во время первого путешествия Элли Саманты в Волшебную страну она получила приглашение на свадьбу от перевоспитанной ей колдуньи Гингемы, которое принесла добрая знакомая девочки ворона Кагги-Карр. Элли с друзьями как раз ждали приёма у Гудвина, поскольку выполнили его поручение – перевоспитали колдунью Бастинду (родную сестру Гингемы), и теперь тот должен был исполнить их заветные желания. Но Гудвин не принимал их уже несколько дней. Поэтому Элли решила поздравить Гингему, а заодно и напомнить ей об обещании расколдовать Железного Дровосека.
Кагги-Карр, как и обещала, встретила Элли с неразлучным с ней Тотошкой у ворот и проводила к ближайшей роще, где уже заждалась колдунья.

– Здравствуй, внучка! Как я рада, что ты согласилась! – воскликнула Гингема.

– Здравствуй, бабушка! А ты не забыла, что обещала расколдовать Дровосека?

– Я обсуждала это с Виллиной и Стеллой. Но пока мы ничего не придумали. С сестрой Бастиндой мы поссорились, обвиняя друг друга в роковом гадании, испортившем нам всю жизнь, и давно не общались. Но теперь, когда ты её перевоспитала, мы с ней помирились, и я пригласила её на свою свадьбу. Там всё и обсудим, – пообещала Гингема.

– Ну тогда полетели! – согласилась Элли и подхватила на руки Тотошку.
Гингема посадила девочку перед собой на метлу и прошептала заклинание. Элли вновь почувствовала, как земля стремительно уходит из-под ног. Она стала уже привыкать к полётам. Но всё же внутри у неё что-то ёкнуло, когда метла совершила лихой вираж и помчалась на юго-запад. Вороне пришлось энергично заработать крыльями, чтобы не отстать.

По дороге Гингема рассказала, что постепенно обживается в замке своего новоявленного супруга Людоеда и перевезла туда охранявшую её пещеру удавиху Лашку. Несколько филинов сами перелетели в Замок Людоеда. Но среди них не было Гуамоколатокинта. Гуамоко обиделся, что Гингема отказалась есть пиявки, изменив им с овсянкой, и улетел к её бывшему помощнику Урфину Джюсу. Тот при правлении колдуньи занимался сбором дани с Жевунов в виде тех самых змей и пиявок. Филин надеялся, что уж Джюса он научит есть настоящую пищу злых волшебников.

С Урфином Элли не успела познакомиться, поскольку, когда она гостила у Гингемы, он как раз собирал дань в отдалённой части Голубой страны. После отставки своей повелительницы Джюс претендовал на пост правителя. Но Жевуны его не любили и единогласно выбрали своим главой уважаемого всеми крупного землевладельца Према Кокуса, который ещё при власти Гингемы возглавлял местное самоуправление. Урфин страшно обиделся и утверждал, что выборы были нечестными, а Кокус всех подкупил, устроив накануне выборов роскошный пир в честь освобождения от власти злой ведьмы. Элли сама участвовала в том весёлом празднике и помнила вкусное угощение с бесконечными танцами под музыку скрипок и флейт.

За разговором девочка не заметила, как они подлетели к стоявшему на холме мрачноватому замку с серыми стенами и красной черепицей. Впрочем, когда её тащил на съедение Людоед, ей было не до того, чтобы любоваться замками. А теперь он навевал совсем не радостные воспоминания. Гингема ловко приземлилась во дворе рядом с красивой голубой каретой.

– Я вижу Кокусы уже прибыли, – прокомментировала старушка.

Из кареты действительно вышли новый Правитель Голубой страны и его жена Фиола, с которыми девочка уже была хорошо знакома. Именно в их доме она провела свою первую ночь в волшебном мире. Потом столько всего произошло, что казалось, будто это уже было очень давно.

Высокий красивый старик и его супруга обменялись приветствиями с девочкой, Тотошкой, хозяйкой замка и подлетевшей Кагги-Карр. Кокусы поздравили Гингему и вышедшего встречать гостей Людоеда со свадьбой и подарили им семена и саженцы. Хозяева поблагодарили и показали гостям свои владения. Запущенный при Людоеде сад стал теперь гораздо ухоженней. Вокруг замка появились клумбы с цветами и огород, где росли картошка и разная зелень. Хозяева вместе с гостями тут же посадили в землю семена и рассаду и полили их водой из рва.

Прем Кокус, его жена и Гингема с Людоедом с большим интересом выслушали рассказ о необыкновенных приключениях Элли и её друзей. Кагги-Карр и Тотошка иногда вмешивались, чтобы напомнить о своей важной роли в событиях.

Вскоре к ним подключилась прилетевшая на своём зонтике Бастинда. Она рассказала, что её навещают созданные ей волки, вороны и пчёлы, а она лично слетала к Стелле и привезла целый мешок саженцев и семян мясных деревьев, чтобы кормить своих волков и те не нападали на других зверей. Бастинда подарила Гингеме ожерелье с бриллиантами и золотые серёжки, сделанные мастерами-Мигунами. Девочка была очень рада примирению сестёр-колдуний. Ведь они целыми веками враждовали, обвиняя друг друга в роковом гадании, испортившем им всю жизнь. Теперь же сёстры обнялись и расцеловались. Они поняли, что ближе родственников у них нет, да и страхи остались позади.

