Кто его знает чего от чужого ждать… Скорее всего, ничего хорошего. И опять-таки конкурент, претендует на еду, территорию. Лучше его прогнать поскорее. Все это заложено в нас на уровне генетической программы, винить тут себя совершенно не за что. Вопрос в том, что нам с этой программой делать. Мы все-таки люди, даже вроде бы разумные (есть такая гипотеза – непроверенная).

Согласно другой гипотезе, неандертальцы, например, именно потому и выродились, что не сумели преодолеть этой биологической программы и не стали вступать в браки с представителями других племен. Наши же непосредственные предки, кроманьонцы, как-то эту задачу решили, сумели свой страх перед чужим обуздать – и вот потому мы сейчас здесь, Интернетом пользуемся.

Однако у современного человека есть и свои основания для неприятия чужого. Грустно, но факт, что дети становятся приемными после того, как остались без собственных родителей, стали сиротами. А в наше время они обычно становятся социальными сиротами – то есть оказываются одинокими не по воле злого рока, а по причине алкоголизма, жестокости, безответственности и прочего подобного поведения их собственных папы и мамы. То есть эти дети для большинства приемных родителей – еще и представители другого социального слоя, с другими представлениями о том, как надо растить детей, как себя вести, ради чего и как жить и т. п. Как говорится, «два мира, два образа жизни». Пока он маленький и послушный, про это не думается. А как только дитя в первый раз выпьет пива или накрасит губы – тут-то этот страх волной и накроет. И в голову не придет ведь здравая мысль: «Это возраст такой». Мысли будут примерно такие: «Все, это наследственность. Он уже спивается. Она уже начала становиться проституткой».

Ведь в самом деле – ребенок-то зачат и рожден, а может быть, и воспитывался несколько лет другими людьми. Этого факта мы изменить не можем. В этом смысле, что ни делай, он всегда будет «арбузом на дубе». А ну как сорвется с неродной ему ветки – да по голове?

«Плохая наследственность» – самое распространенное, практически «универсальное», объяснение любым трудностям, возникающим в процессе воспитания приемного ребенка. И самое опасное. Потому что «наследственность» – то, что изменить нельзя. То, что не дает шанса ни ребенку, ни родителям. А значит, заставляет опускать руки и отчаиваться, а не решать проблемы. Ссылаясь на плохую наследственность, мы, по сути, отталкиваем ребенка от себя, отказываем ему в праве меняться.

Объяснение это и самое несправедливое, поскольку употребляется гораздо чаще не к месту, ложно. Ведь сегодня все знают, что есть какие-то гены, но что от них зависит и как это проявляется – мало кто себе представляет.

Строго говоря, «наследственность» – это потенциал. То, насколько этот потенциал – как отрицательный, так и положительный! – реализуется, зависит от среды, а значит, от семьи, в которой ребенок растет. Соотношение факторов среды и наследственности – «50 на 50». В каких-то областях оно сдвинуто в одну строну: например, цвет волос полностью задан генами, в каких-то – в другую: так, будут ли волосы чистыми и аккуратными, зависит только от обстоятельств и действий самого человека. Самое же главное в жизни – желание и умение работать, вера, ценности, способность любить и заботиться уж точно не от наследственности зависит.

С другой стороны, гены – это всегда в большой степени лотерея (кстати, и в случае с родными детьми тоже). А вдруг ваш приемный ребенок окажется наделен от природы талантами и качествами, которые в вашей семье не представлены?

На самом деле проблемы в развитии детей–сирот связаны в гораздо большей степени с травмой отрыва от семьи и родительской депривацией, чем с наследственностью. Именно отсутствие достаточной заботы и эмоционального контакта с близким взрослым в раннем детстве, а в некоторых случаях – жестокое обращение, являются основной причиной диспропорционального развития таких детей, а не пресловутая «генетика». Ребенок с самыми распрекрасными генами в этих обстоятельствах развивался бы плохо. У покинутого, лишенного родителей ребенка с самого раннего возраста подорвана жизнеспособность. Близкий контакт с матерью (или с другим постоянным взрослым) в раннем детстве обеспечивает не только эмоциональный комфорт, но и психофизиологическую стимуляцию, необходимую для благополучного формирования ЦНС и головного мозга. У ребенка, который в течение первого года жизни растет не «на руках», затормаживается и нарушается нормальный ход развития. Последствия этого достаточно серьезны, но обратимы. Тем легче, чем раньше изменится ситуация – та самая «среда». Мы много раз видели, как неузнаваемо менялись и расцветали дети, попадая в любящую семью. Их просто невозможно узнать – хотя все гены, как вы понимаете, остались теми же самыми.

Бояться генов, с одной стороны, естественно – ведь они не в нашей власти, с другой, бессмысленно – по той же самой причине. Отрицать их тоже нет смысла – стремление «обтесать» ребенка под себя, игнорировать все его отличия от нас ничем хорошим не кончается – ведь даже Мичурин не пытался выдать арбуз за большой такой полосатый желудь!

Кстати, об арбузе: история про него вовсе не такая грустная, как кажется на первый взгляд. Во-первых, дуб явно хорошо справлялся со своими (родительскими) обязанностями: арбуз, судя по всему, был увесистым и, наверное, спелым. Во-вторых, сам арбуз, между прочим, против дуба ничего не имел. Может быть, он как раз не хотел, чтобы его срывали? Им хорошо было вместе!

Возможно, оттого, что средний возраст нынешних приемных родителей – 30-40 лет, они – дети и внуки людей послевоенного поколения. В то время в Советском Союзе материально бедны были почти все. Быть богатым было не только опасно (это могли себе позволить очень немногие), но и в каком-то смысле пошло. А вот быть образованным – стало наконец и возможно, и престижно. Вера в Бога была изгнана из жизни общества, и духовные ценности свелись к образованию. «Знание – сила», оно стало социальной ценностью и «безопасной вершиной», которую можно было достичь самим – и помочь своим детям в ее достижении. А желание помочь детям, хоть как-то обеспечить их будущее – естественное желание каждого нормального родителя.

Времена изменились, но важность образования для многих родителей актуальна по-прежнему. Логика примерно такова: «образование обеспечивает интеллектуальное и душевное развитие, а также среду общения для ребенка, и тем самым служит фундаментом его (ее) будущего». Звучит разумно, но лишь отчасти. Душевное и моральное развитие связано не столько с интеллектом, сколько с воспитанием чувств, с отношениями, в том числе и внутрисемейными, в которых растет ребенок. С тем, во что верят родители. С тем, во что верит и кого любит он сам. От этого действительно зависит, каким человеком вырастет ребенок – родной или приемный. И большинство родителей, вообще взрослых людей, понимают это вполне отчетливо.

В чем же тогда дело? Что заставляет вполне здравомыслящих людей тянуть ребенка «за уши» в институт, нередко вопреки не только желанию, но и объективным способностям чада? Наверное, подобное происходит в тех случаях, когда уровень образования ребенка рассматривается как признак «достойного родительства». В самом деле, ведь образование – это то, что можно реально предъявить окружающим. И уж тем более, если ребенок – из детского дома…

Образование – нужно. И важно. Но так же важно не перейти, точнее – не переломить хрупкую грань, по одну сторону которой – то, что психологи называют «зона ближайшего развития», потенциал человека, который требуется развивать, прикладывая усилия, а по другую - усталость от чрезмерного напряжения, взаимное раздражение и отчуждение. Никакое образование не стоит того, чтобы ваши отношения с ребенком были разрушены, а он пришел к выводу что «такой» он вам не нужен.

А реакция взрослых часто носит «опережающий» характер: «Сегодня украл шоколадку, а завтра – станет вором-рецидивистом. Опять-таки, гены… Все, это конец, все было зря, ничего не вышло, мой ребенок – вор!»

На самом деле именно в момент родительского отчаяния (а не в процессе кражи шоколадки) над будущим ребенка сгущаются тучи. Потому что у него самого нет опыта, он ничего толком не знает о себе. Он получает информацию только от нас, взрослых. А тут сам папа (сама мама) говорит, что он – вор. Значит, так оно и есть… Опасность «ярлыков» состоит в эффекте социального гипноза: «как вы лодку назовете, так она и поплывет!».

Опасения, что воровство связано именно с тем, что ребенок – приемный, имеют под собой основания. Только гены тут опять ни при чем. Моральное развитие непосредственно связано с опытом благополучной привязанности. В основе «голоса совести» лежит не столько страх наказания, сколько боязнь утраты любви и уважения близких, а также способность сочувствовать другим людям. Большинство детей, воспитывающихся в благополучных родных семьях, к старшему дошкольному возрасту знают о том, что такое «можно» и «нельзя», «хорошо и плохо». Однако сначала они просто «не хотят расстраивать маму», «не хотят поссориться с папой». Следовать моральным нормам самостоятельно и осознанно, по «внутреннему закону совести» дети становятся способны значительно позже – примерно к 10-11 годам. Если же у ребенка раннее детство было неблагополучным, отмечаются задержки в развитии совести: ему некого беречь, он не умеет сочувствовать, нет отношений, которыми он бы дорожил, ведь всему этому тоже нужно учиться. Плюс постоянное чувство тревоги, задержка в интеллектуальном развитии (идея собственности – сама по себе довольно сложная). Поэтому детям с «неблагополучным стартом» дольше требуется внешний контроль.

Почему мы так подробно рассказываем о разных типах воровства? Потому что, если это по сути не воровство, а неосведомленность (невротическая тревога, протест, страх быть отвергнутым и т. п.), бесполезно бороться с симптомом, внешним проявлением проблемы, то есть собственно утаскиванием шоколадки. Это все равно что усердно вытирать лужи, если прохудилась крыша, а дыру не заделывать (как вы понимаете, ругаться и топать ногами или плакать и отчаиваться – еще менее продуктивно). Нужно понять, что происходит с ребенком на самом деле. Тогда можно будет решить исконную проблему, а воровство пройдет само.

· Собрать полную и непредвзятую информацию о том, что произошло. К сожалению, к детям из детского дома существует предвзятое отношение, и ребенка могут обвинить несправедливо.

· Постараться понять, что стоит за поступком ребенка, какова эта ситуация с точки зрения ребенка, каковы были его намерения и как он понимает результат. Для этого нужно внимательно и спокойно его выслушать. А чтобы он мог быть откровенными с вами в столь стрессовой ситуации – до этого создавать доверительные отношения.

· Учитывать возраст и особенности развития ребенка. Часто взрослые терпимо относятся к тому, что ребенок отстает в росте или в учебе, но не могут перенести задержки в развитии совести. На самом деле это такая же зона развития, как и другие. Просто, возможно, сейчас ребенку, которому десять лет от роду, в моральном отношении – еще только шесть. И относиться к его поступкам, объяснять ему, что произошло, надо с учетом этого.

· Подробно и понятно объяснить ребенку, чем именно плох его поступок. Почему нельзя брать чужое без спросу, даже если хочется. Что теряет тот, кто берет чужое – прежде всего, в отношениях с людьми. Рассказать, как плохо тому, у кого украли, что он чувствует. Объясните, что желание взять чужое посещает в детстве всех людей, и как люди это преодолевают, и т.д.

· Предложить выход из ситуации. Обязательно надо вместе с ребенком попросить прощения (объяснив, зачем!), при этом не позорить и не бросать одного. Найти способ самому ребенку возместить нанесенный ущерб: вернуть, сделать своими руками новое, отдать свое взамен растраченного и т.д.

· Выразить уверенность (не требовать обещаний, не угрожать, а именно выразить твердую уверенность), что в будущем ребенок научится справляться с соблазном взять чужое.

· Своим собственным поведением выражать уважение к собственности, в том числе к вещам самого ребенка, спрашивать разрешения, не рыться в его вещах. И его не вводить в искушение, не бросать где попало деньги и ценности, пока не будете уверены, что это не станет невольной провокацией.

· Если вы обнаружили, что за воровством стоят другие причины, начать решать эти проблемы. Если вам кажется, что сами вы не можете понять, что движет ребенком, обратиться к детскому психологу.

Все дети проходят в своем нормальном развитии периоды, когда учатся владеть собой, сдерживать спонтанный гнев. Усвоение социальных норм и правил выражения своего недовольства начинается в возрасте 2-3-х лет. В благополучном варианте ребенок постепенно учится находить приемлемые для его окружения способы отреагирования негативных эмоций и способы достижения желаемого. После десятка истерик ребенок убеждается (при правильном поведении родителей), что это не лучший способ получить что-то. С другой стороны, он узнает, что иногда взрослых можно просто попросить, или убедить, наконец, справиться самому. Если родители принимают его чувства, но ставят рамки поведению, он приходит к выводу, что злиться – нормально, а вот крушить все вокруг – нет. Он не боится своей злости и она быстрее уходит.

Дети, не имеющие опыта благополучных внутрисемейных отношений, не имеют ни позитивных образцов поведения в сложных ситуациях , ни опыта правильных ограничений деструктивного поведения. Возможно, их вообще замечали только когда они начинали истошно орать. Возможно, они наблюдали, как взрослые сами не справляются со вспышками гнева и превращаются в «монстров». Поэтому, когда таких детей посещает гнев, они оказываются беспомощны: имеющиеся в их распоряжении модели поведения плохи и неприемлемы, а других у них нет.

Более того, многие дети из неблагополучных семей подвергаются жестокому обращению. Последствия насилия двояки: боль и страх требуют отреагирования, и ребенок еще долгое время «выплескивает» их на окружающих. Кроме того, ребенок усваивает модели «насильственного» поведения, и требуется время и труд воспитателей, чтобы переучить его.

Взрослые люди могут испугаться ребенка, ведущего себя разрушительно. Сильный аффект вообще пугает, а если непонятны причины, его вызвавшие, то и подавно. Сам ребенок тоже не осознает истинных мотивов своего поведения, и уж тем более не в состоянии что-либо объяснить. Растерянность взрослых он воспринимает как их слабость, и у него возникает ощущение контроля над ситуацией, своего превосходства над взрослыми а значит, учитывая его прошлый горький опыт, своей защищенности. Так растерянность и испуг взрослых подкрепляют агрессивное поведение ребенка. В следующий раз приступ гнева возникает легче и длится дольше. Поскольку открытое проявление агрессии является наиболее запретной формой поведения в обществе, у взрослых возникает сильное искушение счесть ребенка «ненормальным». Они еще больше пугаются – и тем самым окончательно лишают ребенка надежды получить то, что ему на самом деле нужно: защищенность, в том числе от самого себя. Ведь от своего гнева он страдает не меньше окружающих – тяжело жить рядом с монстром, а каково, когда монстр – внутри тебя самого?

Иногда агрессия прямо направляется на себя, это называется аутоагрессия. Ребенок может явно причинять себе боль – кусать, царапать, вырывать волосы, или делать это нечаянно – падать «на ровном месте», врезаться в углы, обжигаться (причем все это случается столь часто, что речь явно идет не об обычном детском бытовом травматизме). В более старшем возрасте аутоагрессия может толкать ребенка к заведомо очень опасным забавам, нарушению закона, и даже попыткам покончить с собой. За аутоагрессией стоит глубокое неприятие самого себя, бессознательное убеждение ребенка, что ему не следует быть. Потому что единственный источник, из которого мы с вами узнаем, что желанны на этом свете – любящие лица наших родителей. Это, собственно, и ответ на вопрос, как помочь ребенку с аутоагрессией – она проходит по мере того, как он убеждается, что нужен и любим. Но чтобы в это поверить, ему недостаточно слов и уверений – должно пройти время, и совместный опыт жизни с приемными родителями сформирует у ребенка новое отношение к самому себе.

Аутоагрессия как отвержение самого себя, самообвинения и приступы отчаяния встречается у чувствительных детей и в острой фазе переживания утраты родной семьи. Причем ребенок может «застрять» в переживании горя, превратив его в ритуал «искупления» и выражая таким образом свою любовь к покинувшим его значимым людям. Если взрослые не реагируют на подобное поведение ребенка, оно усиливается. Причиняя себе боль, физическую или эмоциональную, ребенок словно надеется, что если ему станет по-настоящему плохо, родители вернутся. Важно, чтобы он в этот время узнал, что утешение и помощь можно получить не только от ушедших близких, но и от других взрослых, от приемных родителей. Если они будут искренне стараться помочь ему, уважая его горе и не пытаясь его поскорее «затушевать» и обесценить («было бы о ком горевать – об этой алкоголичке»), ребенок доверится и научится находить опору в новых привязанностях.

· Бороться не с чувствами, а с поведением. Ребенок имеет право злиться, но не имеет права причинять вред окружающим. Если его «понесло», сохраняйте спокойствие. Когда дело ограничивается воплями – оставьте его одного. Если он может начать все ломать или нанести себе увечье, оставайтесь рядом и спокойно, но твердо удерживайте его от подобных попыток.

· Бороться не с ребенком, а с агрессией. Говорите с ребенком о его приступах ярости, как его союзник и помощник. Не обвиняйте и не требуйте невозможного – сам он с собой пока не может справиться. Вы должны преодолеть это вместе. Предложите ему новые идеи, что делать, когда «несет», заведите «подушку злости», которую можно колотить. Выражайте уверенность, что все получится, во время истерики вместо слов «Если ты не успокоишься сейчас же, я тебе…» гораздо уместнее: «Когда ты сможешь говорить спокойно, приходи и мы все обсудим».

· Внимательно относиться к проявлениям аутоагрессии. Постараться выяснить причины «самонаказания», понять, в чем ребенок винит себя, какова стоящая за виной утрата. Для этого важны доверительные отношения с ребенком, его уверенность, что вы все поймете и постараетесь помочь. Поняв причины аутоагрессии, вы узнаете, какова истинная эмоциональная потребность ребенка, а значит, сможете найти новый способ ее удовлетворения.

· Обратиться к специалисту. Ребенку может быть очень важно осознать причины своей ярости и выразить ее «по адресу» - это можно сделать с помощью психолога. Если ребенок уже осознает приступы агрессии как свою проблему и хочет с ними справиться, психолог может научить его приемам саморегуляции. В случаях аутоагрессии психолог поможет преодолеть чувство вины и неполноценности, научит находить новые точки опоры в жизни.

издательство «Мир Детства Медиа» выпустило к открытию ярмарки интеллектуальной литературы Non/fiction. Первого декабря первая художественная книга современного русского автора для семей с приемными детьми будет представлена на круглом столе «Как хорошо, что мы нашлись» в детской зоне семинаров. Кроме двух сказок о котенке: «Марта. Клад» для детей от 3 до 6 лет и «Марта. Музей» для читателей 5-9 лет, — издание содержит послесловие психолога для родителей. В нем преподаватель Школы приемных родителей «К новой семье» Антонина Щепина советует, как использовать сказки из книги и собственного сочинения для обсуждения волнующих ребенка вопросов: почему он не живет со своими биологическими родителями, не откажется ли от него новая семья за плохое поведение, чем он похож на своих усыновителей.

«За рубежом выход книги для приемных детей — рядовое событие, — объясняет руководитель Школы приемных родителей “К новой семье” Алексей Рудов, у которого и возникла идея книжной серии пять лет назад. — А в России, где в приемных семьях живут больше 145 тысяч детей до 18 лет, ничего подобного не было».

Проштудировав тематическую иностранную литературу, Алексей решил: подготовить русскую книгу будет проще, чем адаптировать зарубежную. «Слишком отличаются законодательство и культура, — говорит Рудов. — Например, в США нормой считается общение беременной женщины с будущими приемными родителями ее ребенка. Поэтому в американской книге легко сообщить ребенку: твоя родная мать позаботилась о тебе, подобрав хороших родителей». Другой пример — австралийская сказка об овечке, которую взяла на воспитание семья кенгуру. У овечки никак не получалось стать настоящим кенгуренком, поэтому ее новым родителям пришлось искать, чем они похожи, а чем отличаются и как принимать то, что их отличает. «Сказка хорошая, — говорит Рудов, — только персонажи нам совершенно неблизкие».

Алексей долго искал подходящего автора, пока коллеги не познакомили его с детской писательницей Диной Сабитовой, матерью троих детей, среди которых — приемная дочь. «Писать на заказ — дело неблагодарное, но этому предложению я обрадовалась, — рассказывает Сабитова. — Мне захотелось внести свою лепту в нужное дело, тем более я уже была в теме». Сюжеты и героев Дина придумывала сама, но в работе советовалась со знакомыми усыновителями и психологами. Тексты потом оценивали взрослое и детское жюри на сайте 7ya. ru и в ЖЖ. «Над абзацем, в котором мама рассказывает Марте о ее происхождении, я работала много недель, — говорит Сабитова. — Мне не хотелось приукрашивать действительность сладкой ложью, ведь у большинства наших приемных детей жизнь началась с трагедии, с того, что биологическая мать их бросила. Психологи же справедливо считают: ребенку тем не менее нельзя внушать, что его кровные родственники — плохие люди. И мы очень тщательно подбирали здесь каждое слово».

По оценкам Рудова, пятитысячный тираж быстро раскупится, поскольку книги такого рода сегодня востребованы в России. «Усыновление перестало вызывать удивление окружающих или восприниматься как подвиг, — считает Алексей. — Обсуждать этот процесс тоже становится нормой».

С Рудовым согласна главный редактор благотворительных проектов «Родные люди» Елена Фортуна, которая в 2010 году начала издавать журнал для семей с приемными детьми (сайт mydears.ru): «Два года назад, когда я усыновляла первого ребенка, отношение к приемному родительству было существенно иным. Сейчас стало гораздо больше усыновителей, которые не хранят тайну, а делятся своим счастьем и тем самым помогают сделать наше общество более здоровым».

За год существования тираж журнала «Родные люди» вырос в четыре раза (с 1 до 4 тысяч экземпляров), а аудитория сайта — вдвое (сейчас его посещает около 8 тысяч человек в месяц). «Теперь нас читают не только в Москве и области, — рассказывает Елена, — а, например, в Красноярске, Новосибирске, Казани, Брянске, Сочи, Владивостоке. Пока наша основная аудитория — кандидаты в усыновители и опекуны. Им важно, чтобы их ободрили, растолковали какие-то неочевидные моменты, поэтому мы стараемся, чтобы в “тематических” текстах было больше личного опыта. “Родные люди” в первую очередь семейный журнал, и его основная тематика — путь к счастью приемного родительства. Мы стараемся писать на темы, которые волнуют любого родителя, но в приемных семьях могут иметь немного другие оттенки».

В планах Фортуны — увеличить объем журнала, а в планах Рудова — продолжить серию сказок для приемных детей и поднимать новые вопросы: как реагировать на обидные слова одноклассников, так же ли тебя любят родители, как родного ребенка.

Цитата

— Дальше у меня в животе никак не заводился котенок. И тогда мы с папой решили, что не хотим так долго ждать. И мы пошли в Дом котенка. Искать тебя.

— Дом котенка? — Марте очень интересно. Она представляет огромный магазин, где на полках в нарядных коробках лежат красивые маленькие котята. Коробки перевязаны ленточками.

Мама смеется:

— Дети не продаются в магазинах.


Дина Юсупова
Пятница
№ 45 (228) 26 ноября 2010

Если бы девочка часами рыдала над портретом матери, показывая, что она горюет, ее бы поняли и пожалели. Но она сдержанна, послушна, просто все время молчит и ничему не радуется. Она избегает сверстников, развлечений, зато охотно помогает ухаживать за малышкой, делает что-то по дому. Ни о чем не просит, ни на что не жалуется, старается остаться одна, часами что-то перебирает в своей сумочке. Только покушение на фотографию матери вызывает у Светы взрыв чувств. Проходит год, прежде чем ребенок начинает проявлять к чему-то интерес, открывается для новых привязанностей. Не знаю, кто консультировал создателей фильма, но картина детского горя в нем показана очень точно.

Посмотрим на происходящее глазами ребенка. Света жила вдвоем с мамой очень замкнуто, других близких людей у нее не было. Мама умирает внезапно, ничего не объяснив, не подготовив дочь к тому, что будет потом. Свете хотелось остаться в своем доме, с хорошо знакомыми соседями, но приезжают чужие люди и увозят в другое место, в незнакомый дом, многолюдный, шумный, с маленькими детьми, полный незнакомых людей. Они чего-то от нее хотят, теребят ее, предлагают померить какие-то вещи, суют в руки игрушки, говорят что-то бодрыми голосами, спрашивают, нравится ли ей... А ребенок пребывает в состоянии шока. Мир рухнул. Света лишилась сразу и мамы, и дома, и привычных вещей, и образа жизни, и окружения. Не в состоянии сопротивляться, не в силах ни о чем просить, она как бы внутренне "замирает". Пытаясь сохранить что-то неизменным - хотя бы внутри себя, она обрубает внешние контакты: отвечает односложно, не смотрит в глаза, никогда не начинает разговор первой, старается забиться в угол, сидеть неподвижно, стать как можно более незаметной.

Когда человек переживает потерю, его мир необратимо меняется, все приходит в состояние хаоса. Нужно время, чтобы восстановить свой мир, что-то заменить, что-то отстроить заново, что-то расставить по местам. Это и есть процесс горевания. Горе - это не просто чувство, горе - это большая работа. Она требует всех душевных сил человека. Не случайно во многих культурах траур обязательно содержит в себе отказ от повседневных обязанностей, от излишнего общения, возможность отрешиться от всего и сосредоточиться на своем переживании. У нас принято горюющего человека отвлекать, теребить, всячески давая ему понять, чтобы он "поскорее заканчивал со всем этим".

Ребенок, переживающий горе, часто становится более замкнутым, молчаливым, в острых случаях даже наступает мутизм - полная потеря речи на нервной почве (этот сюжет довольно часто встречается в кино и в литературе, можно вспомнить фильм "Патриот" или книгу "Два капитана"). Сам ребенок может не осознавать связи своего состояния с потерей. Он часто жалуется, что ему "скучно", но на предложение чем-нибудь заняться отвечает "неохота". Самым предпочитаемым обществом становятся для него маленькие дети (еще не умеющие говорить), очень старые люди, домашние животные. Их преимущества в том, что они "не пристают", но при этом избавляют от одиночества, с ними можно просто посидеть рядом, прикоснуться, поухаживать без риска вторжения в свой внутренний мир. В фильме Света готова часами качать в коляске младшую девочку, что вызывает кривотолки соседей.






Часто дети в состоянии горя часами выполняют однообразные действия - расставляют рядами игрушки, раскладывают по коробкам карандаши или пуговицы. Они охотно соглашаются на самую рутинную работу, например, чистят картошку (это как раз делает Света в фильме). Еще одно излюбленное их занятие - натягивать повсюду веревки и нитки, обматывая ножки мебели, связывая между собой разные предметы. Таким образом они пытаются как бы "связать" оборванные нити своей жизни, помочь внутреннему процессу наведения порядка и преодоления хаоса.

Выходя постепенно из стадии шока, ребенок может столкнуться с новыми аспектами горя. Один из них - гнев. Взрослые тоже испытывают гнев после потери, злясь на врачей, которые не сделали всего необходимого, на самих себя, что не предусмотрели, не спасли, на судьбу, на самого ушедшего - почему не был осторожен, почему не лечился, почему не подумал о нас. Ребенку признаться себе, что он злится на покинувшего его родителя, очень страшно. Это особенность детской психики - ребенок еще не осознает в полной мере границ между личностями и сознаниями разных людей. Малыш может зажмурить глаза с угрозой: "Я сейчас сделаю вам всем темно!".

Ребенок постарше уверен, что, если он будет злиться на маму, она это сразу узнает, и тогда "уж точно не придет".

Поэтому самому ребенку его злость кажется немотивированной, безадресной. Он может ни с того ни с сего, на фоне ровного настроения, вдруг пнуть ногой игрушку, стул, или ударить кулаком по чему придется. "Из-за чего ты злишься?" - "Я не злюсь, просто достало все" (или "Сам не знаю, накатило"). Кроме вспышек ярости, могут возникать дисфории - продолжительные периоды дискомфорта, раздражения непонятно на что и на все сразу. Ребенку может разонравиться привычная еда, начинает раздражать ("колоться", "душить", "натирать") одежда, мешают громкие звуки, сильные запахи.

Еще одна мучительная составляющая процесса переживания горя - ощущение вины. В этом отношении дети гораздо уязвимее взрослых именно из-за особенностей мышления, о которых только что шла речь. Для ребенка все, что происходит вокруг него, происходит из-за него. "Если мамы больше нет со мной - это из-за того, что я плохой. У хороших детей мамы не умирают". "Меня забрали у родителей, потому что я плохо себя вел. Если бы я слушался, папе не надо было бы меня бить, и к нам не пришла бы милиция". "Если бы я не попросил у соседей поесть, никто не узнал бы, что мама пьет, и меня не забрали бы". Вывод из всех этих ситуаций ребенок делает один: "Теперь маме (папе) плохо, они там одни, без еды (в милиции, в больнице), их обижают, а я тут в хороших условиях, конфеты ем. Я настоящий предатель". Это особенно сильно переживают дети, которые с малых лет выполняли опекающие, родительские функции, и считают себя в ответе за взрослых.

Ребенок, ставший жертвой насилия со стороны собственных родителей, оказывается в самом сложном положении. Он злится на них - не может не злиться, ведь из-за них он испытал боль и страх. Но сразу вслед за волной злости приходит мучительная волна вины и ужаса, что теперь они потеряны навсегда - из-за него. В результате ребенок приходит в состояние крайнего стресса, у него появляются признаки аутоагрессии - гнева, направленного на самого себя.

Он может до крови щипать и царапать себя, под корень сгрызать ногти, вырывать у себя волосы, или "нечаянно" каждый день получать ушибы, ожоги, порезы; подростки могут всерьез думать о самоубийстве. Такие дети нуждаются в длительной реабилитации и в профессиональной психологической помощи, но даже после нее последствия травмы долго дают о себе знать.

Приступы гнева могут чередоваться с периодами "правильности", почти пугающей послушности. Ребенок вдруг начинает аккуратно складывать свои вещи, сам садится делать уроки, вызывается помочь по дому и т.д. Он словно надеется магическим образом "все исправить", стать "хорошим ребенком, у которого все хорошо". Кстати, из-за этого сотрудники детского дома не предупреждают приемных родителей о том, что ребенок "трудный". Просто в детском доме он вел себя тише воды, ниже травы, надеясь таким образом "все вернуть, как было". И только устройство в новую семью окончательно рушит эту его надежду, тут и проявляются все "трудности" в поведении, многократно усиленные стрессом.

Другой вариант "магического поведения" - ребенок намеренно делает свое положение как можно более ужасным. Он или чудовищно ведет себя, навлекая на свою голову все возможные кары, или тяжело заболевает (разом всеми хроническими заболеваниями, которые у него когда-либо были, присоединив к ним пару новых). Почему? Да потому что ребенком родители занимались в двух случаях: когда он очень плохо себя вел и его надо было наказать, или сильно болел. Воспроизводя эти ситуации, ребенок надеется, что мама (папа) "поймет, что все совсем плохо, и наконец придет". Потому что, с точки зрения ребенка, родитель всемогущ, и если он не появляется, то не потому, что не может, а потому, что не считает нужным.

Работа горя обычно завершается стадией нервного истощения. На предшествующие переживания потрачено так много сил, что все чувства притупляются, ребенок прекращает попытки тем или иным способом вернуть утраченное. Он становится апатичен, вял, у него ни на что нет сил, явно снижаются способности к учебе, у него просто нет энергии, чтобы сосредоточиться, почувствовать интерес, постараться. Может наступить регрессия, то есть возврат в более младший возраст. Как будто ребенок разучился делать то, что давно умел - аккуратно одеваться, самостоятельно есть, решать задачи. Его игры становятся очень примитивными, он легко сдается при малейшем затруднении, часто не может довести до конца начатое дело. Он предпочитает мрачные тона в рисунках, в одежде, его лицо словно теряет мимику.

При этом дети обладают невероятным запасом жизненных сил и способностью к адаптации, поэтому их горе не длится непрерывно, как у взрослых. Периоды горевания обычно сменяются просветами, когда ребенок, как ни в чем ни бывало, веселится, играет, смотрит любимые мультики. Дети словно делают перерывы в работе горя, справляясь с ним "по кусочкам". Именно это дает повод взрослым сделать вывод о том, что "он уже все забыл". Но переживание горя после небольшой передышки вновь возвращается, порой в новом обличье, в новой "маске": послушания или протеста, болезни или скуки.

Вспомним еще раз фильм "Мачеха". Героиня Дорониной чутьем выбирала правильную тактику помощи ребенку. Она старалась не приставать, но быть рядом. Она привлекла Свету к возне с малышкой и к простым домашним делам. Она открыто признала ее право горевать по матери, защитила от посягательства на ее память, помогла восстановить и увеличить портрет мамы. Она создавала для ребенка покой и уют, ни на чем не настаивая, просто предлагая небольшие радости: куклу, карандаши. Она исподволь давала понять, что жизнь не кончена, что у девочки есть отец, есть новая семья, будут друзья, будущее. Конечно, "мачехе" было нелегко. Если бы у нее была возможность проконсультироваться с психологом, они ей посоветовали бы взять из Светиного дома побольше вещей, связанных с матерью, попросить прежних соседей иногда писать письма девочке, уделять больше внимания своему сыну, не ждать от девочки обращения "мама", а главное - не сомневаться в Светиной "нормальности", не переживать так сильно, а просто помогать ей и терпеливо ждать, когда девочка справится с горем. Но все и так хорошо закончилось.

Ребенку, потерявшему семью, от окружающих нужны прежде всего забота, терпение и ровная поддержка.

В среднем переживание горя длится от полугода до двух лет. Именно столько времени обычно уходит на улаживание формальностей с определением статуса ребенка, лишением родительских прав, на подбор новой семьи. То есть очень часто ребенок попадает в приемную семью и в новую школу как раз на одной из стадий переживания горя. Новая семья призвана помочь ему справиться с утратой, патронатных воспитателей этому даже обучают на специальных тренингах. Не случайно наши английские коллеги даже называют патронатных (у них - фостеровских) воспитателей "специалистами по потере". Но усилия семьи могут быть сведены на нет неумными, а порой и враждебными действиями окружающих (как это едва не произошло и в фильме). Важно, чтобы все причастные к судьбе ребенка люди понимали: многие особенности его поведения и, прежде всего снижение желания и способности учиться, объясняются именно переживанием потери. Так что прежде чем делать выводы о его "необучаемости", "неуправляемости", "ненормальности", следует учитывать обстоятельства его жизни.

Исследователями давно выявлено, что мышление детей отличается от мышления взрослых. Об этом писали многие: Жан Пиаже, д-р Дэвид Бродзински, д-р Анна Бернштейн, Л.С. Выготский и т.д. При изучении отношений между сиблингами было выявлено, что ожидания взрослых относительно отношений между их детьми отражают многочисленные годы их личного опыта и воспитания. Однако было обнаружено, что для самих маленьких детей семейные отношения исключительно социальны по своей природе. Для них определения гораздо проще: братья и сестры – это те дети, с которыми они растут и с кем они делят родителей. Маленькие дети мыслят конкретно. И в семьях, включающих приемных детей, вне зависимости от того, скрывается этот факт или нет, и есть ли в ней сиблинги, выросшие в разных семьях, и пытаются ли взрослые им это объяснить, в понимании ребенка все просто: братья и сестры – это те, с кем он живет. Брат – это парень, который никогда не делится своими игрушками. Сестра – это девчонка, которая никогда не убирает за собой со стола и всегда винит в этом меня… и т.д.

Маленькие дети практически никогда не воспринимают своих кровных братьев или сестер, проживающих отдельно в учреждении, оставшихся в кровной семье или находящихся в другой приемной семьей, в качестве сиблингов так же, как тех, с кем дети живут вместе изо дня в день – неважно, связаны ли они при этом с детьми, живущими в этом же доме, по рождению или по социальной ситуации.

Почему это должно вызывать удивление? Даже в наиболее открытых контакту приемных семьях, чувства к кровным маме и папе отличаются от таковых к приемным родителям и не всегда соответствуют ожиданиям социума, касающимся отношений с родителями и чувств в связи с этим. Например, маленький темнокожий ребенок спрашивает про своего белокожего соседа по дому: "Это ведь мой брат?" – и не понимает, почему это удивляет окружающих, ведь этот человек может быть единственным братом, которого он когда-либо знал. Более старший по возрасту ребенок, которого представляют первый раз в жизни 6-летнему ребенку в качестве "брата" не будет с этого момента автоматически “чувствовать” себя братом.

С возрастом дети становятся способны все лучше понимать отношения, взаимосвязи между людьми и гораздо больше интересуются отличиями и нюансами в этих вопросах. Например, мы знаем, что в юности многие выросшие в приемных семьях люди активно интересуются вопросами генетики, и проясняют, что это может значить для них лично. Становясь взрослыми, они гораздо больше готовы этим интересоваться, стараться понять и оценить свое к этому отношение, разобраться с дополнительными вопросам в связи с существованием кровных братьев и сестер.

Сам факт приема разных детей в семью создает пары сиблингов, которым приходится в любом случае решать, кто они друг для друга. Разрешение этого вопроса является для них задачей на всю жизнь. Даже не в приемных семьях этот вопрос имеет место. Сиблинги могут быть друзьями или врагами, наперсниками или чужими друг другу. Часто взаимоотношения незаметно перемещаются из одной модели в другую, пока сиблинги не достигнут взрослого этапа своей жизни и их отношения не стабилизируются.

Семьи, состоящие целиком из кровных родственников, также зачастую могут включать одного или более человека, который чувствует себя "отличающимся" от других, непохожим. Конечно, так как дети и родители в приемных семьях имеют различные генетические предпосылки, они не могут ожидать внешнего физического сходства и т.д. Различные «генетические корни» детей и родителей могут усложнять процесс принятия их индивидуальных особенностей. Обращение внимания на биологические семьи, где один или больше членов семьи не совсем схожи друг с другом, снимает акцент с того факта, что отличия в семье могут быть связаны с приемом детей в семью.

Когда отличия между сиблингами крутятся вокруг того, что кто-то из них приемный, а кто-то нет, родителям важно подкреплять веру детей в то, что любовь к ребенку не зависит от того, приемный он или рожденный в данной семье. Принадлежность к семье у всех детей одинаковая, а потребность сравнивать себя с другими людьми вполне нормальна. Открытое обсуждение этих тем может позволить сиблингам выразить свои опасения и тревоги.

Гораздо более проблематичными в настоящее время являются приемные семьи, в которых один ребенок контактирует с кровной семьей, а другой нет. Видя, как брат/сестра общается с кровными родственниками, может вызвать чувство заброшенности и ненужности у того, кто не знает свою кровную семью или не имеет с ней контактов. Например, в одной из семей 4-хлетняя девочка была рада, что у нее появился новый маленький братик. Ей понравилась и его кровная мама, но она начала спрашивать, почему ее кровная мама не приходит с ней видеться. Тогда приемные родители девочки проявили инициативу в поисках контактов с ее кровной матерью. Но порой установление контактов с кровными родственниками по ряду причин невозможно. Часто открытый прием в семью второго ребенка способствует раскрытию факта приема в семью и более старших детей, если до этого он скрывался. Если переход к открытой семейной системе представляет собой серьезную проблему, тогда семья может решить обратиться к семейному терапевту, разбирающемуся в проблематике приемных семей.

Знание того, что кровные родители оставили других детей при себе, может значительно усложнить чувство потери, сопровождающее приемного ребенка. Ребенок может винить себя в том, что родители его оставили, и злиться на сиблингов, оставшихся в кровной семье. В таких случаях, приемным родителям следует полагаться на свой жизненный опыт и свою компетентность. Зная своего ребенка из опыта каждодневного взаимодействия с ним, основываясь на своем родительском инстинкте, они могут инициировать обсуждение чувств, которые может испытывать ребенок.

На сегодняшний день, кровные семьи и приемные семьи нередко договариваются о взаимодействии, которое может подразумевать постоянный контакт ребенка с кровными родственниками. Для детей в этом случае существует возможность слышать из первых рук от своих кровных родителей, почему так случилось, что они живут не с ними, а также почему теперь родители могут растить детей сами, в случае если сиблинги остались в кровной семье. Невыразимое преимущество открытости приемной семьи состоит в том, что ребенок может говорить непосредственно с кровными родителями о причинах принятого ими когда-то решения, о жизненных обстоятельствах, сопутствовавших этому решению, о том, как мучительно больно принимать такое решение. В наше время новые практики семейного устройства и более открытая культура предоставляют детям право задавать взрослым непростые вопросы.

Не забывайте, что интегральной частью нашего жизненного пути является исследование вопроса "Кто я?". Для приемного ребенка его кровные братья/сестры становятся частью этого процесса. Это право ребенка – знать, что у него есть те или иные родственники, даже если нет возможности с ними непосредственно контактировать.

Хотя и существует возможность для близких отношений между сиблингами, у которых хотя бы один общий родитель, но которые не росли вместе, реальность в том, что они могут быть не столь тесными как среди детей в приемной семье. Постоянное общение и взаимодействие предоставляют возможность сформировать привязанность, эмоционально значимые связи. Сиблинги, растущие вместе в одном доме, обладают богатым опытом и знаниями друг о друге, которые даже самая открытая приемная семья не сможет обеспечить в отношении кровных сиблингов, живущих отдельно. Но – все возможно в сфере человеческих отношений, и не следует забывать, что кровные братья и сестры могли воспитываться несколько первых лет жизни вместе в своей семье, и быть сильно привязанными друг к другу.

Каждый ребенок мечтает о семье и заботе и жаждет быть нужным, любимым и значимым для тех, кто готов стать постоянным взрослым, сопровождающим его по жизни. Родители, которые чутко принимают и постоянно применяют этот принцип – обращаться с каждым ребенком как с уникальной индивидуальностью с уникальными потребностями – могут наладить отношения с детьми наилучшим образом. Несмотря на различия, многие сиблинги в приемных семьях становятся лучшими друзьями. Обращайтесь с каждым ребенком как с неповторимой индивидуальностью. Так же, как нет двух одинаковых взрослых, и двух одинаковых пар кровных родителей, и их окружение различно, нет и двух одинаковых детей и нельзя ожидать у них одинаковых чувств в связи с попаданием в приемную семью. Некоторые дети удивляются, некоторые нет. Некоторым детям нравится расширенный состав семьи в связи с открытой системой семьи и общением с кровными родственниками, некоторым детям нет. Некоторые выросшие в «закрытых» приемных семьях люди ищут впоследствии своих родных, а некоторые нет. Что детям действительно нужно, так это знать, что Вы как их родители, находитесь "на их стороне", готовы им помочь, помочь в реализации их потребностей.

Делайте все, что Вы можете, для создания чувства общности, поддерживаемой семейной культуры. Ненавязчивая культивация и поддержание традиций, касающихся отдыха, семейных ритуалов в связи с приемом пищи и отходом ко сну, любимой еды и семейных рецептов, книг, песен и игр, повторных визитов в любимые места – все это способствует формированию у каждого ребенка чувства "МЫ" как семейного единства.

Замечать и поддерживать то, в чем дети, отличающиеся по возрасту, полу обнаруживают единство, что им нравится делать вместе. Важно делать это и в том случае, когда вы обнаруживаете, что эти интересы, которые разделяют ваши дети, не слишком могут быть близки вам, но это вносит свой вклад в их чувство общности одного поколения.

Будьте реалистичны в своих ожиданиях относительно отношений между сиблингами. Вы всегда ладили со своим братом или сестрой? Вы охотно делили своих друзей со своей ровесницей-сестрой? Это не так уж несвойственно сиблингам - быть в близких отношениях, пока они маленькие, а потом становиться все более дистанцированными вплоть до взаимной неприязненной конкуренции друг с другом по ходу взросления, и затем заново открыть друг друга в качестве взрослых сложившихся личностей.

Каждый из нас забирает с собой во взрослую семейный опыт, то, что дает чувство семьи. Когда мы уходим, это то, что мы хотели бы оставить нашим детям: воспоминания и ценности, которые дадут им опору в потоке жизни, и сиблинги – братья и сестры – разделяющие эти основы.

Казалось бы, вся клиника расстройства описана в его названии « гиперактивность с дефицитом внимания». Ребенок не внимателен и повышенно активен. Многие знают так же, что тут причина в незрелой лобной доле головного мозга. Но давайте по порядку.

Во первых, что лобная доля делает и за что отвечает:
При помощи нее мы можем разрешать или подавлять то или иное поведение.
Отвечает за рабочую память
Помогает предвидеть и прогнозировать ситуации
Реализует память о прошлом опыте.
Организует внутреннюю речь ( сама речь образуется там где ей положено, но вот помещает ее внутрь и координирует ее с процессами в мозге именно лоб)
Отвечает за чувство времени.
Осуществляет наше переключение от плана А к плану Б.
Разделяет эмоции и события.
Вот все это при слабой функции лобной доли работает очень плохо. А значит, кроме традиционных гиперактивности с дефицитом внимания у детей мы можем обнаружить.
Дети не могут ясно предвидеть последствия своего поведения. Если нормальный четырехлетка понимает, что если ударить товарища, когда ты на него сердит, то товарищ может обидится и не играть с тобой. А еще может достаться от мамы. Зная это, он может реализовывать свою злость не всегда удобно для будущего. Ребенок СДВГ не так легко простраивает эту цепочку событий и может действовать не осмотрительно.
Сжигают мосты за собой. Если уж ребенок рассердился то, он не думает, о том, что возможно люди на которых он сердит ему могут пригодиться. По этой причине он может вести себя совершенно отчаянно.
Не могут учиться на ошибках. Т.е. дети даже имея негативный и болезненный опыт от того или иного поведения повторяют его вновь. Они с трудом пользуются прошлым опытом. И тут дело не в том, что они не помнят что было, просто эти воспоминания у них не создают правильных выводов и не занимают нужного места в опыте.
Живут здесь и сейчас. Это по сути следствие предидущих пунктов. Они не прогнозируют, не пользуются опытом. Если прямо сейчас захотелось встать на уроке и пойти посмотреть в окно. Они это делают, не заботясь о реакции окружающих.
Не могут организоваться. Для того чтобы организовать то или иное поведение или ситуацию, опять же нужно иметь прошлый опыт об успешных и неуспешных стратегиях и привязать его к будущему. Так как эти функции затруднены и организации тоже не выходит.
Плохое чувство времени. Им кажется что время идет слишком медленно. Поэтому они плохо переносят ожидание.
Слабая я-концепция. Ребенок, будучи уже достаточно большим, слабо представляет себя как личность. Он не может рассчитать, на что он способен, как он реагирует на те или иные события, что он действительно любит, чем увлечен, а что только его слегка интересует. Не может определиться с друзьями, с хобби, с порядком вещей в комнате и т.п. может переоценивать или недооценивать себя в тех или иных случаях.
Плохо читают социальные знаки и мимику. Учитель нахмурился? Понятия не имею к чему эта гримаса. Товарищ обиделся и замолчал? Не понятно, чего это он затих. Вы кричите ему из кухни «обедать», он понимает, что ваш крик означает, что вы на него злитесь.
Плохо интернализируют и генерализируют правила. Т.е. ребенок может знать, что нельзя плеваться. Но вот что именно ему нельзя плеваться, и что нельзя плеваться вообще, а не только в Ваську из соседнего подъезда. Вы можете говорить чаду или ученику о правилах, но благодаря особой работе мозга он будет плохо их применять на практике.
Вместе с общей невнимательностью, они могут слишком сильно фиксироваться на отдельных ярких впечатлениях. Например ребенка не возможно оттащить за уши от компьютера или телевизора.
Плохо переносит фрустрацию. Не может разделить что какие-то плохие чувства не связаны с ситуацией и людьми, задействованными в ситуацию. Например, что-то не получается, ребенок не осознает что нужно попробовать еще. Он полностью отказывается от дальнейшего опыта означая его как плохой. Не попал мячом в ворота? Дурацкий футбол, никогда играть не стану. Вся остальная команда идиоты, даже «привет» им не скажу
Быстро перегружается эмоциями и впечатлениями, что ухудшает общее функционирование лобной доли. Идете всем классом в зоопарк? Будьте готовы к сюрпризам.
Что еще в «бонусах» к расстройству?
- быстро и легко сердится
-отталкивает тех, кто ему помогает
-на негатив дает гипер-ответы. Если что-то не так – сразу «ненавижу»
- ригидная импульсиваня реакция. Обиделся на кого-то, тут же разбивает стекло. И так всегда при ссоре с окружающими.
- успокаивается, когда двигается.
- постоянно ищет возбуждения ( что больше впечатляет, весели, будоражит)
- не обращает внимания на мнение других
-постоянно сталкивается с тем, что его планы проваливаются, а намерения оказываются не тем, что он планировал
- плохо неаккуратно пишут ( что очень неодобряется в начальных классах)
- плохо следуют за последовательными инструкциями (учитель говорит «Дети все сели, успокоились, открыли учебник на странице 27 выполняем задание 2 из параграфа 33 со 2 по 5-ый пункт» Ребенок с СДВГ потерял нить уже на 3-ем пункте и не знает что делать).

Так вот к чему это все. Заниматься и понимать – это в случае ребенка с СДВГ довольно-таки непросто. СДВГ бывает выражено по разному. Иногда совсем чуть-чуть, а иногда на полную катушку. Родителям приходится иногда прилагать адские усилия для того чтобы организовать чадо, и привести его в школу. И если он продолжает быть гиперактивным не смотря ни на что, это не значит, что им не занимались. Просто на то, на что «идеальные родители из ЖЖ» тратят 2 часа своего времени для своего обычного ребенка, у родителей с СДВГ-ребенком могут уходить даже годы. Вы ребята даже близко не представляете, какое счастье иметь всю семью с лобной долей на положенном месте. И это не от того, что вы офигительные родители, а другие «просто не занимаются».

Но и учителю надо не мало времени для того, чтобы учесть весь список особенностей ребенка. Чем список длинее, тем больше учительского внимания требуется дитю. А учитель в случаях выраженного СДВГ у ученика просто не может бросить класс, занимаясь только одним. Да, у детей с СДВГ не плохие интеллектуальные ресурсы в принципе, но они из-за массы проблем с обучением постепенно сходят на нет. Одноклассники идут вперед в науках, а СДВГ-ребенок просто не всегда может себя собрать, для восприятия новой информации. На определенной стадии учитель должен быть уже не просто «учителем младших классов», а специалистом для работы именно в этой области. И более того. он должен иметь возможность тратить на ребенка столько времени, сколько ребенку требуется, а не предписано МИН Образованием. А В России с этими квотами дело сами знаете…

Медленно, порциями, после ошибок и попыток воспроизводить шаблоны.
Как непросто было решиться это свое понимание перенести из собственного родительства в профессию и давать советы родителям не "какие положено", а вот такие. Вроде что делать, если он раньше, в детском доме (до болезни, до переезда, до появления младшего, до развода) одевался сам, а теперь капризничает и как будто разучился.
Да оденьте, и все. Не с раздражением, не уступая через "не хочу", а с радостью, с лаской, с любовью. С благодарностью, что не затаил свою потребность в себе, а показал, что готов принять помощь, а значит -- доверяет, считает вас своей мамой, своим папой. А значит, все еще наладится, все встанет на свои места. Родители переспрашивали, не веря своим ушам: " А как же приучать к самостоятельности? А на голову сядет? А дисциплина? Но ведь он может НА САМОМ ДЕЛЕ? Он же делал это в детском доме ? И сейчас делает в садике? Это мы его избаловали и он испортился?"
Дорогие мои, это он исправился. Это он вспоминает, как это - быть ребенком, быть чьим-то, рассчитывать на помощь и заботу. Это он спрашивает вас: "Ты моя мама? Ты мой папа? Неужели это случилось, и я могу поверить?" Так не стойте истуканами, отвечайте! Отвечайте от всего сердца: да, да, да. Всегда да, что бы ни случилось.
Раз он решился, раз спросил -- значит, вы уже почти у цели, уже много сделали, поймите, что эта беспомощно протянутая вам ножка в недоодетой колготине -- это ваш звездный час, сданный вами экзамен, у вас УЖЕ получилось. Вас приняли в родители. Не убегайте же, как нервная невеста из-под венца, идите навстречу.
И вот оно работало, работало, работало. И у меня, и у других.

Прежде всего, надо высвободить ребёнка от необходимости работать над привязанностью. Это ваша обязанность — предоставить достаточно контакта и близости, чтобы ребёнок мог расслабиться, зная, что связь надёжна. Вам надо принять на себя ответственность за то, чтобы отношения работали, за то, чтобы их углублять, и за то, чтобы самим разбираться с собственными неудовлетворёнными нуждами.

Например, когда Вы уходите на работу, Вы должны понимать, что Ваша истинная работа - сохранить связь. Это Ваша зона ответственности, и Ваша задача — позаботиться, чтобы, пока вы вдалеке друг от друга, узы между вами не ослабли. Тоже самое касается и сохранения эмоциональной близости. Недопустимо, чтобы ребёнок работал над тем, чтобы мы его любили, чтобы держать нас рядом и не отдаляться от нас.

В ваших взаимоотношениях с ребёнком не должно быть обратимости, это не место, где надо учить ребёнка ответственности. Воспитывайте ответсвенность по отношению к братьям-сёстрам, или к друзьям, но в паре «родители - ребёнок» только родители отвечают за отношения. Даже если поведение ребёнка оставляет желать лучшего, вы можете высказать своё недовольство, но при этом посыл должен быть: «Мне не нравится, что происходит, но наши отношения в порядке, чтобы ни случилось».

Мы обязаны брать на себя инициативу, перекрывать плохое поведение, смягчать защиты, углублять привязанность.

Несите ответсвенность за свои чувства и проявление эмоций

Наши дети очень сильно на нас влияют, и иногда хочется прибить на месте. Ребёнку очень легко признать, что он в ответе за то, что мама плачет, а папа злится. Нам надо передавать свои эмоции таким образом, чтобы у ребёнка не возникло сомнений, что наши эмоции могут негативно повлиять на отношения.

Заставайте ребёнка врасплох своими проявлениями близости

Это очень важная и мощная тактика. Показывайте ребёнку свою любовь тогда, когда он меньше всего этого ожидает, когда он меньше всего заслуживает проявления любви. Прижмите к сердцу, когда хочется стукнуть, пожалейте, когда хочется накричать, ловите на бегу и обнимайте, чтобы близость принималась как дар, а не как заслуга.

Предлагайте больше, чем требуется

Единственный способ сделать так, чтобы ребёнок насытился привязанностью и смог отдохнуть от работы по её сохранению — это дать ему больше контакта и близости, чем ему необходимо. Тут опять будет уместно провести параллель с чувством голода.

Если вы когда-нибудь бывали на фуршетах-банкетах, то знаете, что расслабленная обстановка и непринуждённая беседа между гостями возможна лишь в том случае, когда соблюдаются два условия: во-первых, чтобы еды, было достаточно, т. е. больше, чем гости могут сьесть, и, во-вторых, чтобы гости знали, что через 15 минут еда не исчезнет, а на протяжении всего мероприятия будет в достаточном количестве.

Так и в привязанности, предложение должно быть больше, чем спрос.

Очень часто родители становятся пассивными поставщиками заботы и внимания «по-требованию». Мы даём ребёнку то, что он просит и тогда, когда он просит. Уход по требованию, забота по требованию приводят к тому, что 6-7-летние дети, которые никогда не расставались физически с отцом и матерью одновременно, которые находятся с родителями 24 часа 7 дней в неделю, ведут себя, как дети, которым не хватает заботы и внимания, которые постоянно голодны в привязанности. Они цепляются за родителей, не могут их отпустить, тревожны и таких детей очень сложно воспитывать.

Получается заколдованный круг: у пассивного родителя ребёнок становится всё более требовательным, но чем требовательнее ребёнок, тем более пассивным становится родитель, сопротивляясь требованиям ребёнка, и тем более требовательным становится ребёнок.

Нам надо брать инициативу в свои руки. Мы не обязаны удовлетворять все требования своих детей, но мы обязаны удовлетворять все их нужды. Нужды, это привязанность, голод и холод. Когда ребёнок хочет кушать, вы его накормите без вопросов, когда ему холодно, вы укроете его, когда он просит контакта и близости... дайте ему больше, чем он выпрашивает. Будьте великодушны, щедры и отзывчивы.

Следите, чтобы ваши дети могли находить в вас отдохновение и расслабление, давайте столько, чтобы в конце концов ребёнок расслабился в вашей привязанности.

Не все дети, к сожалению, могут быть наполнены и получить расслабление в близости. Когда защиты от уязвимости слишком высоки, то сердце ребёнка не принимает нашу заботу и любовь. Чтобы насытить такого ребёнка, вначале надо смягчить его сердце, растопить защиты.