Стайками и по одному приходили лесные звери, принося с собой дары леса. Элли особенно была рада увидеть рыженькую белочку Векшу, благодаря которой друзья смогли спасти её от Людоеда, и буровато-серого с двумя тёмными полосками на белой морде барсучка Кешу. Все звери тоже были рады увидеть добрую девочку и её отважного и весёлого пёсика. Белочка принесла новобрачным мешочек орехов. А Кеша корзинку ароматных лесных ягод.

Последним пришёл высокий мрачный человек с сидевшим на плече филином. Элли догадалась, что это и есть Урфин с Гуамоко. Бывший помощник Гингемы хмурил сросшиеся брови и гордо задирал свой большой нос. Он демонстративно ходил в зелёной одежде. «Неудивительно, что Жевуны предпочли Према Кокуса», – подумала Элли.

Гингема представила ей Урфина Джюса и его филина.

– Приятно познакомиться, – сказала вежливая девочка.

– Мне тоже, наслышан, – выдавил из себя Джюс.

Он сухо приветствовал остальных, а с Кокусами и вовсе отказался здороваться. Гуамоко вообще угрюмо молчал. С появлением бывшего помощника колдуньи в воздухе повисло какое-то напряжение.

Урфин поздравил Гингему и Людоеда и подарил им вырезанные из дерева куклы, изображавшие жениха и невесту. Они были сделаны очень искусно, но больше напоминали колдунью и лесного разбойника до их исправления. Уж больно злыми вышли их лица.

– Неужели я такая страшная? – спросила помрачневшая Гингема.

– Вы прекрасны, госпожа, просто у меня такой стиль, – заверил её Джюс. – После отречения от тёмной магии вы стали намного добрее и симпатичнее.

Услышав комплимент, Гингема расцвела.

– И поскольку вам теперь не нужна колдовская книга, прошу отдать её мне, – продолжил Джюс.

Улыбка мигом исчезла с лица старушки. Все сразу поняли зачем он на самом деле явился.

– Незачем она тебе! Ни к чему хорошему это не приведёт! Чувствую, её вообще нужно сжечь, чтоб никого не искушала! – отрезала Гингема.

– Пр…р…равильно! – вмешалась Кагги-Карр.

Хозяева пригласили всех к столу, но пир получился не слишком весёлым. Настроение у всех было испорчено.

Урфин настойчиво пытался переубедить свою бывшую госпожу, умоляя отдать ему волшебную книгу. Кокусы сидели с печальными лицами и вскоре засобирались домой. За ними разбежались и разлетелись лесные звери и птицы.

– Пора и тебе домой, Элли, – сказала Гингема, проводив гостей. И девочка не стала возражать.

Бастинда тоже отправилась восвояси, лишь Людоед и Урфин остались продолжить беседу за чаркой вина.

Вскоре Элли с Тотошкой уже были у ворот Изумрудного города. Там кроме Фараманта их ожидали Страшила, Дровосек, Лев, Дин Гиор и Флита. Друзья очень переживали за свою подругу и её пёсика.

– Надеюсь с вами не случилось ничего плохого? – спросил с волнением Железный Дровосек.

– Всё хорошо! – успокоила их девочка. – Я повидала многих старых друзей и познакомилась с Урфином Джусом.

Элли не знала, что в отсутствии Гингемы Урфин напоил Людоеда и похитил колдовскую книгу, что привело к началу цепочки событий, благодаря которым девочка из Канзаса вернётся в Волшебную страну.

Элли Саманта и Урфин Джюс
(посвящается 50-летию Саманты Смит и 40-летию её визита в СССР,
сказка по мотивам реальных событий и книг А. М. Волкова)

_______________________________________________________________


КНИГА II. Элли Саманта и Урфин Джюс

ГЛАВА 1. ВОЗВРАЩЕНИЕ ЧАРЛИ БЛЕКА

Прошло около года с тех пор, как Элли вернулась в Канзас из Волшебной страны, отрезанной от мира цепью огромных гор и Великой пустыней. В Канзасе всё оставалось по-прежнему: и обширная степь кругом, и пшеничные поля, и пыльные дороги, пересекавшие равнину. Только не стало домика-фургона, в котором ураган унёс Элли и Тотошку в страну Гудвина. Вместо фургона фермер Джон построил обычный домик. В нём теперь и жила семья Смит — сам Джон, его жена Анна и дочка Элли Саманта.

Однажды летним вечером к ферме Джона подошёл усталый путник с рюкзаком за плечами. Был он средних лет, широкоплеч и крепок, с длинными мускулистыми руками, а вместо левой ноги у него была прикреплена к колену деревяшка, оставляющая в дорожной пыли круглые следы. Шёл он походкой моряка, раскачиваясь на ходу, точно ступая по зыбкой палубе. Смелые, широко расставленные серые глаза на загорелом обветренном лице смотрели так, будто вглядывались в даль океана.