Ещё очень важно, чтобы ребёнок чувствовал, что он желанный, что мы им наслаждаемся. Как говорил Карл Юнг: «Теплота — жизненноважный елемент как для растения, так и для души ребёнка». Пусть ваши глаза почаще лучаться улыбкой восхищения своими детьми.

Очень важно, чтобы привязанность воспринималась ребёнком, как надёжная и безопасная.

Даже если мы даём ребёнку много контакта и близости, но ребёнок не воспринимает эту близость, как дар, как то, что всегда будет с ним, если он постоянно живёт в напряжении, что завтра близость у него могут отобрать, то он никогда не сможет насытиться и расслабиться. Дети не в состоянии сами отвечать за надёжность привязанности, только родитель может сделать так, чтобы ребёнок почувствовал, что привязанность это нечто само собой разумеющееся, о чём ему не надо беспокоиться.

И мы должны позаботиться о том, чтобы быть безопасной и надёжной базой для наших детей, чтобы они чувствовали себя с нами, как в надёжной гавани. Если у ребёнка нет безопасной базы, с которой ему можно будет исследовать мир, и куда он может в любой момент вернуться, то он не будет чуствовать себя защищённо и неуязвимо.

Перекрывайте то, что может разделить

Пусть ребёнок чувствует, что отношения, они навсегда, что ничто не может разлучить вас. Даже окончательное разьединение, смерть, можно перекрыть - «Я всегда буду твоей мамой. Я всегда буду рядом (по-крайней мере эмоционально)». Развод, разьезд родителей - «Я всё равно твоя\твой мама\папа. Я постоянно думаю о тебе, люблю тебя, готов заботиться о тебе». Убеждение ребёнка, что с привязанностью ничего не случится — ваша задача и тут полезно помнить, что привязанности — они с нами навсегда .

Поддерживайте связь свободной от расколов и разрывов. Даже если не возможно обойтись без взаимных обид и претензий, у ребёнка должна быть уверенность, что с вашими отношениями всё в порядке. Как сказал один мудрый 7-летний мальчик: «Да, мы ругаемся с папой, но я всегда знаю, что папа первый начнёт мириться со мной».

Ваши отношения должны быть достаточно прочными, чтобы выдержать «тяжесть» ребёнка. Одна из самых распространёных причин тревожности у детей, особенно у подростков, это, когда они чувствуют, что для своих родителей они слишком большая обуза, что родители не справляются с их воспитанием.

Будьте поосторожнее с фразами типа: «Я не знаю, что с тобой делать», «Ты невыносима», «Когда всё это кончится». Не давайте ребёнку усомниться в том, что ваши отношения могут вынести его вес, что его воспитание не является для его родителей непосильной ношей.

Ну, и последнее:

Верьте в своего ребёнка. Не пытайтесь его изменять и не пытайтесь делать так, чтобы он изменялся. Когда у ребёнка появляется свобода ничего в себе не менять, то неибежно наступит желание изменений. Вложение в психологический покой ребёнка, это одна из лучших инвестиций в его взросление.

Список по опросу от sergei_bychkov
http://ludmilapsyholog.livejournal.com/123645.html
Бабушкина Татьяна. "Одушевляющая связь"
http://1knigi.ru/?p=17901

Боулби Джон. "Привязанность"
http://rudocs.exdat.com/?q=Джон+Боулби.+Привязанность

Гиппенрейтер "Общаться с ребенком, как?"
http://www.materinstvo.ru/art/907

http://nkozlov.ru/library/s41/d2015/#.TtH4chyTbtg
Грей. "Дети с небес"
http://www.u-mama.ru/read/article.php?id=2012
http://nkozlov.ru/library/s41/d3888/#.TtH9SRyTbtg

Ибука Масару. После трех уже позно.
http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Cu ... _index.php
http://baby-club.ru/earlier/book/

Киселев В. "Девочка и птицелет"
lib.ru/PRIKL/KISELEW_W/dewochka_i_pticelet.txt

Комаровский
http://www.komarovskiy.net/

Корчак " как любить реьенка".
http://lib.ru/KIDS/KORCHAK/rebenok.txt

Курчинка Мэри Ш. "Ребенок с характером".
(пожалуй только в магазинах..

Кэмпбелл Росс. "Как по-настоящему любить своего ребенка"
http://royallib.com/book/ross_kempbell/ ... benka.html

Кэмпбелл Росс. "Как любить своего подростка" http://nkozlov.ru/library/s41/d4009/#.TtC9hRzyDtg

Кэмпбелл Росс. "Как справляться с гневом ребенка"
http://www.u-mama.ru/read/article.php?id=2681

Леви В. "Нестандартный ребенок"
http://www.soznanie.info/ezo_levi.html

Леви В. "Как воспитывать родителей, или новый нестандартный ребенок"
http://www.u-mama.ru/read/article.php?id=2706

Ледлофф Жан. Как вырастить ребенка счастливым.
http://www.u-mama.ru/read/article.php?id=1762

Лиханов А. "Дети без родителей"
http://libriz.net/book/73548-deti-bez-roditeley.html

Макарова "Освободите слона"
http://www.u-mama.ru/read/article.php?id=2819

Малле-Жорис Франсуаза. "Бумажный домик".
(Похоже, что только в магазинах..)

Маршалл Алан . Я умею прыгать через лужи.
http://lib.ru/INPROZ/MARSHALL/luzhi.txt

Мёбс Г. "Бабушка! - кричит Фридер"
http://samokatbook.livejournal.com/87059.html

Мид Маргарет. Культура и мир детства / Сост. и предисл. И. С. Кона. — М.: Наука, 1988
http://www.twirpx.com/file/83274/

Мурашова Екатерина. "Дети-тюфяки и дети-катастрофы", "Ваш непонятный ребенок".
http://www.u-mama.ru/read/article.php?id=5978

Млодик Ирина. "Чудо в детской ладошке".
http://prostovmeste.ru/who/highest/irin ... -knigi.htm
http://lib.rus.ec/b/186320/read

Нанетти А."Мой дедушка был вишней"
http://flibusta.net/a/80009

Некрасовы Заряна и Нина; серия книг.
http://www.u-mama.ru/read/article.php?id=3157

Никитины
ib.ru/KIDS/nikitina.txt
http://www.koob.ru/nikitini_l_i_b/
http://www.kid.ru/rebenok/100.php3

Пантелеев А.И. "Наша Маша"
lib.ru/RUSSLIT/PANTELEEW/masha.txt

Первиз Роза. "Как не быть идеальной матерью"
(Гугл и Яндекс такой книги не знают..)

Прайор Карен. "Не рычите на собаку"
http://www.u-mama.ru/read/article.php?id=1423
http://lib.ru/DPEOPLE/nerychite.txt

Осорина М.В. Секретный мир детей в пространстве взрослых.
http://reeed.ru/lib/books/sekretnyi_mir ... _vzroslyh/

Писарик Ольга. Посты о привязанности.
http://olgapisaryk.livejournal.com/

Сирз, Уильям и Марта. “Ваш малыш от рождения до двух лет.”
http://www.u-mama.ru/read/article.php?id=1990

Сухомлинский. "Сердце отдаю детям".
http://lib.ru/KIDS/SUHOMLINSKIJ/serdce.txt

Флэгг Фэнни. "Жареные зеленые помидоры"
http://flibusta.net/b/190779

Чудаков А. "Ложится мгла на старые ступени".
http://magazines.russ.ru/znamia/2000/10/chuda.html

Шмитт Эрик-Эмманюэль. "Мсье Ибрагим и цветы Корана"
http://lib.aldebaran.ru/author/shmitt_y ... ty_korana/

Эда Ле Шан
http://www.u-mama.ru/read/article.php?id=1575
http://nkozlov.ru/library/s41/d2260/#.TtH8ZByTbtg

"Детство" Толстого

Марсель Пруст - первая книга "Утраченного времени"

"Гарри Потер"

убить пересмешника

"Мери Поппинс"

Муми-тролли

Бредбери Р. "И все таки наш"

Как оказалось, мы были совершенно не готовы к воспитанию приемной дочери, полагая, что достаточно просто любить ее и относиться к ней, как к нормальному ребенку.

Я наивно думала, что буду работать, оставлять Никольку в ясельках, вечером забирать ее домой – и все будет отлично. Главное – казалось мне – что она попадет в хорошую семью, где ее будут любить.

Но когда мы приехали в США, тут-то и начались странности. У Никольки появилась крайнее упрямство: к примеру, она могла отказываться пить по 10 часов. Периодически у дочки случались приступы гнева, и в такие моменты она начинала разрушать все вокруг себя: рвала книжки брата, выбрасывала в мусорку мои вещи, выливала на ковер молоко, разрисовывала стены фломастерами, царапала мебель, машину. Пыталась даже сбежать из дома!

Складывалось впечатление одержимости. Наш дом стал напоминать скорее колонию строгого режима, чем уютное семейное гнездышко. Было очень тяжело… Причем со временем становилось только хуже, несмотря на все наши усилия! Мы жили в каком-то аду и были в полном отчаянии…

Самое парадоксальное заключалось в том, что за пределами дома Николь превращалась в ангела. А с нами… при попытке установить близкий контакт, сердечные отношения она нас отталкивала.

Промучавшись так несколько лет, я взялась за умные книжки. И выяснила, что, по наблюдениям специалистов, у очень большого числа усыновленных детей проявляются отклонения в поведении – совсем как у нашей Николь.

Английский психиатр Джон Боулби, работавший с детьми-сиротами после 2-й мировой войны, заметил, что самые разные его подопечные ведут себя похоже: проявляют агрессию, асоциальность, непризнание авторитетов, нонконформизм. Причем дети были действительно разные – разного возраста, с разными жизненными историями. Единственное, что их объединяло: они рано остались без родителей.

Успеть до 8 месяцев

Откуда такая закономерность?

Боулби разработал Теорию привязанности, чтобы объяснить это: он утверждал, что младенец должен испытывать привязанность к определенному человеку, который постоянно проявляет о нем заботу, иначе неизбежно возникнут нарушения психики.

Причем до 7-8 месяцев ребенок относительно легко привязывается к тому, кто к нему хорошо относится, а вот в более старшем возрасте могут возникать сложности. Если же до 3-х лет малыш не имел опыта доверительных отношений со взрослыми или эти отношения постоянно разрывались, способность устанавливать и поддерживать контакт с кем бы то ни было может серьезно нарушиться.

Английский психиатр выделил несколько психологических типов нарушения привязанности.

Первый - «избегающая» привязанность. Ребенок замкнут, угрюм, избегает любого контакта, никому не доверяет. Довольно часто это защитная реакция, появившаяся вследствие тяжелой травмы: например, если ребенка в детстве избивали или если разрыв с родителями переживается им крайне тяжело (воспринимается как предательство). Поэтому малыш пытается оградить себя от подобных разочарований в будущем, стараясь забыть о своей потребности в матери и в близком общении вообще.

Второй тип – «размытая» привязанность. Ребенок легко идет на контакт, ко всем прыгает на ручки, всех подряд называет «мамой», «папой», но так же легко всех забывает. Так он пытается количеством обеспечить себе качество, как бы накопить сумму любви и внимания, которое он недополучил от родных. Такое чаще всего можно наблюдать у детдомовцев.

Третий тип – дезорганизованная привязанность. Эти дети живут вопреки, их принцип – нарушение всех правил и норм, протест. Таким образом часто самоутверждаются дети, пережившие насилие или жестокое обращение: тогда, мол, меня обижали, а сейчас пусть меня все боятся.

Четвертый тип – двойственная (амбивалентная) привязанность. Ребенок то ластится, то сторонится всех. Причем эти перепады довольно частые и резкие – полутона отсутствуют. Ребенок не может объяснить своего поведения и сам же от него страдает. Это характерно для тех детей, чьи родители были так же непоследовательны в обращении с ними: то ласкали, то били без особых на то причин.

Зачем нужна мама?

Что такое привязанность? Каким образом она формирует нас как людей?

Представим себе беспомощного младенца, который все свои потребности умеет пока выражать только одним способом: кричать и плакать. Чуткая мать всегда поймет, чего не хватает ее младенцу, и удовлетворит его потребность. Эта схема работает десятки, сотни раз за сутки и повторяется изо дня на день. В результате повторения этой ситуации происходит признание мамы как авторитета, возникает чувство эмоциональной стабильности, чувство защищенности.

Так что эмоциональный контакт между ребенком и мамой – база для нормального развития ребенка, и лишаясь его, ребенок вырастает с нарушенной психикой. Чем дольше он провел без должного ухода, без постоянной заботы и внимания, тем более неадекватно его поведение.

Так происходит в силу человеческой природы. В первые 18 месяцев жизни у человека развивается система саморегуляции эмоций. При отсутствии должного ухода она остается неразвитой, а гормон стресса вырабатывается в увеличенном количестве. Такому ребенку бывает трудно себя успокоить – у него просто не хватает на это внутренних резервов организма.

Ряд качеств, необходимых для полноценной жизни в обществе, так же почти невозможно приобрести без участия матери: любознательность, умение принимать себя, умение контролировать свои эмоции, умение налаживать контакт с людьми и т.д. – они не возникают сами по себе. Например, в момент общения с матерью (будь то физический контакт, слова, взгляд) нейроны стимулируют клетки мозга ребенка, отвечающие за интеллектуальное развитие – таким образом, развивается интерес к познанию. Так вот у детей-сирот он зачастую на нуле. Когда мы с мужем забирали нашу девочку из Калининградского детдома, нас потрясло, что все дети сидели по углам и ничем не занимались, ничем не интересовались…

«Недолизанные» дети не знают слова «нельзя»

С 2-3-х лет ребенок начинает проверять границы дозволенного. Это нормальная фаза его развития: он пытается отделиться от мамы и почувствовать себя самостоятельной личностью. Если на этом этапе «проверки» не задать ему ориентиры, асоциальное поведение – в частности, асоциальные навыки самообслуживания – и закрепится.

Почему зачастую нет этих ориентиров у детдомовцев? Механизм их формирования такой: мама реагирует на нарушение ребенком правил поведения протестом, запретом, малыш испытывает чувство вины (не испытывать его он не может, т.к. мама заслужила его доверие) и останавливается. К тому же он знает, что правильное поведение усиливает эмоциональную близость с родителями, а неправильное – ослабляет, а ведь эта близость доставляет ему столько радости. А если мамы нет, то слово «нельзя» у ребенка не вызывает никаких подобных чувств – понятия нормы у него не развито, авторитета матери он не знает, так что никакое «нельзя» не работает. Доверительное общение со взрослыми – для него тоже не стимул: ведь его личный опыт – потеря родителей, разлука, переезды из одного детдома в другой – говорит ему, что попытки к сближению ни к чему не приводят. Поэтому такой ребенок подсознательно ожидает, что его опять отвергнут, и даже может провоцировать это.

Красноречивую иллюстрацию вышесказанного можно найти и в животном мире. У меня есть подруга – доктор биологических наук. Однажды она провела эксперимент и сделала такое наблюдение: крыса-мама должна вылизывать своего детёныша на протяжении определенного времени; если это время уменьшить, то «недолизанный» крысенок, вырастая, становится агрессивным, непредсказуемым, конфликтным.

Портрет «ненужного» ребенка

Попытаюсь теперь описать в общем детей-сирот. Не все из этих симптомов обязательно присутствуют в каждом ребенке, но в целом они встречаются часто.

Дети, оставшиеся без родителей, зачастую бывают эгоцентричными – они не считаются с интересами окружающих, не желают понять их, но воспринимают их как инструмент для извлечения выгоды. Этим объясняется и то, что они легко поддаются манипуляции.

У Николь мы тоже заметили такое потребительское отношение к людям: она постоянно требует внимания к себе и при этом ее чувства очень поверхностные – ребенок не идет на сближение, предпочитая закрываться.


Самые сложные отношения у детей-сирот – именно с приемной матерью. Поскольку именно она пытается ребенка «раскрыть», установить самый тесный, самый интимный контакт с ним, то подвергается наибольшим нападкам с его стороны. А если мамы нет рядом, такие дети становятся «ангелами».

Самооценка у детей-сирот либо завышена, либо – что встречается чаще – занижена. Из-за чувства ущербности, неполноценности они не могут ни минуты провести в одиночестве, т.к. сами для себя не обладают ценностью. Поэтому для них тяжелее всего – проводить время одному.

Еще одна особенность – стремление нарушать все правила, противоречить. Реакция на любое несогласие – конфликт.

У таких детей повышенная жажда власти. По-видимому, установка такая: я не мог контролировать ситуацию и вот что случилось – меня бросили; лучше уж я сам буду все держать в своих руках. Своеобразный инструмент поддержания власти ребенка – ложь, поэтому среди отказников так много обмана и воровства. Иногда эта ложь совершенно бессмысленна: очевидный факт с самыми честными глазами отрицается.

Еще для них характерна гиперсексуальность. Объяснить это можно двумя вещами: отсутствием системы психологической саморегуляции, отчего дети склонны впадать в крайности – у них просто нет «тормозов». Другой фактор – отсутствие любознательности, определенная неразвитость в интеллектуальной сфере; а когда ребенок не реализует свои исследовательские наклонности, он компенсирует это через тело.

Дети зачастую либо отвергают ласку, либо наоборот постоянно ее требуют, не могут ею насытиться. Им требуется ежеминутное доказательство любви к ним. Когда родитель выходит из дома на непродолжительное время – это может расцениваться ребенком, как отсутствие любви. Например, однажды, когда я была дома с Николь, раздался телефонный звонок. Я взяла трубку и ушла в другую комнату – разговор был очень важный. Прихожу и вижу, что в мусорном ведре лежат мои очки. Спрашиваю: «Николька, почему ты выбросила мои очки?» А дочь отвечает: «Потому что ты со мной не играла».

В Америке большинство приемных родителей с самого начала не скрывают от детей, что они не родные – считается, что ни в коем случае нельзя им лгать, нарушая тем самым открытые, доверительные отношения, потому что, когда эта ложь будет раскрыта, психологическая травма может быть крайне тяжелой даже для зрелого человека. Известны случаи, когда уже взрослые дети, случайно узнавшие правду о своем рождении, отказывались общаться со своими приемными родителями, много лет скрывавшими от них эту тайну. Но сами приемные дети продолжают считать это тайной, Николь пытается это скрыть от сверстников.

Ничто не проходит бесследно

Часто спрашивают: разве ваша дочь не понимает, что она находится в хороших руках, что ее любят, оберегают, что о ней постоянно заботятся? Почему она продолжает себя так безобразно вести?

Дело тут еще и в успевших выработаться условных рефлексах. Пример могу привести такой: собственная мать плохо кормила Никольку и в 10 месяцев девочка оказалась в больнице, в очень тяжелом, истощенном состоянии. Ее выходили, и хотя она не помнит этого периода своей жизни, но защитный механизм – гипертрофированное отношение к пище – успел выработаться. Сейчас дочка не испытывает недостатка в еде, но постоянно о ней говорит, очень много кушает, постоянно спрашивает, что будет на первое, на второе и т.д.

Другой пример. Когда мы только приехали с Николь с США – ей было 15 месяцев – с нами по соседству жил мужчина с очень специфической внешностью: высокий, сутулый, с седыми волосами и длинной бородой. Николька от одного его вида почему-то приходила в неописуемый ужас: зажмуривала глаза, пряталась под мою юбку, заходилась в плаче. Сейчас мы переехали, но школьный автобус, на котором Николь каждый день добирается до школы, водит очень похожий на того соседа человек: тоже высокий, сутулый, седой и бородатый! Так вот она его люто ненавидит, без всякой видимой причины.

Так что никогда ничего бесследно не проходит: даже то, что ребенок не помнит, помнит его подсознание.

Что делать?

Раньше считалось, что переделать таких трудных детей невозможно. Сейчас специалисты пришли к выводу, что путем долгой и постоянной работы все-таки можно добиться положительных перемен.

Надо знать, что далеко не каждый воспитатель и даже психолог способен помочь ребенку – это очень специфическая проблема. В Америке с детьми с нарушенной привязанностью занимаются специальные психологи, и их работа – штучная, сугубо индивидуальная и очень кропотливая.

Нет двух одинаковых случаев: бывает, что несмотря на колоссальные усилия новых родителей, ребенок оказывается просто психологически неготовым к усыновлению.

Я убеждена, что многое зависит от степени тяжести пережитой ребенком травмы и от атмосферы социального учреждения, где он воспитывался.



Если вы все-таки решили взяться за дело серьезно, то, во-первых, обязательно надо постараться выяснить все, что возможно, о прошлом своего приемного ребенка. И действовать исходя из этой информации.

Во-вторых, важно осознать, что все отказники и сироты глубоко травмированы и без посторонней помощи они свою травму не смогут изжить. Существует заблуждение, что эту «больную» тему лучше вообще не поднимать, чтобы лишний раз не ранить ребенка. Это неверно. Он хочет и может об этом говорить, только не знает, как. И чем больше он будет рассказывать о своих переживаниях, тем больше будет их прорабатывать, оставляя в прошлом.

Поскольку эти дети травмированы именно из-за того, что не получили должной любви, начинать надо именно с любви – причем бескорыстной, безусловной, терпеливой, не требующей немедленной отдачи. Нужно доказать ребенку, что его можно любить таким, какой он есть. Пусть он привыкнет к этому – только тогда и можно надеяться на перемену поведения.

«Давай подышим»

На своем опыте я убедилась в том, что ребенку нужно, прежде всего, показать сочувствие и желание помочь – в любой ситуации, даже если он ведет себя как-то неправильно.

Надо показать ребенку, что вы чувствуете его боль. Если он делает что-то запретное, помните, что это состояние стресса, и проявите сочувствие: помогите ему успокоиться, справиться с собственной агрессией.

Звучит парадоксально, потому что обычно первая реакция на негативное поведение – желание вразумить, заставить ребенка исправиться. Вначале, натыкаясь на изрисованные Николькой стены и поцарапанную мебель, мы ругались, требовали все стереть, исправить. Результат: становилось только хуже: она научилась царапать мебель с обратной стороны – там, где не видно. В итоге мы жили с ней, словно тюремные надзиратели.

Наш психолог порекомендовала изменить подход: сначала успокоить дочку, а потом – быть может, спустя даже несколько часов – вернуться к разговору.

В Америке большое внимание в стрессовой ситуации уделяется дыханию. Глубокое дыхание блокирует симптомы, сопровождающие и поддерживающие истерическое состояние: учащенное сердцебиение, повышенное артериальное давление, а значит – помогает успокоиться. Я, например, говорю Николь так: «Малыш, я вижу, что тебе плохо, давай я помогу – давай с тобой подышим».

Нужно дать ребенку понять, что ничего постыдного в плаче, гневе нет, но он должен выражаться так, чтобы не пострадал ни сам ребенок, ни другой человек. Вариантов много: предложите ему рассказать, почему он так разнервничался, или нарисовать свое состояние.

Говорите с ребенком всегда спокойно, с нежными интонациями, при этом всегда смотрите на него (причем, психологи утверждают, что сверху вниз смотреть нежелательно, лучше снизу вверх или находясь на одном уровне с ним).

Вместо обвинений

Когда ребенок заходится в слезах, нельзя этот момент игнорировать: обязательно подойти, выяснить, чем мы можем помочь, и если не можем ничем – объяснить и это.

Разговор никогда не следует начинать с обвинений, выказывать своего гнева или недовольства. Сироты очень уязвимы и обидчивы: даже простая критика может вызвать в них отчуждение. Просто скажите, как вам грустно и больно от того, что он учудил. Но в коем случае нельзя показывать состояние собственной беспомощности: плакать, раздражаться. Действуйте более тонко: сделайте так, чтобы ребенок увидел следствия своих неправильных действий. Например, если дочка раскидала игрушки, я могу ей сказать так: «Николька, я, конечно, могу все за тебя убрать сама, но тогда у меня будет меньше времени на игру с тобой».

Хороший метод объяснить ребенку, что он сделал не так, не набрасываясь и не обвиняя его – игра. Я проигрываю перед Николь двух разных девочек, по-разному реагирующих на одно и то же действие. Например, могу сказать: «Николь, попроси меня убрать книжку». Она говорит: «Мама, убери книжку». Я показываю два разных варианта этого действия: сначала плохую, агрессивную реакцию, потом – спокойную. Затем спрашиваю, какой из них лучше работает. Она всегда безошибочно говорит: «Второй».

А можно и просто сесть, успокоить ребенка и спросить: «Что бы ты сделала сейчас в такой же ситуации?». Если таким образом прорабатывать каждый «акт неповиновения», будет прогресс – маленькими шажочками, но мы к нему движемся. И каждый такой шажочек надо приветствовать и поощрять.

Именно с того момента, как мы начали так поступать – успокаивать Никольку после ее неприятных выходок, держать ее на коленках, разговаривать – пошло улучшение!

Игровая комната по-американски

В течении 8 месяцев каждую неделю Николь посещала специальный центр для проблемных детей. К слову сказать, из 17 ее одногруппников 7 – усыновленные дети из России.

В этом учреждении была оборудована замечательная игровая комната – думаю, этот опыт нам под силу перенять. На одной из стен этой комнаты висел стенд, где было написано: «Что нам нравится друг в друге?» На противоположном стенде надпись гласила: «Что нам нравится в себе?» Дети писали друг о друге и о себе самые разные вещи (например, «я хороший друг», «я умею доставать языком до носа» и т.д.), и эти листы вывешивались на стенку.

Почему это важно? Я уже говорила, что у детей-сирот, как правило, заниженная самооценка, поэтому им необходимо привить мысль, что у каждого из них есть индивидуальный талант.

В этом же центре каждый месяц ребенок приходил к преподавателю и тот просил его назвать 3 вещи, которые ему за этот месяц дались с трудом. Эти пункты преобразовывались в цели, над которыми ему предстояло работать в течение следующего месяца. Индивидуальные списки целей оказывались на стенде. Каждый день, когда ребенок появляется в учреждении, преподаватель находил время и возможность как-то проконтролировать, как тот трудится в этом направлении. Если у малыша что-то не получалось – не следовало никакой критики, а только ободрение и надежда, что в следующий раз все получится. Если же ребенок чего-то добился, это обязательно отмечалось, причем похвала всегда носила конкретный характер. Ему говорили не просто: «Ты молодец!», а хвалили обязательно за что-то определенное.

Территория для плача

Часть игровой комнаты была перегорожена шторкой так, что напоминала отдельную кабинку. Если ребенок начинал кричать, плакать, истерить, преподаватель предлагал ему пойти в этот уголок и посидеть там вместе с ним, успокоиться – так, как того захочет сам ребенок. Поначалу детям сложно было привыкнуть к такому методу, но потом они сами стали уходить в эту комнатку в момент эмоционального накала.

Мы с мужем сделали попытку устроить такой уголок дома, но это не сработало: все-таки наличие других сверстников играет принципиальную роль – безусловно, положительную – в воспитании ребенка.

В коллективе дети быстрее учатся, но с другой стороны у них должна быть и возможность уединиться. Ведь любому человеку необходимо его личное пространство. Можно даже в детском доме сделать личный уголок для каждого ребенка, оформить его так, как он хочет, чтоб малыш мог при необходимости просто отвернуться в этот уголок и как бы существовать там в своем собственном мирке. Каждому детдомовцу важно почувствовать себя личностью, иначе покидая приют, он так и останется навсегда сиротой, иждивенцем.

Для развития адекватной самооценки хорошо учитывать интересы ребенка при принятии решений, давать ему право выбора, развивая его ответственность и чувство, что он вам небезразличен.

Об игротерапии

Изменить поведение ребенка невозможно без налаживания личной эмоциональной связи с ним. Телесный контакт имеет важную роль в установлении доверия. Дети, постоянно требующие ласки, со временем «насытятся», восполнив недополученное в детстве внимание, и перестанут так навязчиво проситься на ручки и т.д.

А вот тем детям, которые телесного контакта наоборот явно избегают (часто это жертвы насилия), навязываться ни в коем случае не нужно. Можно продумать игры, которые такой контакт включают (например, «ручеек», «сорока-ворона», хоровод, догонялки).

Вообще игротерапия – важный момент воспитания. Детям часто тяжело говорить о своих страхах напрямую, и в этом случае она незаменима. Дайте ребенку лидировать, пусть он начнет игру. Если при этом он будет проигрывать какую-то агрессивную ситуацию, вы можете предложить неожиданный для него выход из нее.

Нередко бывает, что ребенок выбирает себе игру не по возрасту… Приемные дети часто имеют задержку эмоционального развития, поэтому важно не навязывать им то, к чему они еще не готовы.

Приведу пример с моей дочерью: несмотря на отсутствие интеллектуального отставания Николь очень инфантильна. Сейчас ей 9 лет, а она предпочитает игры для 4-5-летних детей. Сначала мы с мужем раздражались, старались ее переориентировать на соответствующие ее возрасту развлечения. Но потом поняли, что не нужно форсировать процесс: ребенку просто надо пройти через то, чего он оказался лишен.

Например, по совету психолога я включилась в игру, в процессе которой кормила дочь из бутылочки. Нормальный ребенок ее возраста эту игру отвергнет, а моя девочка ее обожает.

Регрессия в поведении (например, когда дети начинают писаться в штаны, грызть ногти, сосать палец) – нередкое явление у детей-сирот. Относитесь к подобным вещам с терпением, с пониманием, не осуждайте, говорите им: «Ничего страшного». Ребенок должен сам изжить эту тему.

«Я – привидение»

Интересные результаты дает арт-терапия, когда ребенку предлагается нарисовать рисунок, а затем составить рассказ по нему. Взрослый при этом может помогать вопросами: что здесь происходило? Кто это? Какой он? Что было дальше?

Нужно обращать внимание, меняется ли сюжет рисунков. Если малыш раз за разом рисует одну и ту же ситуацию, значит он никак не может освободиться от своей травмы.

Николь как-то нарисовала такую картинку: в центре были красочно изображены все члены семьи и ее няня, все очень радостно и светло. Я вначале ничего особенного не заметила, но психолог подсказал: на рисунке все держатся за руки, а Николь, хотя она стоит в центре, никто за руку не держит…Все, что говорят рисованные члены семьи, никак не связано с дочкой. Папа стоит в водолазном костюме (по утрам он ходит плавать в океане) и говорит: «Вот и обед!». Мама говорит, обращаясь к няне: «Я думаю, что наша семья вам очень понравится». Няня отвечает: «Ой, как мне нравится эта семья!». И брат восклицает: «Ну все, побежали!». Сама Николь на картинке говорит: «У меня очень милая няня». Несмотря на колоссальное внимание, которое мы уделяем нашей девочке, она этого не замечает: она видит только, что папа уходит на океан, что мама разговаривает не с ней, а с няней…

Бывало, что она высказывала это свое ощущение и по-другому: нацепляла очки и говорила: «Я привидение, вы меня не видите»…

Каждый такой жест, каждый детский рисунок несет отпечаток непривязанности. Так что необходимо обращать внимание на мельчайшие детали – ведь это детский способ выговориться.

Профессиональная мама

И последний очень важный момент: положительных перемен в поведении ребенка можно ожидать только тогда, когда все социальное научение и контакты с окружающими приносят ребенку радость и положительные эмоции. Поэтому каждый день должен быть наполнен радостными событиями.

В группе, которую посещала моя дочь, каждый день проходила какая-нибудь коллективная игра, причем выбор досуга зависел от желания детей. В процессе таких занятий постепенно происходит эмоциональное сближение между детьми, а также между детьми и воспитателями. Чем сильнее эта связь, тем более адекватным будет поведение детей.

Не стоит чрезмерно переживать о том, что вы, возможно, столкнетесь с провокационным поведением. Всегда помните, что мы имеем дело с детьми, не получившими в свое время достаточно любви и заботы, без которых невозможно стать психически и эмоционально здоровым человеком.

Не ожидайте моментальных перемен, настройте себя на длительный и кропотливый труд. Самый главный инструмент здесь – личность взрослого, его воля, характер, терпение, любовь. «Хорошего отношения» совершенно недостаточно для воспитания трудного ребенка. В этом деле нужно стремиться стать профессионалом.

Нет плохих детей, есть неприемлемое поведение

Напоследок – несколько советов по пунктам.

1. Уделяйте постоянное, регулярное, целенаправленное внимание ребенку. Общаясь с ним, старайтесь находиться на его уровне, чтобы ему не приходилось смотреть на вас снизу вверх. Разговаривая с маленьким ребенком, чаще приседайте перед ним, чтобы общение происходило «глаза в глаза».

2. Чаще используйте его имя в общении с ним. Это помогает воспитывать в нем чувство собственного достоинства: ребенок начинает осознавать себя значимой личностью.

3. Покажите, что вы признаете и уважаете личное физическое и эмоциональное пространство теперь своего ребенка, его права и чувства. Дайте понять, что у вас есть собственное личное пространство, это поможет ребенку определить границы своего.

4. Старайтесь различать личность ребенка и его поведение. Всегда помните, что нет плохих детей, а есть неприемлемое поведение.

5. В общении с ребенком не допускайте сравнений его со сверстниками, так как дети, какое-то время воспитывавшиеся в государственных учреждениях, испытывают неуверенность в себе, чувство заброшенности и ненужности, очень ревниво и болезненно реагируют, если при них хвалят других, воспринимают похвалу другому как проявление нелюбви к нему самому.

6. Если вы вербально и эмоционально отреагировали на положительные проявления ребенка, а негативные проявления в его поведении все же повторяются, то ваша реакция должна быть достаточно нейтральной и без эмоций.

7. Помогите детям сформировать самооценку, чтобы они в дальнейшем не попадали в зависимость от взрослых. Это им необходимо для самоутверждения и укрепления веры в себя.

8. Не делайте за детей то, что они могут сделать сами. Почти все, что мы говорим и делаем в общении с детьми, в конечном счете, должно поддерживать внутренние возможности самого ребенка. Надо стараться создать для него благоприятные условия, позволяющие ему добиться успеха.

9. Старайтесь предвидеть возможные сложности и помогайте детям избежать их. В процессе деятельности подбадривайте ребенка и подкрепляйте его действия похвалой, чтобы он достиг цели. Лучше сразу провести ребенка через успех, чем реагировать потом на его неудачи и рассчитывать, что он научится на собственных ошибках.

10. Большинство детей испытывает трудности в ощущении времени, если нужно перейти от одного вида деятельности к другому.

11. Маленькие дети, как правило, не любят делиться своими игрушками. Но на самом деле это нормальное поведение детей дошкольного возраста. Не заставляйте ребенка делиться игрушками и не осуждайте, если он этого не делает. Надо постараться, чтобы он научился этому в результате собственного положительного выбора, осознав, что вдвоем, втроем и т. д. играть интереснее, чем одному.

12. Потребность поплакать – естественная потребность человека. Часто дети плачут, чтобы освободиться от гнева или боли.

13. Старайтесь чаще ставить ребенка в ситуацию выбора. Он должен иметь право самостоятельно делать выбор и принимать решения настолько часто, насколько это возможно.

14. Не давайте обещаний, которые не можете выполнить. Каждый раз держите данное слово.

15. Очень важно в общении с маленькими детьми использовать механизм «отраженного слушания». Он помогает найти истинные мотивы поведения ребенка и понять его чувства, причем это важно как для взрослого, так и для самого ребенка.

16. Прокомментируйте то, что, на ваш взгляд, ребенок говорит, делает или, может быть, чувствует. Эта техника, как и техника отраженного слушания, направлена на подтверждение действий и чувств ребенка и помогает ему осознать, что он действительно хочет.

17. Чтобы придать силу чувствам ребенка и дать понять, что его переживания значимы для вас, старайтесь его поведение выразить словами.

18. Никогда не отказываетесь от помощи специалистов.

Подготовила Валерия ПОСАШКО

Приемные родители, которые не говорят с ребенком о его прошлом, просто оставляют его с ним один на один: разбираться, додумывать, относиться как к чему-то запретному. Без помощи взрослых дети все равно пытаются найти ответы на трудные вопросы, но могут приходить к таким, например, выводам: мои родители — уроды, о которых даже говорить нельзя, меня покинули, потому что я чудовище — других же не бросают.

Тема прошлого ребенка — как минное поле, которое надо обезвреживать. Это необязательно должны психологи делать, могут и родители, но надо это делать с подготовкой.

Когда есть открытое обсуждение прошлого, ребенок понимает, что была за семья у него, почему с ней произошло то, что произошло, в чем смысл его «второго рождения» — обретения приемной семьи и как он может, не отторгая свою кровную семью, в хорошем быть на нее похожим, а плохое пытаться преодолеть. И про это «плохое» в прошлом ребенка важно говорить не в терминах осуждения, а как о проблеме: алкоголизм, наркомания, воровство — эти напасти приражаются ко всем людям, и им надо давать отпор, чтобы они твоей жизнью не завладели. У некоторых людей получается бороться, а у некоторых — нет. И тогда пропадает их жизнь и жизнь их детей. Твои родители не справились, у них сил не хватило, поэтому тебе бороться будет вдвойне труднее. Но мы будем тебе помогать. Можно сказать, что «это твоя битва, и тебе надо ее выдержать, это имеет смысл не только для тебя, но и для твоих кровных родителей, через тебя, возможно, и они оправдаются». И конечно, эту битву надо вести с открытыми глазами. Тогда для ребенка это встает как жизненная задача на сознательном уровне.

Еще очень важно, чтобы ребенок понимал, что он существует не в безвоздушном пространстве. Что род, от которого он произошел, включает не только родителей, что там были еще какие-то предки, и наверняка среди них были прекрасные люди. Тема хорошего в кровной семье очень важна. Люди любят говорить о дурной наследственности, при этом все, кто имел дело с приемными детьми, знают, что у них, кроме проблем, есть и таланты, и черты характера, достойные уважения, — и, справедливости ради, не стоит забывать, что многое из этого они тоже получили из кровной семьи.

Подлинная правда

— Но ребенок может не захотеть говорить о своих кровных родителях, я знаю приемную семью, где он говорил о них исключительно «да пошли они»…

— Если ребенок так говорит, это обида за недополученную любовь, а вовсе не критическая оценка ситуации. Ничего хорошего в этом нет, и нельзя пустить это на самотек. О чем мы не хотим говорить с другими? О том, что трудно и приносит боль. Или страх — например, ребенок боится, что, если вдруг всплывет тема кровной семьи, его туда вернут, особенно если ему пару раз сказали что-нибудь про «яблочко от яблони». Да, ребенок идет дальше по жизни с другими людьми, но какое-то место в душе для кровных родителей обязательно должно быть. И над этим нужно работать. Речь идет не о том, что мы одобряем то плохое, что они сделали. Но ребенку самому предстоит стать родителем, а если он тех, кто ему жизнь дал (а дар жизни — великая вещь), будет ненавидеть — он будет ненавидеть самого себя, если он всю жизнь будет что-то доказывать своим кровным родителям — это будет блокировка для нормальной жизни.

— Если все-таки ребенок «пошел вразнос» — как приемным родителям это пережить?

— Помнить, что ничто хорошее не пропадает зря — это совершенно точно. И каким бы был ребенок без приемной семьи, неизвестно. Иной раз человек падает до самого дна, но, когда ему есть что вспомнить, есть, за что зацепиться, это шанс, что он выберется.

В приемной семье могут быть кризисы отношений. Например, реакция отделения от семьи, характерная для всех подростков, у приемных детей отягощается претензиями к взрослым за свое прошлое. А «отвечать» приходится приемным родителям — в настоящем. Скандалят в этом возрасте все, в большинстве случаев удается с помощью специалистов ситуацию «разрулить». Но вот в нашей практике было несколько случаев, когда приемные дети в подростковом возрасте внезапно начинали настаивать на уходе из приемной семьи. Не «понарошку», а всерьез. Никакие усилия удержать их не помогали. Родители переживали – казалось, как же так, все зря?! А потом, после восемнадцати лет, эти дети сами же разыскивали свои приемные семьи, восстанавливали и поддерживали (и до сих пор поддерживают) отношения с ними так, как это бывает в обычных семьях со взрослыми детьми, живущими самостоятельно. Частые приходы в гости, звонки, взаимопомощь. И близость душевная у них есть, и понимание. Этим детям надо было уйти, чтобы потом вернуться — самим.

Зачастую ребенок, только когда вырос, может ответить своим приемным родителям, что на самом-то деле он благодарен. Дети выбираются по ухабам и колдобинам, но они все равно идут своей дорогой. И все, что нужно делать — помогать им, таким, какие они есть. Полностью же мы не знаем, для чего этот ребенок родился на свет, что за жизненная задача у него, от чего его спасло наше вмешательство. Сердце человека — тайна. По поступкам иной раз мы не можем судить, что да как. И «выигрывают», если можно так сказать, те родители, которые несмотря ни на что, в глубине души верят, что все равно в их детях есть что-то хорошее. Хорошее в человеке всегда главнее, чем плохое, как бы мало ни было хорошего и как бы много ни было плохого. Хорошее — это подлинная правда про человека.

Дожить до любви

— Еще один из страхов приемных родителей — смогу ли полюбить этого ребенка как своего? Вдруг у меня не возникнет к нему никаких чувств или появятся негативные — злость, ненависть, отторжение?

— Чувства — субстанция очень изменчивая, и в жизни, в семье все строится не на чувствах, а на терпении и бесконечном принятии. Если с приемным ребенком трудно и неприятно, это не означает, что мы или ребенок плохой или что у нас нет любви. Это означает, что с этим ребенком вот так. Потому что у этих детей перекорежена жизнь. И с приемными детьми бывает по-разному. Беря ребенка, ты не знаешь, сколько там нерешенных вопросов: может, мало, а может, много. Бывает, что любовь возникает легко, сразу и обоюдно, бывает, что трудно. Но чувства — не показатель. Есть ситуации, когда ты говоришь себе — все, деваться некуда, надо делать, идти сквозь огонь и воду. При таком отношении есть шанс, что можно дожиться и до любви.

Есть некая линия, путь, которых ты придерживаешься, есть правило, которое ты себе даешь, говоришь себе: да, иногда я впадаю в отчаяние, ругаюсь, плачу, но я делаю и делаю, потому что, если я ищу, как вырастить этого ребенка, как сделать это дело максимально хорошо, мне в этом помогает жизнь. А если я буду искать, как избежать проблем, буду ориентироваться на свои чувства — тогда конечно, поведение ребенка мне не понравилось — мне хочется его вернуть.

Да, бывает, что люди все равно отступают, возвращают ребенка. Тогда это и для них огромная травма, и для него. И тут нельзя никого осуждать. Я работаю 20 лет в этой системе, и я знаю, что всякое в жизни бывает. Но пока никто не умер, всегда есть надежда на лучшее.

Просто человек, решающий взять приемного ребенка, должен понимать, что нет и не может быть никаких гарантий, что это дело будет успешным. Всегда есть момент неизвестности.

И еще, беря ребенка, человек берет его не просто для взаимного счастья — это еще некий путь испытаний, это вызов. Вызов в том числе нашему христианскому сознанию. Не поверхностному лицемерию, что вот я, как хороший христианин, должен этого ребенка терпеть и на себе тащить, — это безнравственное отношение. А настоящее отношение — это принятие человека таким, какой он есть, даже если ты не можешь радоваться тому, какой он, и понимание, что ему, такому, с самим собой гораздо хуже, чем тебе с ним. Даже если он испорченный и нет с ним никакого слада — все равно, когда ты о нем заботишься, ты делаешь это для Бога и для жизни, для того, что, может быть, это удержит его от чего-то ужасного.

Это вовсе не означает, конечно, что родители не должны ждать любви и радости. Но если у нас есть четкое представление, какой именно должна быть эта радость, мы можем пропустить важные вещи, которые на самом деле являются проявлением привязанности ребенка. Можем не увидеть и не обрадоваться там, где он действительно старается.

У приемных родителей бывает подспудный страх какого-то своего несоответствия — но это уже больше про свои задачи. На самом деле действительно в обществе бытует мнение, что вроде как родной родитель имеет право на ошибку, а приемный нет. У родного родителя ребенок чумазый и сопливый — ну, это недоглядел, бывает, а у приемного — он безответственный и т. п. Но на самом деле воспитание приемных детей — это не выставка достижений народного хозяйства. И приемные родители — обычные люди, которым бывает очень трудно. И нет, кстати, ничего зазорного в том, чтобы в сложной ситуации обратиться за помощью к специалистам. Это гораздо лучше, чем из инфантильного страха, что вот, про меня скажут, что я плохой родитель, мучиться с нерешаемой проблемой один на один.

А потом, даже и со своими детьми бывает страх — ой, я плохая мама. Что мы обычно в таких случаях себе говорим? Другой мамы у этого ребенка нет. И в какой-то момент себе нужно сказать: может быть, где-то есть человек, который мог бы сделать для этого ребенка что-то лучшее, но сейчас, кроме меня, у него никого нет, значит, я тот, кто ему нужен. И моя задача — делать это дело настолько хорошо, насколько я могу. А результат — как Бог даст.

Конечно, неправильно оправдывать плохое поведение ребенка. Но и казнить себя за человеческие ошибки — бессмысленно. Мы для этого ребенка — спутники, садовники. Но мы не всемогущи. Любой ребенок в первую очередь — Божий, во вторую — свой собственный, со своей судьбой, которая не целиком зависит от родительских вложений и ожиданий. И только в третью очередь — родительский.

Подготовила Марина НЕФЕДОВА

Мотив «поделиться от избытка» — очень хорошая ситуация, но редкая: люди вырастили своих детей, запас родительской любви есть, силы есть, возможности есть, и готовы взять ребенка, такого, какой есть, и помочь ему встать на ноги. У них минимум запросов к его будущим достижениям (чтобы он непременно хорошо учился и т. п.), у них простое отношение к этому делу — пусть у человека будет дом, семья и нормальные отношения. Они не ожидают успехов и благодарности со стороны ребенка как своего рода «ответа» за их старания. Получается, что они делают это для жизни и для самого ребенка — просто так. А ребенок потом, если сможет, жизни этот долг вернет. Может быть... Это мотив щедрости, очень человеческий мотив.

Мотив «полюблю, если...». Иной раз люди, беря ребенка, уже ожидают от него определенных качеств и мечтают, каким он вырастет. Это рискованная идея. Когда для любви требуется соблюдение каких-то условий: я полюблю тебя, если ты... (похудеешь на 20 кг, переменишь характер с задумчивого на веселый и т. д.). Примените подобные условия к себе — хочется соответствовать? Или протест возникает, даже если требования в целом правильные? Ребенок, переживший отвержение (а он воспринимает потерю семьи как отвержение — ведь его родители позволили расставанию произойти, значит, он просто не ценность ), невысокого мнения о своих шансах на любовь. И даже обладая потенциальными способностями, в ситуации «заслужи любовь» вряд ли чего достигнет. А приемные родители будут глубоко разочарованы.

Мотив «закрепитель». Не просто риск, а прямо беда, когда между супругами сложные отношения и они считают: возьмем ребенка — отношения между нами наладятся. Но где тонко, там и рвется. Приемный ребенок — это всегда дополнительное напряжение в семье. Кроме того, эти дети нуждаются в стабильной обстановке и надежности. А если эмоциональная атмосфера в семье неблагополучная, они не чувствуют себя в безопасности, и такую «лодку» всегда «раскачивают». Получается ровно противоположный результат! Людям сначала нужно решить свои проблемы, а потом уже брать ребенка.

Мотив «замещения ушедшего» — когда люди потеряли своего ребенка и берут в семью приемного. Они с приемными детьми находятся в похожей ситуации: и те и эти знают, что такое терять. И если взрослые со своей утратой справились: она принята ими, скорбь осталась, но есть любовь, и есть понимание смысла, — то они могут прекрасно помочь этим детям восстановиться в жизни, потому что знают, как это — умереть вместе с тем, кого ты потерял, и потом родиться заново. Но с другой стороны есть опасность, что, если люди не пережили утрату и ими втайне движет мотив вернуть ушедшего ребенка, они этого берут как бы на замену тому. И со временем обнаруживается, что этот приемный ребенок, во-первых, совершенно другой, во-вторых, он не дает людям те чувства, которые у них были с ушедшим ребенком. Того, о ком они скорбят, по-прежнему нет. Зато есть куча проблем, принесенная «новеньким». И у людей может возникнуть ярость на приемного ребенка, как будто он их в чемто обманул.

Мотив «послушание». Опасный мотив, когда люди решают: раз мы христиане, мы должны воспитать приемного ребенка, даже если нам не очень хочется. Когда такие вещи делаются из «внешнего» долга, из каких-то высоких соображений — они всегда плохо кончаются. Другой человек не может быть средством для достижения целей и воплощения идей. А цель в данном случае — не ребенку помочь, а героем стать, подвижником.

Аналогичный мотив — быть «родителями на пятерку». В таком случае самоуважение родителя напрямую зависит от успехов ребенка. А он в своем развитии с какими-то вещами справляется, а в чем-то терпит фиаско. Он споткнулся — надо помочь подняться. А если мы его спотыкание воспринимаем как угрозу своему статусу, если из-за него мы «плохие», то мы на него злимся за его проблемы. Естественно, отношения портятся. Конечно, рефлексирующим интеллигентам сложно. Они часто склонны ставить себе сверхзадачи, в том числе и с приемными детьми. Сверхзадачи бывают посрамлены. Правда, здоровые внутренне интеллигенты по ходу дела справляются и говорят: ну и ладно, ребенку хорошо, делом занят, с людьми почеловечески общается — и хватит этого, и слава Богу.

— Должны ли у приемного родителя быть какие-то «особые качества», особый опыт?

— В первую очередь очень важно, чтобы у родителей был реалистичный взгляд на то, что такое приемный ребенок. Необходимо заранее читать литературу по проблемам приемных детей, общаться вживую или на форумах с уже состоявшимися приемными родителями. Существуют тренинги и школы приемных родителей — они дают некие навыки и определенное испытание себя.

Опыт воспитания собственных детей — это хорошо, но с приемным ребенком своя специфика, и стать прекрасными приемными родителями могут люди, не имеющие собственных детей. Скорее важны личностные качества, такие как терпение и терпимость к отличиям. Когда люди не пугаются и не становятся агрессивными, если ребенок делает что-то не совсем понятное для них, не совместимое с их укладом. Вторая важная вещь — у людей должно быть много энергии. Дети, у которых есть дефицит родительской любви, проблемы в развитии, пережитые стрессы, требуют очень много сил. И иной раз эту свою потребность в поддержке они выражают не самым приятным образом. Очень важно, чтобы у людей элементарно хватало физических и психических сил. Потому что, если нагрузка, которую привносит ребенок, людей истощает, раздражает, провоцирует гнев — это проблема взрослых, а не ребенка.

И еще одно важное качество — люди должны быть устойчивы к проявлениям агрессии. Если по опыту общения они знают за собой, что проявление агрессии или цинизма выбивает их из равновесия, может стать причиной, чтобы прервать общение с другим человеком, если важным условием для общения является понятность другого — в этом случае с приемным ребенком может оказаться невозможно жить. Ведь приемные дети чаще всего оказываются из другой среды, чем люди, которые хотят взять их в семьи. И, как у всех травмированных детей, у них много боли и агрессии. Родителям это надо учитывать.

И еще, людям, склонным впадать в самокопание, зацикленным на своих сложных многообразных чувствах, с приемным ребенком будет трудно. Он их «заклинит» до ступора... Но бывает и наоборот, некоторые выправляются: по сравнению с приемным ребенком все надуманные проблемы рассеиваются. Жизнь все ставит на свои места, люди учатся думать по-другому и становятся гораздо проще: чувства укрепляются, разум проясняется. И они говорят потом: благодаря приемному ребенку мы избавились от многих собственных проблем.

Жизнь после смерти

— О чем потенциальному приемному родителю лучше знать заранее? Есть какие-то «особые свойства» приемных детей?

— Специфического поведения приемных детей нет. Есть специфические источники проблем, но проявляются они у всех по-разному.

Эти дети пережили атомную катастрофу. Жизнь после утраты семьи — это жизнь после смерти. Просто дети не переживают это так на сознательном уровне, но внутри у них все вдрызг разбито. И мы должны понимать, что будем собирать это по кускам. И не все части присутствуют. И никогда склеенное не будет таким, каким оно было бы целым, и это трудно. Степень трудности может быть разная.

Как ни странно, жизнь с приемным ребенком ближе к браку, чем к родительству. Как и в браке, с приемными детьми очень часто мы спотыкаемся о свои несовершенства. Дети бьют по самым слабым местам. Почему? Потому что они нуждаются в надежности. И проверяют нас на прочность. Не со зла и не из холодного экспериментаторства — для них это жизненная необходимость: если мы справляемся с ними, значит, мы сможем их и защитить от всего плохого. И очень часто этот ребенок может как раз нам помочь выйти на какие-то наши несовершенства, переживания, страхи. И если мы их разрешим, то и с ребенком останемся, и свои внутренние нестроения управим. Так что с этой точки зрения ребенок может даже и помочь.

Но нельзя забывать, что мы принимаем в свое сердце другого человека с его собственной судьбой, историей, этот путь очень тернистый и болезненный, нам приходится оплачивать чужие счета, врачевать боли, принимать гнев этого ребенка, хотя мы перед ним ни в чем не виноваты, просто в его прошлой жизни была катастрофа. Логика раненой души чужда логике интеллектуальной.

Например, приемным детям очень трудно просить прощения, и они не хотят ни за что чувствовать себя виноватыми. Почему? Потому что способность признать свою неправоту восходит к очень глубоким вещам, а именно — к любви. К пониманию того, что ты теряешь любовь, когда ты виноват перед кем-то. И что попросить прощения — путь эту любовь восстановить. Что любовь больше и дороже, чем страх, что тебя не простят или накажут. Но больше и дороже, когда она есть. А когда у ребенка поругано это все или не было никогда, для него признать свою вину — значит просто признать право другого тебя наказать, а восстанавливать нечего. И прежде чем он научится принимать и отдавать любовь, он должен выплеснуть то, что у него есть, «место освободить» в душе; потом нужно, чтобы он узнал, что бывают другие отношения, в которых есть чувства; дальше — чтобы понял, что это такое — прощение, мир; ну и если к тому времени мы все останемся в живых — то, может быть, тогда мы узнаем, что наш ребенок тоже умеет любить и просить прощения.

Так же, например, с воцерковлением приемного ребенка — важно понимать, что дети про любовь к Богу узнают из любви родительской. У приемных детей образ Божий замутненный, искаженный, и мы не знаем, как именно. Воцерковление должно следовать за отношениями, не в ущерб им. Дети доверяют не словам.

Так же и с благодарностью. Приемные родители в глубине души ожидают ее от ребенка. И обычно предполагается, что благодарность с его стороны будет выражаться в том, что он просто будет послушным. А у детей любовь и послушание — часто разные вещи. И потом, мы ведь любим своих родителей не за сам факт, что появились благодаря им на свет. Так же и для приемного ребенка факт, что его взяли в семью, сам по себе еще не является основанием для благодарности. Благодарность вырастает, когда в сердце ребенка начнет просыпаться опыт нормальных человеческих чувств и отношений. Прежде чем это случится, много чего с ним должно в семье произойти. И люди бывают обескуражены, что ребенка взяли, а он живет, как будто так и надо. Еще и может сказать: «А я не просил, чтоб вы меня брали. И вообще хочу обратно в детдом».

— И как же реагировать родителям, если ребенок так говорит?

— У родителей должна быть изначально уверенность, что ребенку в любом случае лучше в их семье, чем без семьи и дома. Если ее нет, тогда и начинают возникать всякие проблемы. Должно быть четкое понимание, что мы это делаем не для одобрения ребенка, не для его благодарности, мы это делаем, потому что это наша ответственность взрослых людей перед Богом, перед собой. Так надо, потому что есть какие-то правильные вещи, которые должны быть: у ребенка должен быть дом, кто-то должен о нем заботиться, в жизни должно быть место добру и справедливости. И когда ребенок нам говорит: «А я не хочу, чтоб это было», мы говорим: «Знаешь, а я хочу. Я так делаю, потому что я чувствую сердцем, что так правильно, и я не сомневаюсь. Вырастешь — разберешься». Должна быть уверенность, которая не зависит от того, что тебе ребенок сказал сегодня за завтраком.

На самом деле даже подросток так говорит не потому, что действительно считает, что эта семья ему не нужна. Дети так могут говорить, потому что проверяют границы. И еще потому, что в какой-то момент у них начинается переоценка ценностей.

Когда ребенка берут в семью — это акт воли родителей. Ведь ребенок не знает всех последствий. У него есть какая-то идеальная картинка и робкие надежды. И когда начинаются трудности и ребенок говорит, «я с вами не хочу жить», — родителям нужно понимать, что за таким поведением чаще всего стоят попытки пробиться к подлинной близости. Так ребенок приходит к подлинному принятию этих людей как родителей: через все свои несогласия, сопротивление, упрямство, неумение любить — через все это он хочет на самом деле поверить в то, что это его семья. Дети хотят, чтобы их удержали.