Тотошка со своим неразлучным другом Гектором с лаем набросились на незнакомца, соревнуясь, кто храбрее и сможет первым укусить его деревянную ногу. Став друзьями, они продолжали соперничать за благосклонность их общей собачьей симпатии.

На звонкий лай обернулась Анна, кормившая кур. Она бросилась к путнику и обняла его, заливаясь слезами.

— Братец Чарли! — всхлипывала Анна. — Ты вернулся, ты жив!

— Конечно жив, коли вернулся, — хладнокровно согласился Чарли Блек, обнимая сестру.

— Но ведь твой капитан написал нам пять лет назад, что ты попал в плен к людоедам на острове Куру-Кусу!

Элли, стоявшая на крылечке, вздрогнула от страха, она-то ведь знала, что такое людоеды. Но мама никогда не рассказывала ей про то, что дядя Чарли, попал на людоедский остров.

Вероятно, её тогда посчитали маленькой.

— Элли, — сказала Анна. — Поздоровайся с дядей Чарли!

Элли шагнула вперёд и смело протянула руку.

— Как ты выросла! Ты уже совсем большая! — воскликнул Чарли, пожимая ручку племянницы, а затем приподнял девочку и поцеловал.

— Ты помнишь меня, племяшка? — спросил он. — Хотя вряд ли, тебе было всего четыре года, когда я навещал вас в последний раз. А Тотошки тогда ещё и вовсе не было. Но мама, наверное, рассказывала тебе про меня?

Десятилетняя Элли Саманта с улыбкой взглянула на мать, не зная, как ответить на этот вопрос дядюшки.

— Знаешь, братец, когда к нам пришло письмо о тебе, Элли было всего пять лет. Мы с мужем решили не пугать девочку и ничего ей не сказали про людоедов. Но Элли хорошо тебя помнит и очень горевала, когда ты не вернулся. Она даже написала письма президенту США и английской королеве с просьбой тебя найти. Поиски не увенчались успехом, но Элли всегда верила, что ты живой.

Чарли снова с ещё большим уважением пожал руку племянницы.

— А ты у нас, оказывается, смелая и решительная! Ну, что ж, в конце концов, ты оказалась права: я жив! Ну а теперь, Элли, я думаю, что мы снова станем друзьями!

— О, да, дядя Чарли! — восхищённо ответила Элли Саманта. — Но как же тебя не съели людоеды? Ты их перевоспитал?

— Что ж, девочка, можно сказать и так, — рассмеялся Чарли. — Победить людоедов я не мог, их были тысячи, а я один. Но знаешь, они оказались славными ребятами, эти людоеды. Когда я доказал, что живой принесу больше пользы, чем изжаренный на костре, обитатели Куру-Кусу охотно оставили меня в живых.

— Ты умеешь разговаривать по-людоедски? — удивилась Элли.

— Ну, милая моя, — улыбнулся Чарли. — Было бы желание, а сговориться всегда можно. Меня приняли в племя Куру-Кусу, а я научил островитян пяти новым способам готовить рыбу и нашёл на острове девять новых сортов съедобных растений… Когда я прожил у них четыре года, островитяне дали мне лодку, нагрузили её припасами и бочонками с водой и вывели далеко в море, призывая на мою голову благословения всех богов. А богов у них не мало, и, видно, поэтому, после сорока двух дней плавания я встретил корабль… и вот я у вас, а кстати, сюда скачет Джон!

Фермер Джон, узнавший от соседей, что на ферму прошёл незнакомый путник, примчался с поля верхом на лошади и очень обрадовался, узнав в госте своего шурина Чарли Блека.

Мужчины сердечно поприветствовали друг друга.

— А я к тебе по делу, брат Джон! — заявил Чарли, когда кончились рукопожатия.

— Просто в гости не мог приехать? — упрекнул моряка фермер.

— Да знаешь, у такого всесветного бродяги, как я, везде найдутся дела! — оправдался Чарли. — Есть у меня мечта — купить судёнышко и навестить моих друзей на Куру-Кусу. Мне всего-то не хватает тысчонки монет…

Джон давно знал, что Чарли любит затевать неожиданные предприятия, и предложение не удивило его.

— Ладно, — сказал он. — Поговорим о деле завтра, а теперь пошли ужинать.

Хозяева и гость сели за стол. Расспросы о приключениях Чарли продолжались далеко за полночь, когда усталая Элли уже давно спала крепким сном.

— А я вижу, вы разбогатели, — заметил Чарли, когда хозяйка стала готовить ему постель. — У вас новый домик, а раньше вы жили в фургоне, снятом с колёс и поставленном наземь.

И только тут родители Элли, увлечённые беседой с гостем, вспомнили, что их девочка пережила ещё более удивительные приключения. Но когда Анна начала рассказ о том, как ураган небывалой силы подхватил фургон с Элли и Тотошкой и унёс по воздуху, моряк ударил кулаком по столу.

— Стоп! Отдать якоря! — воскликнул он. — Не обижайся, сестра, но мне интересно узнать чудесную историю из первых рук, от племянницы. И хоть меня гложет нетерпение, я всё-таки хочу, чтобы Элли сама отрапортовала мне о своих приключениях.