Крайне мало детей, которым действительно не нужна семья — у них все отрубилоотрезало, и крайне редко бывает, что вот именно эти люди не могут воспитывать этого ребенка. Какая-то совсем кризисная ситуация должна быть рассмотрена специалистами, и выводы должны основываться отнюдь не на эмоциях.

Ну а если ребенок недавно попал в семью и просится обратно, это чаще всего связано с тем, что он просто элементарно начинает скучать по тем людям, которых оставил, или ему сложно привыкнуть к новой обстановке. И тут очень важно ребенку сказать: ты знаешь, теперь твой дом здесь, а твоих друзей, воспитателей мы съездим навестить попозже.

Вообще, при возникновении любых сложных ситуаций родителям не стоит опускать руки. Ошибок, конечно, не избежать, но в большинстве случаев они не смертельны. Приемный родитель — это не человек со знаком качества, это обычный человек, который просто старается изо всех сил. Бывают ситуации, когда действительно очень трудно с этими детьми, и нет ничего зазорного, чтобы обратиться за помощью к специалистам.

Нет признаков, по которым можно сказать: ну, все понятно, вот такой ребенок, я буду делать то-то и то-то — и все будет отлично. Единственный выход — как можно больше знать про приемных детей, тренировать волю, терпение и воспитательские навыки, не сдаваться и относиться к этому, как к делу, которое я хочу сделать максимально хорошо. А там — как Бог даст.

Беседовала Марина НЕФЕДОВА

Но агрессия, как и всё в жизни, хороша на своём месте — тогда, когда есть в ней необходимость: ведь способность напасть, прогнать, напугать может спасти жизнь человека и его близких. Проблемы же начинаются тогда, когда она проявляется в тех формах, которые считаются неприемлемыми, и в тех ситуациях, где она абсолютно не нужна. Маленький ребёнок агрессией реагирует на многие трудности, с которыми он сталкивается, это одна из самых первых реакций, которой ребёнок научается. До тех пор пока у ребёнка не развивается речь или жесты, он может толкаться, кусаться, даже бить тех, с кем не получается договориться. А как только дети овладевают даже простейшими способами коммуникации, внешняя, нападающая агрессия идёт на убыль. Зачем бить того, кого можно попросить, уговорить или как-то дать ещё понять, чего хочешь?

Но нередко бывает, что проблемное поведение наблюдается и у тех детей, кто хорошо умеет говорить, кто как будто почти ничем не отличается от своих более спокойных сверстников, кто выглядит совершенно нормальным. Дошкольники могут толкаться, кидаться игрушками, младшие школьники — легко раздражаться, бить, отнимать чужие вещи, подростки — организованно нападать на более слабых, устраивать драки. Признаками патологической, «неправильной» агрессии будут:

1) постоянство: агрессия становится неспецифической реакцией на самые разные ситуации, и наблюдается в течение нескольких месяцев;

2) проявление в особо опасных формах: например, удары руками, ногами, предметами, сознательная порча имущества, поджоги, а также аутоагрессивные действия;

3) дезадаптация — то есть потеря ребёнком из-за агрессии друзей, доверия родителей, учителей.

Но было бы огромной ошибкой все подобные проявления объединять в одну единую проблему. Агрессия, даже патологическая — это внешнее проявление, за ней лежат разные нарушения. Мы уже говорили о том, что даже в норме агрессия выполняет разные задачи, в том числе и вполне мирные — точно так же и при патологии задачи и механизмы развития агрессии будут различными.

Мы расскажем вам четыре настоящие истории детей и подростков для того, чтобы проиллюстрировать четыре типа агрессии. Выделить эти типы удалось благодаря наблюдениям за животным миром, в котором способность активно нападать, защищать, прогонять — жизненно важна. Оказалось, что параллели из животного мира вполне уместны в мире людей. Конечно, такие сравнения всегда будут немного условны и неполны, но они действительно могут лучше понять детское поведение, лучше подобрать ключики к его изменению.
История первая. Агрессия как инструмент

Саше пятнадцать лет. Он учится в общеобразовательной школе, совсем не последний ученик. Его семья из тех, которые называют неблагополучными: отец ушёл, когда мальчику не было года, мать воспитывает Сашу и двух его братьев кое-как, редко работает и часто пьёт. Несмотря на эти обстоятельства, Саша вырос неглупым мальчиком, исправно ходит в школу и даже получает неплохие оценки. С конца начальной школы на него начали жаловаться одноклассники, рассказывали, что мальчик отнимает у них деньги, игрушки. Тогда Саша был наказан, мать вызывали в школу — и казалось, что проблемы прошли. Вдруг в конце очередного учебного года разразился скандал. Мать одного из Сашиных одноклассников обратилась в милицию. Она рассказала, что её сын в последнее время очень сильно изменился в поведении, стал угрюмым, раздражительным, стал воровать деньги и вещи из дома. Когда родители вызвали мальчика на серьёзный разговор, он, трясясь от страха, рассказал, что Саша терроризирует его и нескольких других детей: несколько раз вместе с друзьями избивал его по дорогое из школы, угрожал, что если тот не будет приносить деньги и вещи из дома, то будет бить ещё и ещё. Когда милиция пришла к Саше домой, то нашла у него многое из того, что пропало из домов одноклассников. Мальчик не отпирался и рассказал милиции, что деньги тратил на еду для себя и братьев, а что оставалось — на развлечения и подарки друзьям из компании.

Герой этой истории, несомненно, агрессивный мальчик. Он несколько раз избивал одноклассника, угрожал и пугал его. Этот тип агрессии называется «инструментальным», в этом случае агрессия не несёт специальной цели нанесения вреда тому, на кого она направлена. Цель агрессии — получение денег, вещей, а угрозы и насилие — это инструмент для её цели. В животном мире подобная инструментальная агрессия используется с несколькими целями, в первую очередь это получение еды и доминирование в стае. Для такого типа агрессии характерны особенные физиологические реакции: животное в момент насилия скорее спокойно, действует расчётливо, сердце его бьётся ровно, дыхание глубокое, а движения тихие и незаметные или, наоборот, намеренно яркие и громкие. Вспомните, как охотится кошка, как долго она способна ждать, чтобы совершить быстрый и решительный прыжок. Саша тоже действовал расчётливо и спокойно. После первого наказания в начальной школе он довольно быстро сориентировался и выбрал ребёнка, которого он сможет запугать так, что тот ничего не расскажет. Он планировал свои нападения, поджидал мальчика в безлюдных местах. После нескольких таких встреч Саше даже не приходилось бить одноклассника — запуганный мальчик беспрекословно выполнял его требования. Другим примером инструментальной агрессии может быть поведение маленького ребёнка, который каждый раз, когда его заставляют что-то делать, отталкивает или бьёт взрослых. Возможно, он выучил когда-то, что на его действия родители реагируют тем, что отступают, пугаются или очень сильно расстраиваются, теперь же прибегает к нему каждый раз, для того чтобы добиться этого же эффекта.

Такой тип агрессии, конечно, в наименьшей степени представляет собой медицинскую проблему: для избавления от него не помогут никакие лекарства. В случае Саши корни такого поведения — в тяжёлой жизненной ситуации, в которой он воспитывается, в условиях, в которых он растёт, а значит, первое, что нужно делать, — это менять условия. Наш герой хотел есть, заботиться о своих братьях, гулять с друзьями, а для исполнения желаний выбрал способ действий, наиболее ему доступный, поэтому для того, чтобы агрессии не повторялось, его нужно обучить другим способам добывания того, что ему нужно. Кроме этого, если сделать так, что агрессия не приведёт к желаемому результату, а приведёт к последствиям негативным, то ещё более велика вероятность, что ребёнок оставит её ради новых способов достижения цели.

Что же случилось дальше с Сашей? Ему очень повезло: он попал в суд, где практиковалось восстановительное правосудие. Судья спросил Сашу и его семью, хочет ли он традиционного уголовного следствия или альтернативного способа разрешения возникшего конфликта — встречи с пострадавшим в присутствии посредника с целью заглаживания нанесённого вреда. После их согласия на такую встречу он спросил об этом же у семьи пострадавших, которые тоже согласились. Саша с помощью психологов просил прощения у обиженного им одноклассника и вместе с ним выработал способы загладить свою вину. Психологи помогли собрать всю семью раскаявшегося мальчика — а оказалось, что у матери есть два брата, обеспокоенные судьбой своих племянников, — и выработать план совместных действий по преодолению накопившихся проблем. Саша переехал жить к старшему дяде, регулярно навещал свою мать и оставался у неё на выходных. Кроме этого, Сашу записали в подростковый клуб, где он проводил много времени в кружках и даже начал осваивать компьютер. Оказалось, что у Саши замечательный инженерный талант. Сейчас он оканчивает школу и после армии хочет работать системным администратором.
История вторая. Агрессия как импульс

Дима с раннего возраста был непоседой. И это мягко сказано! Он выбирался из любых самых высоких манежей, забирался в самые невероятные места, на улице убегал от родителей, выбегал на дорогу, несколько раз терялся. Умненький и смышлёный, он быстро научился читать, писать, считать и, казалось, был готов к школе. Но с первого же класса у него возникли серьёзные проблемы с учёбой: он не сидел на месте на уроках, он перебивал учителя, постоянно отвлекался. На переменах он носился быстрее всех, не раз падал, получая довольно серьёзные травмы. И часто дрался, в основном на переменах. Было достаточно того, чтобы его кто-то толкнул в коридоре, — Дима тут же, не раздумывая, бил в ответ, куда попало, лишь бы попасть. Мальчик очень легко раздражался, и даже на уроке, когда сосед сзади делал ему замечание, он мог повернуться и на глазах у учителя его ударить. Через минуту Дима уже успокаивался и даже просил прощения, но вскоре дети перестали с ним дружить, а учителя записали в разряд хулиганов, посоветовав родителям перевести в школу для девиантных детей. Сколько раз его ни наказывали в школе и дома, он по-прежнему продолжал драться. Когда у него спрашивали, почему он это делает, он разводил руками и опечаленно говорил: «Не знаю сам, не могу себя удержать!»

Первое, что бросается в глаза, — то, что Дима совсем не скрывается, когда ведёт себя агрессивно. Мало того, его раздражительность и агрессия не приносят ему совершенно никакой пользы, лишь сильнее портят отношения с одноклассниками, учителями и родителями. Дима сам негодует на себя, но, похоже, ничего поделать сам с собой не может. Такой тип агрессии называется «импульсивной» агрессией. В её основе лежит неспособность сдерживать реакции, возникающие на какой-то внешний раздражитель или внутреннее желание. В норме между возникновением внешнего стимула и нашей реакцией на него проходит какое-то время: мы оцениваем разные варианты нашей реакции, оцениваем ситуацию, вспоминаем предыдущий опыт и выбираем наилучший вариант из возможных. Чем больше времени мы тратим на выбор реакции, тем более она продуманна. При импульсивной агрессии проблема именно в том, что ребёнок действует, не учитывая окружающую обстановку, возможные последствия своих действий, реакцию на них окружающих, — он делает то, что первое пришло ему в голову. Если проводить параллели с животным миром, то можно вспомнить, например, поведение лошадей, которых внезапно испугали. Первое, что приходит им в голову, — бежать, и они бегут, не разбирая дороги, способные затоптать любого, кто попадёт им под копыта. Иногда бегут даже в пропасть. У людей это бывает при расстройстве, которое называется синдромом дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ). Одно из ключевых нарушений при СДВГ — это именно неспособность удерживать себя, сдерживать в себе возникающие побуждения, то есть импульсивность. Это расстройство развивается вследствие неправильной работы отделов головного мозга, отвечающих за выполнение поставленных перед человеком задач, за организацию собственного поведения. В первую эти функции относятся к работе лобных долей головного мозга.

Само собой, наказания не помогут такому ребёнку, а, скорее всего, навредят. В нашей истории так и происходило: Дима терял друзей, терял доверие старших, но научиться себя сдерживать не мог. При таком типе агрессии могут помочь некоторые лекарства, а также усилия, направленные на создание для ребёнка максимально спокойной среды — своеобразного контейнера, особенно в тех ситуациях, когда импульсивные реакции наиболее возможны. В Димином же случае это были перемены.

Диму проконсультировал детский психиатр, поставил ему диагноз СДВГ и назначил лекарство, приём которого существенно снижал выраженность симптомов. Кроме этого, учителям посоветовали организовывать для Димы во время перемен более спокойные условия с меньшим числом раздражающих стимулов. Мальчика сажали в библиотеку и позволяли играть в любимую приставку. Всё это дало замечательный результат — конфликтов в школе стало в разы меньше. С возрастом импульсивность у Димы значительно снизилась, он стал лучше себя сдерживать, хотя и оставался более раздражительным, чем его сверстники.
История третья. Агрессия как аффект

Маше восемь лет, и её боятся её собственные родители. Бывают дни, когда Маша спокойна и дружелюбна, спокойно играет с ребятами, слушается родителей. Но бывают дни, в которые девочку как будто подменяют. Родители уже с утра замечают, что настроение девочки поменялось — по глазам, по походке, осанке, — и ждут беды. В такие дни нужен лишь повод, чтобы Маша взорвалась, как маленькая бомба: из-за слишком горячего чая, из-за «неправильно» брошенного на неё взгляда, из-за замечания она внезапно меняется в лице, краснеет, кричит, угрожает, оскорбляет. В школе детям достаётся ещё больше: Маша может налететь с кулаками, жестоко бить тех, кто, как ей показалось, её обидел. Маша долго не успокаивается, убегает в свою комнату, там кидает книжки, игрушки, лишь через полчаса приходит в себя.

Нетрудно заметить отличительную черту этого типа агрессии — в основе лежит сильная, длительная, неконтролируемая эмоция — аффект. Такой тип агрессии связан с нестабильностью аффекта, внутренними колебаниями настроения, не связанными ни с какими внешними причинами. Чтобы понять этот тип агрессии, представьте себе какого-нибудь до предела разъярённого животного — например, быка. Его глаза наливаются кровью, дыхание становится частым, сердце бьётся учащённо. В нём удваивается его сила, его скорость. Этот бык уже не просто животное, он настоящая машина разрушения. Аффект, чувство гнева придаёт ему силы и выносливости, он делает его бесстрашным и даже нечувствительным к боли. У людей гнев может делать всё то же самое. Хорошо, когда он возникает к месту, — например, когда нужно прогнать хулигана. Но плохо, когда это сильное чувство возникает само по себе, ведь даже близкие и дорогие люди начинают ощущаться как враги. У людей так бывает при некоторых эмоциональных расстройствах, биполярном аффективном расстройстве (расстройстве, при которых настроение легко и без причины меняется от повышенного до сниженного), последствиях травм головного мозга, расстройствах аутистического спектра. При этих расстройствах нарушается способность регулировать собственные эмоции — их характер и выраженность. В каком-то смысле человек с таким нарушением становится рабом возникшего у него сильного чувства: чувство начинает руководить им, а не он чувством. Большой проблемой в этом случае, как и в случае «импульсивной агрессии», будет то, что агрессивные действия оказываются направлены не на достижение какой-то специфической цели, а на нанесение вреда. Кстати, этот тип агрессии сильно связан с импульсивной, они нередко наблюдаются вместе, хотя всё-таки и являются разными по своей сути явлениями.

Родители обратились с Машей к детскому психиатру. После обследования девочке был поставлен диагноз биполярного аффективного расстройства. Доктор назначил девочке лекарство, стабилизирующее настроение, и направил её к психологу на занятия по развитию эмоциональной сферы. На этих занятиях Маша училась определять свои эмоции, говорить о них. Благодаря лекарству вспышки гнева у Маши стали проявляться гораздо реже, а на занятиях с психологом девочка научилась распознавать моменты, когда она начинает выходить из себя, и говорить об этом детям и родителям, просить, чтобы её на некоторое время оставили в покое.
История четвёртая. Агрессия как страх

Володе десять лет. Он никогда не был простым парнем — очень подвижный, с неустойчивым настроением, склонный к страхам и тревоге. Первые два класса были очень сложные, мальчик то отказывался ходить в школу, то нарушал школьную дисциплину. В конце первого класса Володю отсадили на последнюю парту за плохие успехи в учёбе, и у него развилась настоящая депрессия: ему казалось, что он хуже всех. В новой школе у другого учителя Володя, почувствовав заботу и ласку, расцвёл, завёл близких друзей, стал хорошим учеником. Летом после третьего класса мальчик поехал в лагерь, поехал один. Этой поездки он очень ждал, ведь это было настоящее приключение! Но с первых же дней Володя начал звонить домой и просить маму его забрать. Он жаловался, что его бьют дети, отнимают игрушки, что он стал «козлом отпущения», никто с ним не дружит… Воспитатели по телефону успокаивали взволнованную маму, обещали, что мальчик привыкнет и адаптируется. Когда мама через месяц забрала своего сына, она его не узнала. Хмурый, напряжённый, он почти не говорил, лишь сквозь зубы проклинал мать за то, что она его туда отдала. Володя стал очень беспокойно спать, ему снились кошмары, о которых он не хотел никому рассказывать. Дома Володя несколько раз устроил страшные истерики: вдруг ни с того ни с сего крушил мебель, кричал, плакал, набрасывался с кулаками на тех, кто пытался его держать. Такой же эпизод однажды был и на улице, когда он увидел мальчика, с которым был в лагере: Володя начал орать, что он его убьёт, кидался камнями, пытался куда-то убежать. Истерики исчезали неожиданно — почти так же, как и начинались. Мама, испугавшись изменений в состоянии мальчика, госпитализировала его в психиатрическую больницу.

Когда немного позже психолог разговаривал с Володей о том, что с ним происходило, мальчик рассказал, что после произошедших с ним событий он постоянно ощущал повышенную тревогу, а иногда и страх за свою жизнь. И страх, и тревога — это адаптивные реакции организма на опасные ситуации, однако при некоторых расстройствах эти переживания достигают такой выраженности, что человек теряет способность их контролировать и вместо того, чтобы организовать поведение человека для защиты, они дезорганизуют его, вызывая ненаправленную агрессию, раздражительность, нарушения сна. Нередко эпизоды возбуждения несколько разряжают тревогу, дети могут испытывать облегчение, такое облегчение после странных истерик испытывал и Володя. Подобное наблюдается при депрессиях, тревожных расстройствах, некоторых типах расстройств личности и очень часто при посттравматическом стрессовом расстройстве (ПТСР). Суть этих расстройств именно в том, что тревога выходит из-под контроля человека, наблюдается без внешнего повода, и у детей очень часто приводит к возникновению агрессии. Это агрессия, связанная с чувством страха, по сути своей — защитная. Представьте себе загнанную в угол крысу. Ей некуда бежать — и она набрасывается на противника, в десятки раз превышающего её в размерах. Как только появляется возможность убежать, она тут же ею пользуется. Проблема в том, что те, кто постоянно испытывает тревогу, не могут от неё убежать, как это делает животное, и вне ситуации внешней опасности раз за разом будут возбуждаться, пытаясь защитить себя. От такой агрессии тоже не поможет наказание, следует лечить те состояния, которые её вызвали, — депрессию, тревогу, ПТСР.

Володя в момент госпитализации при расставании с матерью снова выдал страшную истерику — бегал по больнице, прятался под лавками, кричал так, как будто его собираются убить. Дежурный врач, не успев разобраться, пригрозил мальчику, что если он не успокоится, то его серьёзно накажут. Это не просто не помогло — испуганный мальчик накинулся на врача с кулаками! Только через некоторое время лечащий врач распознал за выраженной агрессивностью глубокий страх: Володя был уверен, что его родители его бросили (снова, как ему казалось), и в больнице его оставят навсегда. Неудивительно, что он занял оборонительную позицию. Доктор связался с родителями и попросил их приезжать к мальчику каждый день. Почувствовав расположение врача, безопасность, постоянно встречаясь с мамой, Володя стал гораздо спокойнее и смог посещать занятия с психологом. На занятиях он долго не мог рассказать о том, что было с ним в лагере, лишь после некоторых встреч смог довериться и поведать свою историю. Оказалось, что тогда в лагере у мальчика были серьёзные причины опасаться за свою жизнь. Мальчику был поставлен диагноз посттравматического стрессового расстройства. Понемногу тревога и страх уходили, психолог помогал обрести уверенность в себе и прожить тяжелейший опыт. Володя вернулся из больницы полностью выздоровевшим.

Конечно, редко когда бывает, что эти виды агрессии наблюдаются в чистом виде. Часто импульсивная агрессия наблюдается вместе с аффективной возбудимостью, инструментальная агрессивность нередко бывает у детей с импульсивностью и так далее. Однако почти всегда можно выделить тип, который доминирует у этого конкретного ребёнка, и с ним работать. Патологическая агрессия — это не единая проблема, даже когда внешние проявления её одинаковы у разных детей. Требуется много внимания и понимания для того, чтобы понять, из-за чего ребёнок ведёт себя опасно, понять, как ему помочь.

Я предположила, что Анжела таким образом восполняет дефицит любви и заботы, с которым ей пришлось жить первые шесть лет. Как люди, пережившие голод, делают запасы продовольствия, так и девочка пыталась сделать себе «неприкосновенный запас» безопасности и комфорта. И ещё — приобрести что-то своё самой. Как будто то, что дают родители, может в любой момент исчезнуть, да и сами родители — сегодня они есть, а завтра нет. Повторюсь: это поведение настолько характерно для брошенных детей, что я, имея некоторый опыт работы с приёмными семьями, могла бы сама рассказывать Ольге, как именно ведёт себя её дочка.

Проблема воровства у приёмных детей исчезает бесследно, как только ребёнок «напитается» родительской любовью, восстановит порушенное чувство безопасности и доверия к окружающему миру, привыкнет к незыблемости родительской любви. Надо только помнить об этом и не морочить себе голову тяжёлыми размышлениями на тему «передаётся или нет склонность к воровству генетически». Не передаётся.

Анжеле очень помог переезд в новую квартиру, где ей отвели её собственную комнату, с её собственным шкафом, множеством ящиков и комодом. Первое время она практически не выходила из комнаты — наслаждалась обладанием. Кроме того, ей стали давать по воскресеньям карманные деньги, которые она могла копить, а могла тратить (пока не тратит, только складывает).

Анжеле повезло: хоть её и держали в сарае «с козочками и курочками», но в детдом всё же не отдали, привязанность у неё сформировалась и никаких психиатрических, органических и соматических заболеваний не было.

С детдомовскими малышами всё сложнее.

Новый отсчёт

Прежде всего, не будем забывать о таком сложном феномене, как «обнуление счётчика» при усыновлении. Я много раз наблюдала сама и слышала от коллег: когда ребёнка забирают из детского дома в семью, у него как будто обнуляется возраст. Детёныш заново проходит стадии полной зависимости, протеста, соблазнения и так далее. Иногда быстро, если повреждения неглубокие, иногда прямо «копейка в копейку»: ребёнок в семье полтора года — цепляется за маму, внезапно плачет, сосёт пальцы и писается. А через полгода вдруг начинает всем противоречить и спорить.

Поэтому я всегда спрашиваю на консультации у приёмных родителей, как давно ребёнок в семье: это важная информация. Ведь вы не будете ждать от полутора-двухгодовалого малыша, чтобы он контролировал свои расходы и не брал чужое? Скорее всего, вы постараетесь не оставлять деньги на виду и будете проверять и перепроверять всё по три раза.

Второй важный момент: у детдомовцев практически отсутствует представление о границах. В детском доме все вещи одновременно общие и ничьи. Как в колхозе: «Всё вокруг колхозное, всё вокруг моё». А раз оно «всехнее», то и взять можно без спроса, и съесть всё без остатка, и испортить — всё равно выдадут новое. Ну, поругают, может, даже и побьют. А потом всё равно дадут.

Отсутствие хотя бы минимального личного пространства, «своего угла», невозможность уединиться, очевидная унифицированность одежды, еды, причёсок — всё это постоянно сигнализирует детдомовцу: ты часть огромного целого, ты не личность, ты молекула. А у молекулы нет границ. И совести тоже нет.

Откуда берётся совесть?

То, что на бытовом языке называется совестью, в психоаналитической традиции обозначается термином «суперэго»: та часть психики, на которой лежит контроль за соблюдением моральных и социальных норм, критика, оценка. Внутренний родитель, в общем.

И где же родитель у наших приёмных деток? Он оставил своего ребёнка на произвол судьбы (по разным обстоятельствам). В норме ребёнок выучивает все многочисленные и довольно сложные правила поведения в социуме постепенно, с младенчества. Сначала он узнаёт, что необходимо пользоваться горшком, а есть ложкой, позже — что надо здороваться и прощаться, что нельзя бить лопаткой по голове, а конфетами принято делиться. Малыши получают огромное количество информации просто из повседневной жизни семьи. А если в семье принято, например, потихоньку прятать в карман пробник духов в магазине — ребёнок и это примет за норму поведения.

А что же приёмные дети? У них нет никаких автопилотов, кроме тех, что инсталлированы в детдоме (дальше можете вставить любую вашу фантазию про детский дом). Им никто не говорил в два года: «Ванечка, мы уходим, поэтому оставь формочки Насте и скажи спасибо». Их не останавливали в три, когда они пытались снять с полки в магазине приглянувшуюся игрушку. При них не обсуждали: «Вы представьте, какой ужас: воруют и воруют, ну как же так можно!» А ведь это всё в комплексе и есть формирование совести и морали. Ну, книжки ещё есть на эту тему.

Недавно я наткнулась на рассказ Николая Носова «Огурцы» — помните, где Павлик с ребятами залез на колхозный огород, нарвал огурцов, притащил домой (!), а мама ему сказала: «Неси назад». И как он там плакал и говорил, что дедушка-сторож его застрелит, а мама говорила: «Пусть лучше у меня совсем не будет сына, чем будет сын — вор». Я хорошо помню, что в детстве этот рассказ не вызывал у меня никаких особенных эмоций: конечно, мама именно так и должна была отреагировать на недостойное поведение сына — отказаться от него. Мы были советские дети; ситуации, когда семьи годами не общались из-за каких-нибудь бредовых идеологических расхождений, не были редкостью.

Но сейчас этот текст меня потряс. Допускаю, что мальчику ничего не грозило на своей улице родной деревни. Могу предположить, что мама знала о том, что ружьё у сторожа не заряжено. Но сама постановка вопроса — «иди, и пока не исполнишь свой долг, ты мне не сын» — показалась мне чудовищной. Из контекста понятно, что мальчик очень маленький, лет пять-шесть. Тем не менее посыл рассказика вполне очевиден: воровать нельзя, родители это не одобряют, наказание будет жестоким.

А ещё нашим детям, с их не самой простой жизненной историей, очень сложно противостоять соблазну. Очень, вот поверьте. Нужно быть весьма и весьма устойчивым к внушению человеком, чтобы противостоять рекламе, не реагировать на яркие плакаты, не вестись на приглашения ярмарочных зазывал. Буратино помните? Вот вам классический пример того, как чувствует и ведёт себя маленький (по факту — новорождённый, но это детали) ребёнок. Его просто сманили, а внутреннего контроля нет. Нет того внутреннего персонажа, который бы говорил: «Постой, глупенький Буратино, куда ты лезешь, очнись!» У Пиноккио он был — Сверчок, Пиноккио так и называл его: «Моя совесть». Не у каждого взрослого он есть.

Законы без устрашения

Разумеется, с проблемой воровства сталкиваются не только приёмные родители и не только в неблагополучных семьях. Почти все дети 3–6 лет делают попытку присвоить чужое — точно так же, как они проверяют на прочность предметы мебели или выясняют, «на сколько хватит тюбика зубной пасты». Когда родители обнаруживают, что их ребёнок что-то украл, первой реакцией обычно становится шок и отрицание: «Не может быть, наш ребёнок не мог этого сделать». Причём размер украденного не имеет значения: тихонько положенная в карман жвачка вызывает точно такую же бурю негодования, как и выпотрошенная бабушкина заначка на похороны. Что делать и как правильно реагировать, чтобы исключить подобные явления в будущем?

Если ребёнок маленький (или совсем недавно в семье), а случилось всё впервые, достаточно будет спокойно объяснить, что вещь чужая, а чужое брать нельзя, поэтому мы сейчас вместе пойдём и вернём, извинимся, может быть, заплатим, если вернуть нельзя (продукты, например). Очень важно в этот момент не запугать ребёнка. Мне кажется, что стыдить и восклицать какие-то патетические слова в адрес 3–6-летнего не совсем уместно. На этом этапе ваша задача — не унизить или устрашить малолетнего преступника, а внести ясность и установить закон. Вот и продемонстрируйте ему правила вашей семьи: «Дорогой, люди не берут чужие вещи без спроса, это не принято. Тебе бы понравилось, если бы кто-то взял твой велосипед себе и не вернул бы? Так что пойдём, отдадим всё назад, извинимся, и, пожалуйста, никогда больше так не делай».

Я тут застала совершенно безобразную сцену в супермаркете: мама обнаружила в кармане четырёхлетней дочери конфету и устроила просто грандиозную разборку с битьём по щекам, криками «Кто из тебя вырастет?!» и риторическими обращениями к публике. Девочка безнадёжно ревела, окружающие покупатели прятали глаза, кассирша пыталась защитить малышку. Я вмешалась, о преступнице временно забыли и переключились на новую тему — «Не мешайте мне воспитывать ребёнка». А всего-то нужно было: а) следить за ребёнком и б) или вернуть конфету на стеллаж (враги рода человеческого придумали ставить эти соблазнительные стойки рядом с кассами), или заплатить за неё.

Не меньше проблем вызывают кражи внутри семьи, «из дома». Когда ребёнок тайком тащит деньги или ценности у собственных родителей — это серьёзный симптом того, что «подгнило что-то в Датском королевстве». То, что приёмный родитель может списать на адаптацию (и справедливо: пока «новая жизнь» не устоится, новые правила не усвоены, а покой всей семье только снится — идеального поведения от ребёнка мало кто ждёт), для родителей кровных детей — повод для серьёзного беспокойства. И в любой семье — повод для серьёзной работы с психологом.

Памятка для родителей

Контроль, контроль и ещё раз контроль. Считайте, что у вас на руках несмышлёный двухлетка. Не беда, что обувь 35-го размера. Психически он не созрел.
Чёткие правила и границы, возможно, даже с ритуалами. Обязательное разделение, внятное и ясное: это твоя полка, а это — твоего брата. Это твои игрушки, а это — чужие.
Минимум вещей и игрушек, чтобы их можно было удержать в поле внимания (а поле это у наших детей поначалу довольно узкое).
В особо тяжёлых случаях — диагностика психического развития. Упорное, не поддающееся коррекции воровство может быть симптомом психического расстройства.

***

опыт родителей
Новые цели, старые методы

Екатерина Давидова (Николай, 13 лет, дома с 10 лет)

Воровать деньги Коля стал через полтора года жизни в семье. Мы связывали это с переходом в новую школу и завоеванием таким путём расположения одноклассников. После работы психологов и нашего внушения ребёнок перестал воровать.

Но периодически у него случаются рецидивы. Изменилась цель воровства. Теперь он берёт у нас деньги для игры в боулинг, похода в рестораны быстрого питания, то есть для себя.

Мы пытались давать карманные деньги, привлекать опять психологов и других специалистов, водили ребёнка на «экскурсию» в отделение милиции. Да, на время воровство прекращается, но, к сожалению, проблему нам победить ещё не удалось.

Растерянность и безысходность

Светлана Березина (Света, 9 лет, в семье с 5 лет)

Я в растерянности и большой тревоге. Как-то обнаружила, что Светка стащила деньги из моего кошелька (подозреваю, что такое уже было не раз). Открылось это потому, что она раздала их мальчишкам во дворе — 500, 50 и, возможно, ещё 1000 рублей — не помню я точную сумму в кошельке, увы. Наверное, я так и считала бы себя раззявой, выронившей деньги в супермаркете, но вечером пришёл мальчик и вернул 50 рублей. Света сначала тщетно пыталась вытолкать его за дверь — не получилось, и эти 50 рублей, данные Светой мальчику «в долг», нами обнаружились. Тогда она, глядя честными глазами, придумала с ходу три совершенно правдоподобные версии, откуда у неё 50 рублей. Как только разборка с заклинаниями «говорить правду» и настоятельными увещеваниями советоваться по финансовым вопросам состоялась, пришёл другой мальчик, с папой. Он принёс уже 500 рублей. Света и тут не растерялась и поведала историю о том, как ей вернули часть денег в школьном лагере (вчера был последний день), а потом мальчики «так просили дать деньги, что она не могла отказать им». Поверили, наказали лишением прогулки. Были слёзы и обещания говорить только правду и ничего кроме…

Но на следующий день я позвонила учителю и узнала, что Свете никаких денег в лагере не возвращали. Припёртая к стенке, Светка тут же придумала, что это деньги её подружки, и только моё намерение позвонить подружкиной маме заставили её сказать правду. Думаю, частичную правду. Потому что Света взяла и раздала не 500 рублей, как мне кажется, а 1500. Правды добиться невозможно…

Что делать? Самостоятельных прогулок — а это было самое большое счастье Светкиной жизни — она лишена до осени. Муж считает, что её надо как следует отлупить ремнём, чего не было никогда прежде. Ну, в нашей семье. Я вот думаю: может, он прав?

Никогда у нас в семье никто ничего не прятал. Лиза никогда не возьмёт ничего — это просто невозможно.

Светке 9 лет, будет и 13, 16, 18. Потребностей и желаний будет ещё больше, враньё — ещё изобретательней. Как сделать так, чтобы у неё просто никогда больше рука не поднялась воровать? И возможно ли это?

И ещё… она так быстро и виртуозно врёт!

И ведь всё же есть у неё, всё! Телефон сенсорный с телевизором, игрушек миллион, нарядов разных! Самокаты-ролики. Что хочет — покупаем ей тут же. Что такое это воровство?! Что значит эта раздача денег мальчишкам?!
Боевое крещение

Елена Фортуна (Адиль, 12 лет, в семье с 9 с половиной лет; Сева, 7 лет, в семье с 4 лет; Даша, 8 лет, в семье с 7 лет)

Решили потихоньку преподавать Дашке «основы финансовой грамотности». В первый день «обучения» она торжественно аж четыре раза самостоятельно сходила в магазин — сначала за хлебом, потом за молоком, а потом упросила на сдачу разрешить купить два леденца. Вернулась сначала с одним. На второй не хватило, говорит. «Сколько было сдачи?» — «Двадцать рублей». — «А сколько леденец стоит?» — «Десять». — «А почему ж тогда не хватило?» — «Ойййййй!» (и помчалась в магазин в четвёртый раз).

И у девочки явно снесло крышу от такой самостоятельности. Потому что на следующий день мама обнаружила, что у неё из кошелька пропала последняя тысяча рублей. После небольшого расследования тысяча перекочевала обратно из Дашиной сумочки в мамин кошелёк, пацанов я отправила гулять, а с Дашей имела беседу. Пыталась понять, почему она это сделала. Может, ей чего-то хотелось, а она стеснялась сказать? Ничего вразумительного не добилась, небылиц только наслушалась: и «Это Адиль мне подбросил» (который гулял в это время), и «Я не брала, просто решила сознаться, чтобы ты всех троих не наказывала», и «Я случайно» (ага, случайно зайти в нашу комнату, куда вообще-то без разрешения заходить нельзя, найти мой кошелёк в рюкзаке… конечно, совершенно случайно, кто ж сомневается! Ох…) Рассказала ей страшную историю из своего детства про украденные деньги и последовавшее за этим наказание. Кажется, это её впечатлило. Конечно, у нас такие методы не практикуются. Но и как её наказать, мы, честно говоря, не придумали. Явно ведь просто по глупости…

Надо, конечно, как-то донести до неё всю серьёзность поступка. Просто хочу, чтобы она поняла: основная проблема не в том, что мама расстроилась (хотя мама, разумеется, расстроилась), а в том, что такие поступки будут иметь последствия прежде всего лично для неё. Страшно представить, что было бы, возьми она что-то чужое в магазине или в школе… Ведь какими бы замечательными ни были наши дети, нельзя забывать, что приёмные семьи всё время «под колпаком». И такие вещи могут иметь самые печальные последствия — хотя «просто ребёнку» запросто сошло бы с рук, как минимум на первый раз…

обсудите статью на форуме
задайте вопрос Катерине Дёминой
сайт Катерины Дёминой

Ребенок, которого редко брали на руки, не укачивали, не ласкали и не тетешкали, пытаясь хоть как-то унять голод по человеческому теплу, будет
- качаться туда-сюда в кроватке, иногда очень сильно
- биться головой о стены, пол и тд
- скрежетать зубами
- расцарапывать себя, часто до крови
- бить себя (в том числе как будто случайно падать и ударяться)
- кусать, жевать и сосать свои пальцы, ладони, руки и язык
- выдирать себе волосы
- лежать, стоять, сидеть часами без движения
- тупо смотреть в одну точку
- мычать и рычать, повторять однообразные звуки или фразы часами

Ребенок, которого редко или никогда не целовали и не обнимали, будет
- бояться любого прикосновения и избегать его
- деревенеть, когда его берут на руки или обнимают
- сидеть на руках как чурбачок
- пугаться сидеть на кресле-качалке
- быстро перевозбуждаться, когда его берут на руки
- не разрешать нести или держать себя лицом к себе
- превращаться в безвольную "тряпочку" на руках
- хотеть быть на ручках постоянно
- никак не реагировать на то, что кто-то берет тебя и уносит
- липнуть к родителям и пугаться при малейшем их удалении
- пытаться залезть на ручки ко всем вокруг
- не получать удовольствия от тетешканья, поцелуев и обниманий
- избегать смотреть в глаза
- никак не взаимодействовать с окружающими людьми и обстановкой
- отворачиваться от родителя во сне
- постоянно провоцировать внимание к себе в том числе отрицательными поступками

Ребенок, с которым мало занимались в учреждении, может
- не уметь держать голову, сидеть, ползать, стоять, бегать, прыгать и пр. на свой возраст
- иметь пониженный мышечный тонус
- часами вертеть пальцами у себя перед глазами
- двигать суставами (не удержусь от комментария, наш в три года умел выставить большой палец руки из сустава)
- уходить " в астрал"
- качаться на четвереньках часами
- играть со своей слюной
- хлопать не к месту в ладоши
- иметь проблемы со зрением (косоглазие, дальнезоркость, уменьшение полей зрения и тд)
- спать по 15-18 часов в день
- спать по 3-4 часа в день
- предпочитать проводить время лежа в постели
- не сообщать, что проснулся или зачем-то делать вид, что спишь
- не знать, что зубы чистят
- бояться мыться и заходить в ванную
- не чувстввать приятную телу температуру воды
- обожать мыться, требовать мытья по нескольку раз в день

Ребенок, который мало и редко играл в игрушки, будет
- бояться держать что-то в руках
- не понимать, что значит играть
- бросать игрушки
- жевать, грызть и сосать игрушки
- разрывать книги, не уметь листать страницы
- не проявлять к книгам никакого интереса
- требовать рассматривать книги весь день
- выбирать книги и игрушки для детей младшего, чем он, возраста
- привязываться к одной игрушке и отказываться играть в остальные

Ребенок, которому никогда ничего не принадлежало, может
- красть вещи
- прятать вещи в ящики, под подушку и пр.
- перевозбуждаться от любой вещи, доставшейся ему
- не играть в свои игрушки, боясь разломать или потерять их
- кричать, когда кто-то приближается к их вещам
- не уметь делиться
- отказываться делать что-то, не получая ничего взамен (будет также вступать в пререкания)
- ломать и портить свои вещи
- думать, что все вокруг принадлежит им в том числе
- думать, что если кто-то хочет помочь разобраться в игрушке, то он заберет ее
- думать, что весь мир ему должен
- хотеть носить все время одни и те же вещи

Ребенок, которого мало учили или учили не те люди, которым он доверяет, может
- не знать практически НИЧЕГО
- не уметь говорить или иметь очень бедный словарный запас
- иметь серьезное умственное отставание
- с трудом удерживать внимание и не уметь концентрироваться
- настолько перевозбуждаться от любой новой информации, что быть способными воспринимать ее только по чуть-чуть
- не уметь пользоваться ручкой, карандашами, бумагой
- быть очень чувствительными к окружающему миру
- совершенно не уметь контролировать себя на людях
- не знать об опасностях вокруг
- пытаться исследовать мир даже тогда, когда это не принято (ночью выйти из дома)
- зацикливаться на электронных приборах и домашней технике (включать-выключать свет, нажимать кнопки на пульте)
- не любить общаться и играться с ровесниками
- выбирать компанию младших по возрасту

Ребенок, проведший много времени в учреждениях с маленьким госбюджетом и недостаточным количеством персонала, может
- иметь мочеполовые инфекции
- иметь пролежни или шрамы от пролежней
- играть со своими фекалиями
- бояться попроситься в туалет или сходить в туалет
- истерически бояться горшка
- закрывать себя одеялом с головой перед сном

Ребенок, который питался однообразной пищей по часам, часто перетертой до состояния жидкости или пюре, и ребенок, которого заставляли съедать порцию как можно быстрее, будет
- бояться есть
- не усваивать пищу
- не уметь жевать и есть твердую пищу
- мало весить и иметь маленький рост
- выглядеть не на свой возраст
- с трудом переносить новую пищу и продукты
- иметь рахит и видимый недостаток витаминов
- отказываться пить и не просить попить
- не чувствовать голода и жажды
- глотать воздух (иногда специально, чтобы чувствовать сытость)
- срыгивать большое количество проглоченной пищи
- иметь аллергию ко многим продуктам
- иметь черзвычайно хрупкие кости
- не уметь самостоятельно кушать, пить из чашки, пить из соломинки
- иметь не удовлетворенный сосательный рефлекс
- плакать, когда еда появилась или когда еда закончилась
- плакать, когда кто-то другой ест или еда готовится
- пробовать есть несъедобные вещи
- бросать еду или играться с ней
- есть пока не заболит живот
- испытывать постоянное чувство голода
- прятать и красть еду
- есть еду с пола и лизать пол после этого
- постоянно беспричинно разговаривать или произносить звуки, чтобы уменьшить "раздражение" рта и губ

Ребенок, которого лечили и обследовали в детском доме, может
- иметь недолеченные хронические болячки
- иметь неправильное поставленные диагнозы
- быть диагностированными не в полной мере
- иметь увеличенные аденоиды
- иметь недолеченные тонзилиты, отиты и синуситы
- иметь проблемы со слухом и зрением
- любить лечиться, перевозбуждаться от медицинских процедур
- бояться всех медицинских продедур
- до смерти бояться людей в белых халатах
- зацикливаться на малейшей боли, постоянно указывать всем на свои синяки и царапины
- не чувствовать сильной боли
- быть невосприимчивыми к болеутоляющим и успокоительным лекарствам

Ребенок, побывавший в интернате для умственно-отсталых , может
- сильно регрессировать в своем развитии
- забыть, как разговаривать и общаться
- онанировать
- бояться темноты
- бояться оставаться одному
- начать ходить под себя
- забыть ВСЕ, что он знал ранее

Ребенок, которому никогда не предоставили возможности менять окружающую его действительность, будет
- не уметь выражать свои чувства и эмоции
- гневаться из-за пустяков
- уходить от даже самых маленьких трудностей и проблем (даже падать в обморок)
- липнуть ко всем, кто уделяет ему хоть капельку внимания
- говорить слишком тизхо и невнятно
- говорить слишком громко
- не понимать юмора
- не понимать ответов да и нет
- не понимать причины и следствия
- плакать в моменты радости и смеяться от боли
- бить себя, когда получает отказ
- бояться или не уметь просить о помощи
- красть и лгать
- повторять одну и ту же фразу или вопрос без конца

Когда ребенок жил по чужому расписанию, когда все падало с неба, когда за него всегда делали выбор, никогда не давая ему шанса в нем поучаствовать, он может
- не уметь выбирать
- бояться и злиться от любых изменений в расписании или плане
- впадать в ярость, не контролировать себя, когда что-то идет против их желаний
- писать в штаны, боясь попроситься в ванную
- бояться встать с кровати, когда проснулся
- отказываться участвовать в жизни - быть овощем
- не понимать, что такое время, скоро, нескоро, ждать
- проговарировать постоянно все события дня
- постоянно задавать вопросы, чтобы успокоить себя
- пытаться контролировать всех и все
- зацикливаться на том, что он ему легче контролировать - свои телесные функции - он писается, изображает рвоту и тд
- манипулирует родителями
- старается натравать одних членов семьи против других, получая удовольствие от контроля над ситуацией
- врет, крадет, наговаривает
- убегает

Ребенок, который понял, что в учреждении выживают только сильные и крутые, будет
- ругаться матом
- отказываться подчиняться
- не признавать авторитета родителей
- бояться спать ночью, чтобы не стать слабым
- просыпаться от малейшего шума
- предпочитать компанию младших детей
- быть агрессивным с сестрами и братьями
- демонстрировать вызывающее сексуализированное поведение
- не уметь искренне привязываться к людям
- не уметь доверять, сострадать, любить

Когда ребенок попадет домой, он может
быть счастливым, благодарным, расстроенным, испуганным, восхищенным и сердитым
Он может быть настолько уверенным, что "это" закончится, что может заморозится на месяцы и даже годы, прежде чем доверится своим родителям настолько, чтобы стать самим собой.
Он может сразу же настолько утешиться тем, что кто-то наконец-таки выбрал и полюбил его, что расцветет еще до того, как вы заберете его из учреждения.
Он может вписаться в вашу семью, как будто всегда был ее частью.
Он может противиться этому каждой клеткой своего тела.
Он может привнести в ваш дом столько радости и счастья.
А может сделать вам очень больно.

Он ПЕРЕВЕРНЕТ ваш мир.
Он заставит вас посмотреть на все другими глазами.
Он может научить вас любить и расскажет вам о любви, больше чем кто-либо другой.
Он станет вашим учителем больше, чем вы - его.
А вы..
Вы уже никогда не будете прежним.

Вот он еще совсем малыш, только родился и уже брошен. Еда для каждого малыша - это то же самое, что тепло, спокойствие, надежность. Он хочет этого постоянно, напоминая о себе криком и плачем. Приходит ли к нему еда по его требованию? Нет. Она сваливается среди пустоты, ни от куда, "с неба", в виде холодных рук, делающих механические движения. Еда льется слишком быстро, она может быть слишком горячей или уже остывшей, в зависимости от того, каким по очереди его кормят. Но она - это почти единственное, что происходит с ним в течение дня. Ребенок понимает, что он не может управлять чувством голода и своими желаниями. Он чувствует, что здесь от него ничего не зависит. Он постоянно напряжен и испытывает стресс, поэтому все кормления превращаются для него в соломинку, за которую можно ухватиться и хоть немного успокоиться. Маленький человек начинает зацикливаться на пище.

Малыш подрос. Он уже понял, что кричать бесполезно, поэтому кричал и агукал в разы меньше, чем домашние дети, а также в разы меньше сосал. Его рот словно "заморожен", мышцы не достаточно развиты, а его уже начинают приучать к кормлению с ложки и питью из чашки. Еда опять льется к нему слишком быстро. У него не хватает сил как-то контролировать этот процесс. У него не хватает времени почувствовать весь вкус и консистенцию пищи во рту. Как кормят подрощенных малышей в доме ребенка можно посмотреть, например, на этом видео с 1:10 минуты

(Это мальчик с сайта videopassport.ru по имени Рома 2011 года рождения из московской области. Я буду следить за его судьбой и обязательно удалю видео, когда малыш окажется в семье.)
Мальчика держат, зажав его голову рукой. Он не может посмотреть на еду, поэтому отрешенно смотрит перед собой. Таким образом он не получает никакого зрительного стимула в процессе еды. Он не видит еду, не трогает ее, не успевает прочувствовать ее языком, щеками, ртом. Надо ли говорить, насколько важно, даже взрослому человеку, иметь возможность насладиться внешним видом блюда, его цветом, текстурой, ароматом. У ребенка в доме ребенка нет этого шанса. Он не видит даже ложку и не может потянуться к ней на втречу, даже этой маленькой радости действия он не познал((( История продолждается - еда появляется сама по себе, она мимолетна, она не удовлетворяет в полной мере, а лишь дразнит. Зацикливанье на еде продолжается, усугубляясь сенсорными нарушениями - недоразвитием мышц рта, языка, зрительным голодом.
Ребенок подрос и начинает кушать сам, сидя за столиком с другими детками. Он видит, что всем достается одно и то же, в одно и то же время. Это продолжается изо дня в день и заставляет его думать, что еда это то, что без вариантов и отклонений бывает у всех и всегда, повторюсь, в одно и то же время и в одинаковом объеме. Ребенок никогда не видел, что кто-то может просто перекусить, стоя у холодильника, глазея в окно. Он не знает, что можно ходить по квартире с яблоком и в это же время играть в игрушки. Еда - это только еда. Она ни с чем не совмещена. Ни с разговорами, ни с игрой. Во время еды его мозг приучается заниматься только этим процессом, он еще больше "циклится" на пище.
Дальше можно не продолжать, наверное.

В результате мы имеем ребенка, который скорее всего будет
- испытывать серьезной пищевой голод, переходящий на все сенсорные уровни - зрительный, осязательный и обонятельный
- иметь недоразвитый жевательный аппарат, слабый глотательный рефлекс, иметь "замороженный" рот
- не знать о еде ничего - откуда она берется, сколько ее может быть, всегда ли она есть и пр.
- быть зацикленным на еде.

В итоге ребенок, попадая в семью, будет либо есть очень много и безразборчиво, либо кушать чрезвычайно мало и очень избирательно, потому что его рот, глаза и нос просто не готовы к такому объему новых ощущений. Но скорее всего, через какое-то время он будет демонстрировать противоположное поведение - то так, то так. Это вообще свойственно детдомовским детям, как свойственно и любым сенсорным нарушениям. Как только такие «качели» с едой начались - это знак, что ребенку уже гораздо лучше. (подробнее о сенсорных нарушениях всех видов можно почитать в книгах о сенсорной интеграции.

На этом видео можно посмотреть, как ест недавно усыновленная из Китая девочка-отказница 27 месяцев.

Руки и язык не понимают, как положить еду внутрь рта, язык не умеет лизать, потому что не имел возможности этому научиться. Такой ребенок будет есть хорошо только с ложки, которую ему запихивают глубоко в рот. Но продолжение детдомовского стиля кормления отсрочит "выздоровление" ребенка, ведь рот, а значит и мозг, так и не смогут удовлетворить свой накопившейся пищевой голод.

Что нужно делать, чтобы снять это вечное пищевое напряжение у приемного ребенка?
Сейчас списком пойдут советы без привязки к какому-то возрасту. Родители сами смогут выбрать, что под силу сделать их ребенку.
Повторюсь, все плавно, без гнева и насилия.

1. "разморозить" рот

ОЩУЩЕНИЯМИ (такие упражнения полезны как раз перед едой, чтобы «разогреть» рот)

- трогать (в игровой форме) рот, язык, зубы ребенка зубной щеткой, пальцем
- делать ему легкий массаж вокруг рта, для укрепления мышц
- мазать губы ребенка медом, мазать мед вокруг рта, провоцируя лизание
- поощрять ребенка есть руками!
- для более старших разлить мед по тарелке и попросить слизать его всего
- играть в пуляние ртом ледеными кубиками, замороженными клубниками
- в такие штуки http://www.amazon.com/Munchkin-Fresh-Fo ... B000GK5XY2, или их подобие загружать неразмолотую твердую еду круглой формы(вареный горох, фасоль, чечевицу) и давать ребенку ее сосать
- даже пятилеток перевести с обычной чашки на детский поильник для проработки правильного размеренного глотания
- давать часто пить из трубочки
- даже взрослым детям один раз в день наливать молоко в детскую бутылочку с соской
- давать соску, предлагать ее переодически даже в случае повторяющихся отказов
- стараться активировать задние жевательные зубы ребенка (детдомовские дети жуют обычно резцами). методично показывать ему щеткой, пальцем, кусками еды, что можно жевать и таким способом.
- делать логопедическую артикуляционную гимнастику (в нете много всего)

РАЗГОВОРАМИ И ОБЩЕНИЕМ

В книге Эльячефф "Затаенная боль" был описан случай с мальчиком Матиасом. "Психоаналитик сказала ребенку «Тебе не хочется есть. Тебе хочется слов». Он режет пирожное ножом. И глядя на меня, смеется и прячет язык. Перед уходом он самостоятельно собирается и уносит с собой нарезанные им кусочки пирожного.Этот ребенок, который, как мне не раз говорили, страдал обжорством и в поисках съестного готов был рыться в отбросах, не попробовал очень хорошее пирожное, найденное в зале ожидания. Комментируя ему его собственные действия, я каждый раз подчеркиваю символическое и языковое богатство, с помощью которого можно выразить его действия и чувства. Он в буквальном смысле насыщается моими словами, и его желание общаться значительно сильнее, чем желание есть. В свете этого сеанса можно предположить, что если бы с ним больше говорили, то свою потребность в еде он не путал бы с жаждой общения.Так что в тех случаях, когда младенцы едят явно больше нормы, возможно, с ними нужно просто иногда разговаривать, а не совать им в рот бесчисленные рожки с питанием. "

2. "Разбить" детдомовскую схему приема пищи

- я думаю, что вначале ребенку любого возраста (даже до года) можно словами спокойно объяснить, что теперь он находится дома и дома правила приема пищи другие. И рассказать ему, как он может теперь делать. Например, я своему как мантру говорю – «ты можешь попросить попить воды, так все делают». Мой сын не чувствует жажды и не просит пить и после года дома.
- есть на улице
- перекусывать за игрой в детской комнате
- за общим столом не накладывать еду лично каждому в тарелку, а класть ее в большую емкость и ставить в центр стола, поощряя ребенка самому положить себе столько, сколько ему нужно. Желательно первое время сразу готовить побольше, потому что не только приемный ребенок, но и все остальные члены семьи от нововведения будут съедать больше обычного. Через неделю можно готовить прежнюю норму, но делить ее на две порции. Когда еда в большой емкости заканчивается, вы накладываете доп. порцию, создавая эффект «рога изобилия».
- часто предлагать попить просто воды, иногда для «успокоения» нужна обычная вода
- кормить друг друга, угощать друг друга и делиться едой, проговаривая «малыш угощает маму, как вкусноо и пр.»
- не ругать ребенка за пролитое молоко или разбросанную еду (его и без вас уже достаточно за это ругали, а эффекта нет)
- не ругать за наличие или отсутствие аппетита
- давать ребенку выбирать между обозначенными вами продуктами «ты будешь сок или компот?»

3. Ознакомить ребенка с миром еды

- водить ребенка по магазинам с едой. Если ему сложно и он устраивает истерики, делать очень короткие заходы. Ребенку это нужно.
- давать ему небольшой выбор. Не просто «давай купим, что ты хочешь», а «что ты хочешь – яблок или груш».
- привлекать ребенка к приготовлению пищи
- показыватье ему, что есть в холодильнике, даже если он сам не дает понять, что ему это интересно
- устраивать вылазки в кафе, проговаривая, что происходит
- играть в застолье, чаепитие, магазин, кухню

На фоне вышеописанной «терапии» нужно периодически предлагать новую еду и новую текстуру пищи. Для ребенка-обжоры можно устроить, например «праздник» риса, арбуза, сливы и прочее. Ему понравится такое повышенное внимание к пище.
Для ребенка-неедока, наоборот, новые вкусы и продукты надо вводить незаметно, без лишнего ажиотажа. Например, можно на хлеб (обычно его дети из системы любят) намазать клубничное пюре, воткнуть в него вареные рисинки и т.д.

Если ребенок отказывается от любой твердой пищи, то можно начать со сладкого. Ну какой ребенок устоит? Например, в шоколадный крем накрошить печенья, затем сделать еще один шаг – куски печенья сделать побольше, затем – уже на целое печенье намазать шоколадный крем..

Если на фоне достаточно хорошего питания, ребенок все равно плохо растет и плохо набирает в весе, то необходимо
- сдать кровь на гемоглобин
- проверить на дисбактериоз
- проверить на переносимость глютена (сам тест очень долгий, лучше – просто опытным путем исключить глютеновые продукты, скажем, на месяц и посмотреть на результат)
- проверить на непереносимость молочного белка
- это может быть связано с гормональной системой и некоторыми заболеваниями. В крайнем случае надо обратиться к врачу.

Напоследок, хорошая ссылка (на англ. языке) со всей необходимой информацией о грудном кормлении преимных детей
http://breast-feeding.adoption.com/
на русском основная информация по этой же теме- http://www.adoptivenursing.narod.ru/


Использована информация с сайтов
http://conf.7ya.ru/frameset.aspx?cnf=Adopt
http://www.childneurologyinfo.com/senso ... brary1.php
http://www.videopassport.ru
http://blogs.psychcentral.com/weightles ... ja-rowell/
http://www.peds.umn.edu/iac/topics/feeding/home.html

Источник всего этого перевода: http://kichinekei.livejournal.com/320446.html

Картина рвоты от количества съеденного и попытки пойти есть непосредственно после этой самой рвоты - знакома мне не с одним ребенком. Да, это очень неприятно. Как и многое другое, что бывает с детьми, которые какое-то время провели одинокими. Но это - этап, за которым выздоровление возможно. А за постоянным ограничением - оно невозможно. Совершенно. Кроме того, что ребенок из системы боится остаться без еды глубинным страхом часто потому, что когда-то уже оставался - у него еще и нарушены отношения с собственным организмом. Его маленького никто не кормил "по требованию", у него никогда не было в доступности материнской груди. У него была бутылка в то время, когда сочли нужным его покормить. И если он в это время спал - то его будили и заставляли есть независимо от того, проснулся ли его организм для этого и наступило ли на его личных биологических часах время поесть. Технология возвращения ребенку права жить с собственным организмом в ладу - сложна и неприятна. Но она работает. И основа ее - долговременный опыт постоянной доступности еды, как бы ни казалось это странным. Вот только еда должна быть такой, чтобы ее можно было съесть много без особого вреда для организма - фрукты, салаты и ржаные сухарики. И у всей семьи на время возвращения приемному ребенку отношений с организмом не должно быть в доступности печенья, сладостей и сдобной выпечки. Дать "своему" ребенку печенюшку, а приемному ржаной сухарик со словами "а тебе нельзя" - преступление. И сказать что-нибудь вроде "а чего это мы должны из-за него страдать" - преступление. Потому, что, когда ребенок в семье заболевает диабетом, я не думаю, что родители кормят шоколадом у него на глазах другого ребенка, потому, что "чего это второму страдать". Я думаю, что в хорошей семье строят жизнь так, чтобы у больного малыша было как можно меньше поводов для растройства.
Кроме того, что в доступности должно быть всегда что-то съестное, нужно с пониманием отнестись к весьма вероятной привычке прятать что-о из еды в укромные уголки "по запас" (очень часто случается, и у малышей тоже, да).
Но самое основное - такому ребенку должно быть обеспечено пространство для движения - дома спортивный комплекс для детей, пространство в комнате для движения, ежедневные прогулки с возможностью побегать - полазить и.т.п., в чем ни в коем случае нельзя ограничивать и грамотный выбор места прогулки. То есть - не идем туда, где есть конструкции, потенциально опасные, устроенные для детей постарше, а выбираем в окрестностях подходящую по оборудованию площадку - и ходим туда до тех пор, пока ребенок не освоит все, что там есть.
Огорчу - в самом тяжелом случае у меня ушло полных 9 лет на восстановление отношений с организмом (ребенок был дома с 4 лет, чувство сытости появилось в 13 впервые, в 15 сформировалось очень разумное отношение и к еде и к другим потребностям).
Но ведь наша задача, кроме просто счастья жизни с ребенком - еще и дать ему возможность восстановить то, что сломало сиротство, не правда ли?"

Когда мы сталкиваемся с подобными проблемами (а доминирующие манипуляция и контроль у ребенка - это проблема), мы стараемся не заострять наше внимание на этих чертах и не вешать на ребенка ярлык манипулятора и контролера. Мы стараемся за поведением разглядеть цель и работать именно с ней. Например, ребенок говорит мне что-то, очевидно желая попросить чего-то, используя длинный манипулятивный круг, а не прямую просьбу, тогда я говорю ему: " Так, стоп, дорогой!" - я говорю это, находясь на его уровне и смотря ему в глаза, - " я хочу услышать честные и понятные слова про то, что тебе нужно, я не хочу слушать весь этот длинный круг. Давай разберемся вместе, как я смогу тебе помочь". И очень часто ребенок говорит именно те слова, которые я хотела бы от него услышать. И если в моих силах ответить ему в тот момент "да", я должна сказать "да", потому что я хочу, чтобы мой ребенок понял, что ему не надо использовать уловки для того, чтобы быть услышанным мною. И я буду говорить "да" очень часто, конечно, я не обязана делать это всегда, но гораздо чаще, чем я обычно это делаю.
Мы знаем, что существует два полюса, обеспечивающих самую стабильную и прочную основу для детского развития. Это предсказуемость и контроль. Некоторые наши дети пришли к нам из слишком непредсказуемых мест, некоторые же пришли из абсолютно не свободных мест. И помочь нашим детям избавиться от необходимости все контролировать может только новое сбалансированное соотношение предсказуемости и контроля в их жизни.
К нам приходили мамы, которым дочери диктовали, даже какие туфли нужно надевать по утрам. Я сказала девочке: "Видишь ли, это ненормально, что ты говоришь, что должна надеть твоя мама, давай-ка лучше мама решит это сама, а ты выберешь, какую обувь ты наденешь завтра". Наша цель - забрать у ребенка контроль над окружением, вместо этого предлагая ему контроль, адекватный его возрасту и развитию. Каждый ребенок ДОЛЖЕН иметь возможность контролировать свое окружение и предсказывать, что произойдет, согласно своему возрасту. Поступая так, мы лишаем его необходимости манипулировать и контролировать сверх меры. Мы становимся партнерами ребенка, ступая с ним вместе каждый шаг и проговаривая:" дорогой, я здесь и слушаю тебя, давай вместе посмотрим, что можно сделать".

Самая частая ошибка, которую совершают родители, это мысль: " Ага, наш ребенок любит контролировать всех и вся, надо полностью лишить его такой возможности". Такой ребенок не научится делать важный выбор, не научившись делать даже маленький. Я помню, мы занимались с девочкой, милым, хрупким, крошечным и нежным созданием, пяти лет, которая хотела контролировать абсолютно все. Я была у них дома, когда мама позвала ее к столу словами "дочка, у нас на ужин сендвичи с арахисовым маслом". Девочка властно замахала руками и закричала: " Нет! У меня есть идея получше! я буду на ужин сендвич с арахисовым маслом!" Бедное дитя думало, что оно контролирует ситуацию. Мы сказали ей: "Милая, мама уже выбрала сендвич с арахисовым маслом, а ты можешь выбрать, какой из этих трех фруктов ты хочешь на десерт". Моя задача - дать ребенку право выбора, поделиться с ним контролем и властью, дать ему возможность научиться делать маленький выбор в предсказуемом окружении.
У нас был случай с мальчиком, который пережил длительный голод. Он каждый день требовал список того, что он будет есть на завтрак, обед, полдник и ужин. И так в течение долгого времени. Пока, наконец, однажды я не сказала ему: "Милый, давай с тобой пройдем по кухне, я покажу тебе, как много у нас есть еды, я обещаю тебе, что в этом доме, ты никогда не будешь голодать, только ты доверься мне хотя бы на один день, на несколько часов, давай я буду сегодня контролировать еду, а ты будешь просто маленьким мальчиком." Так этот мальчик начал учиться доверять вначале просто на один день. И по своему собственному выбору.
Наши дети учатся делать правильный выбор, убедившись, что у них есть право голоса, уверившись, что их нужды будут всегда услышаны. В такой обстановке они перестают манипулировать и контролировать окружающих.

Доктор Майкл Монро
Манипуляции и желание все контролировать у приемного ребенка - это испытание для многих приемных родителей. По крайней мере, для меня и жены это так. Когда мои дети демонстрируют манипулятивное и контролирующее поведение, я очень часто воспринимаю это как личное оскорбление, как угрозу моему авторитету, как неуважение к моей роли отца. Такое поведение для детей недопустимо. Но я могу сдержать все свои эмоции и чувства, заглянув глубже, в причину и цель такого поведения. Я стараюсь разобраться в том, что хочет сказать мне ребенок, что он хочет донести до меня, что ему на самом деле сейчас нужно. Ведь очень часто манипулятивное и контролирующее поведение у ребенка - это неправильный способ озвучить свою нужду. И если мне удается, через чувство собственного гнева и обиды, проникнуть вглубь этого явления и дать понять ребенку, что я здесь рядом с ним, чтобы удовлетворить его нужды, помочь ему самому удовлетворить свои нужды, и самое главное, научить его правильно сообщать о своих нуждах, то манипуляции и контроль уходят на второй план. Без ссор и унижения с обеих сторон, а через построение более тесной личностной связи приемного родителя и ребенка.

Кэрин Б. Первис, Дэвид Р. Кросс, Венди Лайонс Саншайн</p>

ПРИВЯЗАННЫЙ РЕБЕНОК

Принеси надежду и исцеление в свою приемную семью


Оглавление

Глава 1. Надежда и исцеление
Сострадание как ваша лакмусовая бумажка
Мост к миру
Внимательно наблюдайте
Поддерживайте здоровую биохимию мозга
Пара слов о медикаментах
Пара слов о психотерапии
Увлекайте, играйте и хвалите
Типичные препятствия к привязанности
Родительство — это поиск сбалансированных решений
Обязательства, связанные с образом жизни
Слово надежды
Глава 2. Как начинался ваш ребенок
Первый дом растущего ребенка: невидимые риски
Первый год жизни
Чувства — путь к привязанности и обучению
Изоляция и институционализация
Важность привязанности
Второй год жизни
Прошлое влияет на будущее
Глава 3. Решаем загадку трудного поведения
Собираем головоломку
Страх — мощный двигатель
Расшифровка некоторых примеров трудного поведения
Настройтесь на своего ребенка
Видеть больше, чем плохое поведение
Глава 4. Обезоруживаем реакцию страха с помощью ощутимой безопасности
Помогая ребенку чувствовать себя в безопасности, укрепляем доверие
Обезоруживаем реакцию примитивного мозга на страх
Хронический страх как причина сверхбдительности
Формируем доверие
Снижаем стресс — улучшается поведение
Стратегии, ослабляющие хронический страх
Осознание безопасности требует времени
Глава 5. Учим жизненным ценностям
Глава 6. Вы тут главный
Глава 7. Что делать с непослушанием
Глава 8. Заботимся и воспитываем при любой возможности
Глава 9. Профилактические стратегии, облегчающие жизнь
Глава 10. Поддерживаем здоровую биохимию мозга
Глава 11. Что делать с откатами
Глава 12. Исцелите себя, чтобы исцелить своего ребенка

Причины, озвучиваемые родителями не сильно разнообразны.
− Первая, и основная из них это, — надо зарабатывать на жизнь. Особенно это актуально для одиноких мам и не имеющих поддержки со стороны родных или знакомых.
− Хотелось бы, чтобы его там подучили, подтянули, так быстрее компенсируются задержки, у меня на это не остается ни сил, ни времени.
− Он уже привык жить в коллективе и это ему полезно, формируется важное для дальнейшей жизни умение общаться со сверстниками.

Первая причина понятна и не претендует на выражение заботы о развитии ребенка, а нацелены скорее на то, чтобы прокормить его и маму. Но все последующие аргументы озвучены как важная компонента воспитания. Попробуем разобраться и начнем с конца.

Ребенок часто действительно привык жить в коллективе, некоторые даже просятся обратно «к ребяткам», так как жизнь в группе сверстников стала для них знакомой и понятной. Вроде бы и хорошо. Но задача для родителей какова – воспитать хорошего, послушного члена коллектива или, чтобы ребенок перестал быть коллективным существом и стал сыном или дочерью. Если задачи, чтобы ребенок стал частью семьи нет, в доме он мешает, тогда детский сад верный выбор, но и винить в дальнейших семейных проблемах будет некого – со сверстниками общаться он научится, а с родителями нет, привязанности не возникнет, — она формируется только к тем, кто постоянно рядом, защищает, не препоручает своё внимание другим: садику, сиделке, няне, гувернеру.

Относительно задержек. Сами дошкольные педагоги хором утверждают, что сад это как раз не место для хорошего развития. Это паллиатив. Место, где как-то кто-то, что-то делает с группой детей, далеко не всегда учитывая его потребности и возможности. Если говорить о развитии и компенсации, то куда эффективнее индивидуальные занятия, а для формирования взаимодействия со сверстниками подойдут другие формы: группы развития, студии, кружки и.т. Есть и ещё один момент, пожалуй, посерьезнее первого. Задержки развития, формируются не столько от отсутствия развивающей среды, сколько от отсутствия рядом близкого взрослого. Этот взрослый обеспечивает ребенку чувство безопасности, даёт ему всё что нужно и ребенок может спокойно посвящать себя главной цели – развиваться. Когда рядом такого человека нет, то основные силы уходят на самозащиту, выживание, тогда не до развития. Зато когда у брошенного ребенка появляются родитель и чувство защищенности, тяга к познанию и развитию будет такова, что не потребуется её стимулировать. А все задержки значительно лучше компенсируются именно в родительском доме, а не учреждении-аналоге того, откуда ребенка недавно забрали. Для полноты ощущений, чтобы понять что испытывает ребенок там, представьте себя сидящим на рельсе железнодорожного пути Москва — Санкт-Петербург и попробуйте сложить хотя бы простейший паззл.

Первая причина безусловно понятна, но и тут есть о чем поразмыслить. Для ребенка не существует такого понятия как «работа, нужно кормить семью, не могу с тобой сидеть». Ему требуется мама постоянно и рядом. Не можешь – заставим, — отсюда возникают истерики, капризы, ребенок начинает болеть, чесаться, появляется энурез. К ним присоединяется не самое одобряемое в садике поведение – забастовки во время принятия пищи, капризы, драки. Доходит до того, то воспитатели «рекомендуют» по-добру по-здорову забрать ребенка из их учреждения, пока тот не выколол кому-нибудь глаз … И мама может смело забыть, что она будет спокойно трудится, а ребенок развиваться в детском саду.
Почему приемные дети протестуют против детсадов

Учтите, большинство домашних детей, безусловно доверяющих родителям протестует, когда заходит разговор о посещении садика. А уж дети не понаслышке знающие, что такое учреждение, представляют себе детский сад таким же как свой дом ребенка, и переубедить вам его не удастся, так как, во-первых, до завершения адаптации ребенок ещё не в полной мере доверяет родителям, во-вторых, дети в принципе опираются на свои ощущения, а не на логику родителей. Оказавшись знакомой обстановке ребенок доверяет только своим чувствам.

«Мы заранее рассказали, что такое детский сад, зачем ей туда ходить. Прошло уже полтора месяца, опыта детдомовского у неё почти не было, только приют, и то полгода, тем не менее, что он у нас во дворе дома, и мы с самого начала не планировали отправлять её туда на целый день. Для нас сад был ценен своей специализацией – это очень хороший логопедический садик. Итак, два дня у нас ушло на упрашивание посмотреть садик, — только зайти и выйти. И даже при этом нам её пришлось сначала уговорами довести до калитки, а на территории и вовсе нести на руках. Она жалобно скулила и упиралась. В первый день зайти дальше раздевалки нам не удалось. Она вцепилась в одежду отца, упала, и следующий поход пришлось отложить. Не могу сказать, что следующий раз был проще. Вообще это была долгая история, всё действо растянулась на два месяца.»

Почему же так происходит? Дело вот в чем — дома ребенка и приюты часто размещаются в зданиях бывших детских садов или просто в типовых детсадовских зданиях, и, естественно, это только будоражит воспоминания, так как еще и на уровне чувств напоминает ребенку его не радостном прошлом. Не говоря уже об общей атмосфере, множества детей, общем туалета, запахе с кухни, одних только качелей каруселей, домиков и беседок, как их ещё называют, — малых архитектурных форм может с лихвой хватить, чтобы напомнить ребенку о былом.

Конечно, ребенок не всегда воспринимает детский сад как враждебную атмосферу. Вполне вероятно, что среда ему покажется знакомой, а потому привычной и безопасной, но это скорее минус, чем плюс. Это означает, что дом для него не надежное и привычное место, где живут любящие его люди, а место ночевки, куда могут и не забрать, а значит, привыкать к нему и этим людям нет смысла. Особенно чревато это для детей, имеющих хорошую приспособленность к учреждению, и у которых сформирована так называемая неразборчивая привязанность. Кроме того, естественно возникнет разница в требованиях, в стиле общения и методах воспитания. Но даже если ребенок поймет, что этот дом это его дом и там его любят и ждут родители, всё равно процесс адаптации и встраивания в новую семью существенно замедлиться и затрудниться так как детский сад будет конкурировать с домом, а воспитатели — с вами.

Некоторые дети просто привыкли подчиняться воле взрослого, бояться потерять любое внимание родителя и готовы терпеть дискомфорт и страх от пребывания в саду. Это постоянное давление создаёт неврозы, способствует развитию психосоматических заболеваний, значительно замедляет выздоровление ребенка и избавления от старых травм, заболеваний и прочих проблем.

Детские психологи считают, что благоприятный возраст для поступления в детский сад – не ранее 3.5 – 4 лет. С этого возраста снижается базальная тревожность связанная с необходимостью в постоянном присутствии рядом материи дети менее болезненно воспринимает изменение ситуации — из дома в учреждение. Однако стоит учесть, что подавляющее большинство приемных детей имеют задержки в развитии и отстают от сверстников иногда на несколько месяцев, а иногда на год-полтора.

Главное, что нужно учесть

1. Обязательно предусмотрите возможность достаточно длительного отпуска одного из родителей на период адаптации, или временно оставьте работу, на худой конец – наймите няню.
2. Если вы нанимаете няню, то её услуги должны быть оказаны у вас на дому, а не у неё, и вы должны общаться с ребенком чаще и дольше няни. Иначе получится, что усыновила ребенка няня, а не вы.
3. Если ребенок младше 4-х лет от садика лучше отказаться.
4. Помещение в детский сад до окончания адаптации крайне нежелательно. Даже если сад самый лучший в городе, воспитатели милейшие люди и ваши кровные дети ходили туда с восторгом, это не значит, что так будет с приемным ребенком.

Если помещение ребенка в сад неизбежно и прошло достаточно времени с момента его появления в семье, то дадим некоторые советы

1. Выбирая учреждение, обязательно выясните — как руководитель, сотрудники относятся к осиротевшим детям, к процессу усыновления, опеки или приемной семье. Если вы услышите от них фразы о плохих генах и дурной наследственности, страшные рассказы о приемных детях, лучше поищите другое учреждение.
2. Ребенка лучше устроить не в старшую группу, а младшую. Если он шестилетка, и даже семилетка, то лучше задержаться на год дома или в детском саду или, а не идти в первый класс.
3. Договоритесь с воспитателем, — если ребенок сильно тоскует или проявляет агрессию, нужно не пожаловаться маме на ребенка, а дать ребенку возможность поговорить с мамой по телефону.
4. Дайте ребенку с собой его любимую игрушку, а лучше вязанные шарф или перчатки, которые пахнут мамой и успокаивают ребенка.
5. Обязательно точно приходите в договоренное время, задержки крайне тяжко скажутся на привыкании и отразятся на доверии ребенка к Вам.

http://changeonelife.ru/2013/04/10/stoi ... tskiy-sad/

Введение

ГЛАВА 1. Как ему сказать?
К тайне и обратно
Семейные тайны: цена вопроса
Он никогда не узнает
А как он узнает?
Боимся его ранить
Догадывается, но сказать сейчас мы не готовы
Глазами ребенка
И все-таки: как ему сказать?
А если он не хочет знать?
Не могу спокойно об этом говорить
Если потом скажет: вы мне не родные?
Если он захочет найти кровную маму

ГЛАВА 2. Рана в его душе
Боль, которая не уйдет до конца
Не бросайте его одного в аду
Как это бывает
Ребенок «плохих» родителей
Как говорить о родителях, которые причинили столько боли?
Если бы у меня была машина времени
Правила разминирования
А если ничего такого не происходит?

ГЛАВА 3. Меж двух семей
Он любит своих кровных родителей. Как же он сможет любить нас?
Не рвите ему сердце
Заблудившийся аист, биошка и «тетя, которая тебя родила»
Он совсем их не вспоминает
Как понять, что встречи на пользу ребенку
Встречаться: как и где?
Когда третий - не лишний
Если надо встать между
А если ему после встреч плохо?
Он хочет, а они не хотят
Они только балуют и развлекают, а все проблемы нам
А если он станет таким, как они?
Собрать мозаику: составная идентичность, или дитя двух семей

Видеть мир не как набор научных дисциплин, а весь, как живой единый организм, думать о бабочках, о звездах, о составе грязи под ногтями, об ураганах, о викингах, об атомах, о том, почему люди смеются – с интервалом в пять секунд, а то и вовсе одновременно. Не просто думать – ЧУВСТВОВАТЬ про это, пропускать через всего себя. Эти невероятные упорство и самоотдача в занятии тем, что интересно! Часами, с упоением, забыв обо всем, футбол ли это, конструктор, рисование, фантазирование – у кого что! Придумываются игры, рождаются свои Швамбрании и Терабитии, все эти клады, тайны, шифры. Стремительное развитие всех мыслительных функций, как цветок в ускоренной съемке разворачивается из бутона. Растет (должна расти, по крайней мере) уверенность в себе, самостоятельность, способность действовать в неожиданных, меняющихся обстоятельствах. Тяга к приключениям, к новому опыту. Зарождение дружбы, уже не детской, а настоящей, которая может быть на всю жизнь.
Идеальный мир ребенка этого возраста показан в мультиках «Земля до начала времен». Своя компания друзей, свобода, настоящие приключения, но где-то рядом есть мудрые и сильные взрослые, которые, если что, придут на помощь, а вечером уложат спать. И больше от них ничего не нужно.

А теперь подумаем, но что тратятся эти годы. Четыре клеточки вниз, две строки пропустить. О чем ты думаешь, Петров? Ты опять витаешь в облаках на уроке? ЧЕТЫРЕ клеточки, что тут не понятно? Еще раз, закрепляем. Повторим. Перепиши два раза. Напиши три строчки этого слова. Не шепчитесь. Не разговаривайте. На перемене не бегайте.
Почему у тебя такой бардак в портфеле? Неужели трудно аккуратно заполнить дневник? Хватит играть, нам некогда, пора на английский. Мы не можем позвать в гости Владика, ты не успеешь позаниматься музыкой. Ты не пойдешь гулять, пока не будут сделаны уроки.
ВСЕ поперек задач возраста, ВСЕ вопреки природе ребенка.
Учебники. Тоска смертная. Кто подбирает эти тексты? Кто закладывает эти бесконечные тошнотворные петли повторений пройденного, так что у ребенка создается стойкое впечатление, что отходил четверть и НИЧЕГО нового не узнал? (Исключение – учебники Л. Петерсон. Очень правильно сделаны с учетом возраста, но в школах их не любят – сло-о-жно… Думать надо… Лучше еще разок повторить…)
Нормативы оценок: диктант без одной ошибки, но неаккуратно и с исправлениями. Трояк. Мораль для ребенка: содержание – ничто, форма – все. Главное, чтобы смотрелось, суть не так важно. Еще одна мораль: ошибка фатальна. Заметил и исправил – это тебя не спасет. Потом удивляемся, откуда неврозы и склонность опускать руки при первой же неудаче…
Программа: разделение на предметы, на темы, на блоки. Все раздроблено, один урок закончен, другой начат, одна тема, потом другая, связи никакой. Ребенок приходит в конце первого класса со слезами: «Задача не получается!» Проверяю – все верно, на одной полке 9 книг, на другой 15, ответ 24. Ребенок, уже в голос рыдая: «Ответ не может быть 24, потому что – внимание! – мы еще не выходим за пределы двух десятков! Я неправильно решила, пойду еще думать». Убиться об стену. Час отчаянных усилий на то, чтобы ребенок все-таки сделал вывод, что верить надо себе, своему разуму, а не непонятным рамкам, которые сами же составитель учебника по невнимательности нарушили. А если б не пришла?

Слушайте, я честно не понимаю, зачем это, а? Зачем вытаптывать все, что в это время бурно растет, и старательно возделывать то, что расти еще не должно и не может? Как в известной сказке про дуру-принцессу, возжелавшую подснежников в декабре и испортившую всем праздник, и без подснежников обещавший быть веселым.
Почему нельзя ПРОСТО ПОДОЖДАТЬ?
Вот 10-11 лет. Синтетичность мышления уступает место аналитичности. Просыпается страсть к коллекционированию, систематизации, классификации, наведению порядка, интерес к деталям, внимание не к связям, а к различиям и противопоставлениям. Так давайте! Вот сейчас давайте и объясним про четыре клеточки, и про аккуратное ведение дневника – пойдет как по маслу. Раз, два – и все всё поняли. И отвращения еще не получили к самому процессу, с удовольствием, с азартом – кто лучше победит хаос и создаст порядок? Теперь это соответствует возрасту, этого просит душа, это будет в самый раз! Зачем тратить на это часы и нервы, когда это не в масть, не вовремя, некстати? Зачем ломиться в дверь, которая еще закрыта и которая сама в свое время обязательно откроется?

Это ведь все вроде описано в возрастной психологии и даже в педвузах изучается. Ну, или по крайней мере, видно просто при наблюдении за детьми, при работе с ними. Конечно, конкретные дети могут быть со своими особенностями развития, но общие тенденции все равно в этом примерно русле.
Почему особенности возраста игнорируются? Мне кажется, причиной – как раз вот этот страх. «Если сразу (не) приучишь, то…». Восприятие ребенка как неживого, несубъектного, неразвивающегося, не стремящегося к лучшему и большему. Маниакальная уверенность взрослых, что детей именно они воспитывают и формируют, и надо все предусмотреть, заложить хорошее, заблаговременно пресечь плохое. В результате ребенок, к которому относилась как к объекту применения воспитательных усилий, к подростковому возрасту нередко и становится объектом, почти неодушевленным предметом, который «ничего не хочет». Лежит на диване и щелкает пультом. Это бывает у детей, выросших в казенном доме, которым все время указывали, что им делать и когда, и, как ни странно, у детей родителей, которые «посвятили им жизнь» и всегда «знали, как надо». Потому что все, чего ребенок когда-либо хотел, было «не то и не так», а все, чего, по мнению взрослых, ему следовало хотеть, и иногда он даже делал вил, ничего не давало его уму и сердцу, это ведь они хотели, а не он. Ну, и отхотели все. И самих взрослых все это делает глубоко несчастными, они убиваются из-за двоек и троек, из-за неаккуратного дневника, а потом – из-за того, что «ему ничего не интересно», и «он не желает ходить в школу».

Навеяно двумя параллельными впечатлениями. За окном – все тает, хотя только вчера казалось, что зима навечно. У ребенка вдруг в дневнике и тетрадях красота и аккуратность, в начале года было жуть что. Моей заслуги в этом ровно столько же, сколько в приходе весны. Я открываю-то все это хозяйство раз в три месяца, поэтому бросилось в глаза. Просто равноденствие, перелом. Просто дочке уже скоро будет десять.

Так получилось, что с этим бывшим мальчиком тогда уже зрелым человеком, я познакомилась до того, как узнала его историю.
Кого я увидела? Молодого сильного мужчину. Веселого, доброго, уверенного, готового помочь.
С нежной иронией он общался с женой, с сестрами, с приемной мамой.
Было видно, как в доме рады его приходу и видно, как он рад приходить сюда.
Было видно, что это очень хороший человек, внутренне, до глубины души хороший, все для себя в жизни решивший -- правильно.
И видно, что он любит, любим, и счастлив. Они с женой обсуждали усыновление ребенка.
Но не успели.

Год назад Саши не стало. Скоротечный рак мозга.
Я вспоминаю его в тот день, когда он показывал нам свое любимое место: родник в глубине леса, с хрустальной ледяной водой. Каким юным вдруг стало его обветренное лицо, как у мальчишки, который показыват новым друзьям свое сокровище и ревниво смотрит: понравилось ли? Словно проживал свое непрожитое детство в эти минуты.

Саша не знал, наверное, но я часто на семинарах рассказываю его историю, и привожу его слова, сказанные приемной маме: "Я бы и сам тогда с собой не справился... Если бы я в семье не пожил, точно бы не выбрался... А так я помнил, что есть еще другая, нормальная жизнь".
И приемные родители, иногда уже совсем приунывшие и отчаявшиеся, светлеют лицом, всхлипывают и говорят: а и правда, может, еще все наладится. Может, он позже поймет. Может, не пропадет все, что между нами есть.
Не пропадет. Любовь и забота никогда не пропадают. Даже если какому-то ребенку их не хватит, чтобы преодолеть боль внутри. Даже если внешне все не станет благополучно. Но это выбор, это шанс, это возможность узнать, что "есть еще другая нормальная жизнь".

Поэтому я готова работать и в тех случаях, когда вовсе нет гарантий, что "справятся". В жизни вообще нет гарантий. Мы можем только любить, страдать, помогать и верить, что все не зря.

Эта история, рассказ о Сашиной жизни -- его подарок нам всем.
Он и не представлял, как многим людям помог и еще поможет -- просто историей своей жизни.
Спасибо ему за эту историю и вечная память.


А сама история подробно здесь

http://mama-17.livejournal.com/18561.html
Я прошу полной деликатности в комментариях по отношению к близким Саши и к памяти о нем.
http://ludmilapsyholog.livejournal.com/218777.html

Учеба – основное занятие ребенка на протяжении всего сознательного детства. Любознательность, исследовательский интерес заложены в каждом ребенке самой природой. И большинство детей, поступающих в школу, полны энтузиазма и гордости. Однако с течением времени ситуация для многих из них может измениться.
Систематическое обучение требует хорошего самоконтроля, устойчивой работоспособности, собранности и внимания – то есть всего того, что называется «психологической зрелостью». На школьные успехи организованность в процессе деятельности влияет иной раз больше, чем интеллектуальная одаренность!
Более того, именно восприимчивые и сообразительные дети могут быть невнимательными и неусидчивыми. При этом они вполне в состоянии оценить тот факт, что их результаты хуже, чем у других. А делать то, что не получается, не хочется никому.
Также у детей эмоциональное состояние непосредственно влияет на успешность интеллектуальной деятельности. В некоторых случаях именно эмоциональные проблемы и жизненные неприятности приводят к неуспеваемости у детей, а вовсе не плохие способности.
Все вышеизложенное справедливо в отношении детей, которые росли в обычной семейной ситуации.
Для детей, чье детство было неблагополучным, проблемы «на старте» школьного обучения усиливаются многократно.

Три аспекта обучения
В педагогической практике принято выделять три сферы, в которых оценивается успешность обучения ребенка:

Навыки и умения
Способности (одаренность)
Социальные отношения

Причем при оценке успешности ребенка в образовательном процессе рассматривается не только потенциал или наличный уровень сформированности вышеперечисленных сфер («результативность»), но и характер динамики в их развитии – поступательный либо регрессивный.

В данной статье мы хотели бы обсудить, как проявляются возникающие у приемных детей трудности обучения применительно ко всем трем сферам.
Социальные отношения
Для ребенка отношения с другими людьми служат основой любой деятельности. Ребенок нуждается в оценке, помощи и эмоциональной поддержке со стороны близких взрослых и ровесников, чем бы он ни был занят. Так он учится и развивается.
Традиционный стереотип в отношении детей из детских домов – «все они умственно отсталые и потенциальные преступники».
Излишне говорить, что дети, попавшие в детский дом – это не особая «разновидность», принципиально отличающаяся по своим качествам от других человеческих существ. Это дети, пережившие в самом начале своей жизни глобальную катастрофу – утрату семьи, отсутствие родительской любви и заботы, не имевшие необходимых условий для нормального развития и зачастую подвергавшиеся дополнительным травмам – жестокому обращению и насилию. Зная историю некоторых из них, удивляешься, как они вообще выжили в тех обстоятельствах, в которые попали.
Именно родительская депривация и последствия жестокого обращения являются основной причиной диспропорционального развития детей-«социальных сирот», а не «наследственность» и органические нарушения.

Очевидно, что предубеждения в отношении таких детей – это тоже форма насилия, эмоционального насилия, результатом которого является социальное отвержение, априори лишающее этих детей шансов на восстановление.

В силу эгоцентризма детского мышления плохие события в жизни часто предстают для детей как наказание за что-то. Дети, пережившие разлуку с родителями, воспринимают себя как отвергнутых и отличающихся от других в худшую сторону – потому что с другими такого не произошло, а «меня бросили», «я — лишенный родительских прав!». Низкая самооценка, чувство вины, душевная боль и порождаемая ею агрессия – все это характерно для самочувствия и поведения как малышей, так и подростков в трудной жизненной ситуации. Эти дети очень чувствительны к критике и несправедливости, обидчивы и конфликтны, иногда — мнительны. Сама по себе ситуация обучения, основанная на оценке результатов и неизбежном сравнении с успехами других для них – стресс. Потому что любая, даже мелкая неудача, подтверждает существующий у них глобальный тезис : «я –хуже других, я — плохой (плохая)».
Такому ребенку требуется гораздо больше терпения, поддержки и индивидуального внимания со стороны педагогов, чем детям, которые изначально росли в стабильной семейной ситуации и были защищены любовью и заботой родных родителей.
Но у педагогов, у которых в классе по 30 учеников и большая учебная нагрузка, зачастую просто не хватает сил на дополнительное внимание к «трудному» ребенку. И вместо желания помочь у учителя может возникнуть раздражение и желание «вытеснить» такого ученика. Доказать, что ученик безнадежно плох, совсем не трудно: для этого учителю достаточно разговаривать с ним ледяным тоном, обращаться преимущественно по фамилии, отчитывать за каждую провинность, принципиально и строго оценивать все учебные результаты, сосредотачиваясь на недостатках, и обсуждать их в присутствии других детей или приемных родителей. Очевидно, что желание предпринимать не то что дополнительные, а даже минимальные усилия для достижения результатов в такой обстановке у ребенка исчезает. Кроме того, для маленьких детей авторитет взрослого высок, и ко многим вещам они относятся так, как к ним относятся взрослые. Неприязнь педагога передается соученикам — и начинается конфликт «одного со всеми».
Причем формы «боевых действий» могут быть весьма разнообразны. В ответ на неприязнь ребенок с неблагополучным прошлым для начала сплачивается с другими «отщепенцами» в классе. Во-первых, общие неприятности легче пережить вместе, во-вторых, на фоне друг друга они не так уж плохи, и, в-третьих, они дают друг другу принятие, которого не могут получить от остальных. Драки и обзывательства, порча вещей и демонстративное воровство – вот обычный «арсенал» средств, который используют приемные дети, когда сталкиваются с негативным отношением. Если взрослые – педагоги, родители, психологи – объединяют в этот момент свои усилия для снятия напряжения, для того, чтоб помочь ребенку вести себя иначе, а не просто бесконечно наказывать его (ее) – тогда есть вероятность исправления даже тяжелой ситуации. Но если между взрослыми нет единства, и конфликт распространяется на отношения между родителями и педагогами – то результат предсказуем: «неудачнику» приходится покинуть школу, которой он (она) «не соответствует». При этом неудачи ребенка не только ухудшают его отношение к себе, но и создают эмоциональное напряжение в отношениях с приемными родителями, вплоть до разрушения этих отношений.
К счастью, бывают и другие ситуации. Когда педагогические усилия школы, поддержка семьи и приемного ребенка, терпение и понимание учителей позволяет «вытянуть» учебную ситуацию из кризиса и укрепить отношения ребенка с его семьей. Потому что успех в учебе социально значим, и помогает ребенку поверить в свои силы, почувствовать себя «на равных» с другими, больше доверять взрослым и надеяться на лучшее.
Безусловно, внутриличностные проблемы приемного ребенка могут быть достаточно тяжелы сами по себе, а не спровоцированы извне. Но в таких случаях службы сопровождения обычно рекомендуют альтернативные формы обучения. В массовые школы психологи и педагоги этих служб направляют детей с сохранным интеллектом и с позитивным опытом адаптации на предыдущих ступенях образования: детский сад, подготовительные группы, занятия с педагогами в детском доме и т.п.
Формирующая роль среды в развитии и обучении очень высока. Ребенок, интегрированный в нормальную социальную среду, получает не только равные возможности в образовании, но и альтернативный жизненный опыт: достойные примеры для подражания и шанс для построения позитивных межличностных отношений.

Одаренность либо ограниченные способности
«Неспособных детей не бывает». Неизвестно, кому принадлежит это высказывание, но любой человек, работающий с детьми и любящий их, знает, что это действительно так. Поскольку у каждого ребенка есть какой-то свой талант, свои способности. И есть то, что может заблокировать их проявление: отсутствие любящей семьи и жестокое обращение.
Благополучное формирование привязанности в раннем детстве непосредственно связано с интеллектуальным развитием. Отвергаемые дети неблагополучны эмоционально – и это гасит их интеллектуальную и познавательную активность. Вся внутренняя энергия уходит на борьбу с тревогой и приспособление к поискам эмоционального тепла в условиях его жесткого дефицита. Кроме того, в первые годы жизни именно общение со взрослым служит источником развития мышления и речи ребенка. Отсутствие адекватной развивающей среды, плохая забота о физическом здоровье и недостаточность общения со взрослыми приводит к отставанию в интеллектуальном развитии у детей из неблагополучных семей.
Дети, растущие в отсутствии родительской любви, отстают в физическом и психическом развитии, даже не имея органических нарушений. Тогда как дети, родившиеся с органическими нарушениями, приводящими к интеллектуальной недостаточности, но растущие в любящих семьях, лучше адаптированы социально и имеют возможность скомпенсировать свои проблемы путем развития дополнительных способностей. То есть движущая или сдерживающая сила развития любого ребенка – это родительская любовь и условия жизни, а не сами по себе врожденные способности. Способности – это потенциал, реализация которого зависит от условий существования.
Одаренность еще не служит гарантом того, что она будет реализована. Очень многие приемные родители знают, что их дети талантливы: хорошо рисуют, обладают музыкальным слухом и голосом, имеют гуманитарные или математические способности. И при этом больше половины из них учатся значительно хуже своих способностей, бросают институты, в которые поступили, не хотят развивать свой дар и не придают ему значения.
В чем же дело?
Стремление к достижениям, уровень притязаний, способность к преодолению трудностей и систематическим усилиям (т.е. постоянство и упорство – свойства, противоположные бессмысленному упрямству, которого у этих детей бывает хоть отбавляй!) – все эти качества обеспечивают развитие природных способностей. Но само действие этих качеств требует наличия воли и энергии. Мы уже говорили о том, что опыт отвержения родными родителями разрушает представления ребенка о том, что он – хороший (хорошая) и нужен на этом свете. Это пробивает своего рода «брешь» в жизнеспособности ребенка, через которую начинают «утекать» жизненные силы ребенка. Причем разлука с родителями или их смерть в равной степени воспринимаются ребенком как отвержение, и для изменения этих убеждений требуется специальная работа. Индивидуальные особенности, степень близости с приемной семьей, духовная поддержка (церковь) и наличие профессиональной помощи (психотерапия) влияют на восстановление жизнеспособности травмированного ребенка.
Проблема сломленности жизненной воли – это скорее проблема «духовного наследства», полученного ребенком от своих кровных родителей. Физиологическая зависимость при алкоголизме и наркомании обычно носит вторичный характер, первичными являются безволие и личностная несостоятельность, признаки которых – инфантилизм и эгоцентризм, жизнь по принципу удовольствия, душевная апатия, стремление игнорировать проблемы вместо того, чтоб их решать, безответственность и потребительство, отсутствие глубоких чувств. Те задачи, которые не были решены родителями, двойным грузом ложатся на плечи их ребенка: и как реальный результат несостоятельности родителей, и как отсутствие внутреннего опыта и ресурса, когда приходит время учиться тому, чему не смогли научиться они. Именно формирование волевых качеств у приемного ребенка зачастую становится самой трудной задачей приемных родителей. Но это и есть самая трудная задача с объективной точки зрения в процессе воспитания – после задачи формирования доверия и близости в отношениях.
Наконец, для любого человека мерилом успеха служат координаты его существования – семья, друзья, социальное окружение. Достижения родителей часто служат «стартовой площадкой» для детей. Когда в семье поколениями никто не получал высшего образования, ребенок, даже если не знает об этом на «сознательном уровне», испытывает сильное внутреннее сопротивление в отношении подобного «шага вверх». Причина тому – бессознательная лояльность к родной семье – «все наши это не делали, и я не буду». (см. статью «Психологические проблемы детей, переживших разрыв с семьей. Идентичность»). Знание о каких-либо успешных предках из «кровного рода», любовь и позитивные примеры приемной семьи и близкого социального окружения, личный опыт достижений могут помочь ребенку «прыгнуть выше головы» в такой ситуации.
Таким образом, мы видим, что именно психологические проблемы и последствия жизненной травмы мешают проявиться творческому потенциалу приемных детей, а вовсе не отсутствие одаренности или «отсталость».

Навыки и умения
Мир вокруг стремительно меняется, предъявляя к детям все новые требования в знаниях и умениях. В наше время многие дети приходит в школу, уже умея читать и считать. Потому что этому их научили родители.
Низкая общая эрудиция, задержка психического развития, эмоциональное неблагополучие, гиперактивность и дефицит внимания как следствие разбалансированности нервной системы – то, с чем приходят в школу дети, имеющие опыт жизни в неблагополучной семье с последующей институционализацией. Потому что этим их «обеспечили» родители.
Привычка спокойно сидеть на месте, сосредотачиваться на восприятии информации от взрослого (слушать и смотреть), умение действовать по инструкции и соблюдать правила, способность планировать свою деятельность и корректировать ее результаты (произвольность) – все это входит в понятие «учебные навыки и умения» наравне с формирующимися в процессе обучения навыками в отдельных школьных дисциплинах (письмо, чтение, счет и т.д.).
«Неусидчивость», «невнимательность» становятся первым «камнем преткновения» таких детей в школе.
Систематическая и правильная забота взрослого об удовлетворении потребностей лежит в основе процесса стабилизации нервной системы младенца и уравновешиванию процессов возбуждения-торможения. Причем эмоциональная составляющая заботы о ребенке играет не меньшую роль в формировании ЦНС, чем систематическая забота. Доказательством тому служат проблемы с нервной системой у детей из домов ребенка, где с медицинской точки зрения соблюдены все необходимые условия ухода за ребенком. «Эффект госпитализма», «аутистическое раскачивание», возбудимость и неврозы – источником всех этих проявлений служит эмоциональная депривация, или попросту – отсутствие материнской любви, дать которую не может ни один детский дом с самым лучшим персоналом, а таблетками это не лечится.
Другая проблема – слабая произвольность и недостаток самоконтроля. Дети, о которых плохо заботились, не умеют заботиться о себе сами. Самостоятельными (не одинокими и одичавшими, а именно самостоятельными) они бывают крайне редко. Потому что изначально благодаря правильному уходу, по реакциям взрослых, дети учатся распознавать свои потребности и запоминают, что нужно делать, чтобы их удовлетворить — так формируются основы навыков самообслуживания, которые в дальнейшем закрепляются непосредственным обучением, опять-таки со стороны взрослых. Соответственно, дети из неблагополучных семей, где их нуждами пренебрегают, значительно отстают в навыках самообслуживания от сверстников, о которых хорошо заботились. Они не в состоянии организовать себя и свою деятельность, им трудно приспособиться к школьным правилам и дисциплине.
Когда родители читают ребенку сказки, рассказывают истории, разучивают с ним стихи и песенки, занимаются рисованием и конструированием — это не только предоставляет ребенку новую информацию и развивает его внимание, память и мышление, но и служит базой для восприятия будущей ролевой дихотомии «учитель-ученик» в ситуации школьного обучения. Несформированность внутренней позиции школьника затрудняет сознательное участие ребенка в учебном процессе и даже может привести к «выпадению» из этого процесса.
Ограниченность знаний и навыков в начале школьного обучения мешает усвоению новой информации, ребенок отстает от соучеников – и начинает избегать неудач, т.е. самого обучения. Негативная учебная мотивация – еще один «цветок в букете» образовательных проблем приемных детей.
Очевидно, что со всем этим «комом» трудностей ребенок не в состоянии справится в одиночку, и даже помощи приемных родителей может оказаться недостаточно.
☼ ☼ ☼
Трудные дети трудны в первую очередь для самих себя, и без помощи социального окружения им не преодолеть тех препятствий, с которыми они сталкиваются на пути к нормальной жизни. И в это окружение попадают не только родители и специалисты, но и дети в классе, и родители этих детей, и педагогический состав школы, и соседи по дому… Интеграция приемных детей в общество важна не только для приемных детей – она важна и для самого общества. Если мы не будем воспитывать в наших детях и в себе самих нормальные человеческие чувства — терпимость, способность к принятию и поддержке, сочувствие, а будем относиться к детям с трудной судьбой как к «источнику проблем» и отторгать их, то рано или поздно ситуация обернется против нас. Потому что дети вырастают и становятся взрослыми. И нам придется общаться с ними, и нашим детям тоже. Общаться с людьми, которые благодаря нашему отношению узнали, что в жизни – «каждый сам за себя», «вытесняй того, с кем тебе трудно», «спасение утопающих – дело рук самих утопающих»…. Наверное, никому не хотелось бы жить в обществе, в котором все люди придерживаются таких убеждений. А значит, работу по борьбе со стереотипами и воспитанию терпимости надо начинать с себя. И тогда жизнь станет лучше не только для приемных детей…..

Рекомендации
А что же все-таки делать родителям и чем могут помочь специалисты?
В первую очередь – поддерживать позитивный профессиональный контакт между собой ради достижения единой цели – помочь успешно адаптироваться к школе ребенку из приемной семьи!

Что могут сделать специалисты?
- Выяснить жизненную историю ребенка, хорошо знать источники его проблем
- Выявить степень эмоциональных проблем ребенка
- Проводить реабилитационную работу (психотерапия и коррекция поведения)
- Провести хорошую медицинскую диагностику и коррекцию (помощь детского невролога)
- Провести грамотную диагностику уровня развития ребенка и степени его отставаний.
- Разработать систему развивающих и коррекционных занятий в соответствии с особыми потребностями в образовании для данного ребенка – индивидуальных или групповых.
- Дать рекомендации родителям относительно домашних занятий с ребенком.
- Проводить регулярный мониторинг развития ребенка и знакомить родителей с его результатами, отражающими динамику развития ребенка.

Что могут сделать родители?
Кроме создания развивающей среды и занятий с ребенком, важно следующее:
- Помните – «аффект тормозит интеллект». Отставание в развитии детей из неблагополучных семей связано прежде всего с недостатком любви и вызванной этим тревогой, которая блокирует природную любознательность ребенка. Только после того, как ребенок в вашей семье обретет стабильную привязанность и эмоциональную защиту, начнется поступательный процесс его развития.
- «Не сравнивать с другими». Каждый ребенок уникален, кроме недостатков есть еще и особенности. Только эмоциональная поддержка и постепенное движение от одного маленького успеха к другому помогут преодолеть неуверенность ребенка в своих силах и боязнь потерпеть неудачу.
- «Терпение», Получить все и сразу невозможно. Быстро – не всегда значит «хорошо». Ни одному садовнику не придет в голову разворачивать бутон, чтоб цветок быстрее раскрылся и стал красивым! Когда между родителями и ребенком сформировалась привязанность, темп развития ребенка начинает определяться природной любознательностью и индивидуальными способностями.
- «Разумные нагрузки». Учебные нагрузки должны быть посильны и для нервной системы, и для интеллектуального потенциала ребенка. Посоветуйтесь со специалистами (педагог, психолог), разработайте индивидуальную гибкую систему занятий с вашим ребенком. Приготовление уроков «до ночи» — не бывает продуктивным!
- «Искать позитив». Не хочется делать то, что не получается. Научите своего ребенка замечать пусть небольшие, но улучшения. Успех – лучший мотив в обучении.
- «Хвалить за усилия, а не за результат». В любом деле важны последовательные усилия и преодоление трудностей. Научить ребенка этому – наверное, основная задача. Которую приемным детям решать сложнее, чем родным, по двум причинам: во-первых, опыт отвержения родными родителями подрывает веру в себя, а она лежит в основе настойчивости и упорства (не путать с упрямством – это вещи прямо противоположные!). Во-вторых, именно воля и терпение – качества, которые отсутствовали у кровных родителей этих детей, и формировать их приходится «с чистого листа».
- «Верить в ребенка». Вера родителей в своего ребенка – это источник его жизненных сил и две трети будущего успеха.

Если в этом же ребёнке мы видим незрелую личность, которой ещё по возрасту несвойственно иметь взрослые реакции, которая находится в процессе становления и овладевания своими эмоциями, и видим, какой большой вклад мы сможем внести в психологическое взросление ребенка своим участием и принятием его эмоций, наши действия будут совершенно иными.

Предлагаю вам посмотреть на эту картинку айсберга, на которой наглядно видно что произойдет, если мы будем воздействовать на поведение, и что произойдет, если мы будем воздействовать на причины этого поведения.





Поэтому, когда с ребёнком становится сложно, есть большой смысл в том, чтобы не закручивать гайки и ужесточать наказания, не манипулировать ребёнком. Плохое поведение — это лишь последствия и верхушка айсберга. Если мы будем искать и видеть причины, которые спровоцировали такое поведение, будем смотреть глубже, если мы будем работать с причинами, а не с последствиями, тогда уже не будет такой большой необходимости в наказаниях, чтобы воспитать ребёнка.

Статья написана на основе разработок канадского психолога Г.Ньюфелда (http://www.neufeldinstitute.org)

Юлия Варлакова

Попробуйте представить себе следующую ситуацию: вы — ребенок, живете с мамой, бабушкой, братом и сестрой в своей квартире. Вам не всегда хватает еды, игрушек, но вы привыкли, что спите с братом и сестрой на одном диване. К маме с бабушкой периодически приходят какие-то люди, с которыми они вместе шумят и пьют на кухне, у мамы часто меняется настроение, в зависимости от этого она может обнимать вас или внезапно раскричаться и даже побить. От нее часто пахнет спиртным, вы знаете этот запах, но он для вас неразрывно связан с матерью. В соседних с вашим дворах вы знаете все закоулки и все интересные места для игр, среди дворовых ребят у вас есть друзья и враги. Бабушка говорит, что осенью вы пойдете в школу, и там будет бесплатное питание, потому что у вас многодетная семья.

Однажды к вам в дом приходят две женщины, про одну из них мама говорит, что она из милиции. Они разговаривают с мамой на кухне на повышенных тонах, мама начинает ругаться и говорит: «Это мои дети. Это никого не касается! Не ваше дело! Как хочу, так и живу! Преступников лучше бы ловили, чего к нам пристали!» и т.д. Потом они с бабушкой обсуждают, что надо бы маме устроиться на работу, но нет ничего для нее подходящего.

В течение недели в доме нет пьяных компаний, бабушка прибралась в комнатах. Но еще через некоторое время все опять становится как прежде: мама не работает, домой приходят разные люди, с которыми она опять выпивает. Затем как-то раз вы слышите разговор между мамой и бабушкой, что пришла какая-то повестка. Мама сначала плачет, а вечером они с бабушкой сильно напиваются. Утром мама говорит: «Проспали, ну и наплевать!».

На следующий день утром раздается звонок в дверь. Полусонная мама на пороге ругается матом и пытается не впустить в квартиру пришедших, а бабушка говорит вам, чтобы вы собирались, что вы поедете в санаторий. Бабушка почему-то плачет, а в коридоре разгорается скандал, маму удерживают, потому что она пытается драться, ругается матом, что-то кричит про правительство, «сволочей из милиции» и т.д.

Вы не понимаете, что происходит, но таких ситуаций в вашей жизни еще не было, и вы чувствуете, что происходит что-то серьезное. Вас вместе с братом и сестрой выводят из квартиры незнакомые вам люди (их трое). Они говорят, чтобы вы не боялись, что вы поедете в санаторий, что там вам будет хорошо: вас будут кормить, у вас будет новая одежда и книжки. Вас сажают в машину, и вы куда-то едете.

Затем машина останавливается возле какого-то здания, уводят вашу сестру и говорят, что она тут останется, так как здесь живут маленькие дети до 3 лет. Вам это непонятно, но машина едет дальше. Машина долго едет, выезжает за город и останавливается возле какого-то забора. Ворота открываются, машина въезжает внутрь. Вы видите, что оказались на огороженной территории, вас со старшим братом выводят из машины. Вы входите в здание.

Люди, которые вас привезли, говорят взрослым, которые встречают вас в вестибюле, ваши имена и фамилии, подписывают какие-то бумаги, говорят вам, чтобы вы не боялись, и куда-то уходят. Новые взрослые куда-то вас ведут, в помещении с кафельными стенами и полом вас раздевают, забирают вашу одежду, говоря, что «эту грязь невозможно отстирать и вам дадут другое».


Потом говорят про каких-то насекомых и стригут вас налысо. Потом вас ведут мыться, и первый раз в жизни вы моетесь чем-то колючим, что дерет вам кожу, мыло щиплет глаза, и вы плачете. Кто-то вытирает вам лицо жестким вафельным полотенцем. Вам дают новые вещи и говорят, чтобы вы их одели. Вы не хотите, так как это не ваша одежда, но вам говорят, что вашей одежды больше нет, что она вся сгнила от грязи и ее выкинули, и у вас теперь новая одежда — гораздо лучше старой. Вы одеваете пахнущую чем-то чужим и непривычную одежду.

Вас ведут по коридору, брату говорят, что его отведут в группу для старших детей, и вы теряете его из вида. Вас приводят в большую комнату, где стоит много кроватей. Вам показывают ваше место, говорят, что тумбочку вы будете делить с каким-то другим ребенком, что все дети сейчас на прогулке, но скоро они придут, и вы будете обедать вместе с ними. Вас оставляют в одиночестве в этой комнате, вы садитесь на кровать и ждете...

Что означает для ребенка расставание с семьей

Какие чувства возникают при чтении этого текста и ощущении себя в роли ребенка в такой ситуации?

Какие появляются мысли, ощущения?

Каково это — такой отъезд из дома с незнакомыми людьми неизвестно куда?

Каково оказаться в незнакомом месте в полной неизвестности — что будет дальше? Разлучиться по очереди со всеми близкими и не знать, где они и будет ли возможность увидеть их когда-либо еще?

Лишиться всех своих вещей, включая нижнее белье, и волос?

Чего хотелось бы в такой ситуации от окружающих взрослых?

Если уж такой переезд необходим, как бы хотелось, чтобы он происходил?

Что бы хотелось знать про своих близких? Важна ли была бы возможность видеться с ними время от времени?

Очень часто люди не дают себе труда задуматься о том, что означает для ребенка расставание с семьей. «Ну, живет ребенок в детском доме — так у него жизнь сложилась, и нечего драматизировать ситуацию». Тем не менее для ребенка эта ситуация очень драматична. Первый шаг, который взрослые обязаны сделать, когда действительно интересуются жизнью ребенка, — признать его чувства в этой ситуации и то, что подобного рода событие не может пройти бесследно, потому что, по сути, является для ребенка крушением его мира.

Разлуку с семьей ребенок расценивает как отверждение («родители позволили этому произойти»), и результатом становятся негативные представления о себе и о людях. «Я никому не нужен», «Я — плохой ребенок, меня нельзя любить», «На взрослых нельзя рассчитывать, они бросят тебя в любой момент», — это убеждения, к которым в большинстве своем приходят дети, покинутые своими родителями.

Один мальчик, попавший в детский дом, говорил о себе: «Я — лишенный родительских прав». Это высказывание очень верно отражает суть происходящего: ребенок — жертва обстоятельств, но в результате он теряет больше всех. Семью, близких людей, дом, личную свободу. Это приносит боль и воспринимается как наказание. Любое наказание бывает за что-то, и единственное объяснение, которое могут найти дети в такой ситуации, — это то, что они «плохие».

Безвыходность ситуации в том, что представления о себе в значительной степени определяют поведение человека. Представление о себе как о «плохом», боль от переживаемой жизненной катастрофы, обилие агрессивных поведенческих моделей в жизненном опыте (семья, социальное окружение) приводят к тому, что рано или поздно такие дети становятся социальными деструкторами.

Чтобы прервать этот «фатальный круг неблагополучия» и действительно помочь ребенку, необходимо работать и с его переживаниями в связи с утратой семьи, и с травматическим жизненным опытом, прорабатывать его актуальные жизненные проблемы, находя альтернативные модели поведения. Дать возможность успешной социальной самореализации и помочь в формировании мотивов для нее. Отдельная задача в работе с ребенком — формирование позитивной модели будущего, навык постановки целей и их достижения. Все это сложная, трудоемкая и кропотливая работа, требующая участия большого количества людей и системного подхода. Но без нее ребенок не получит «второго шанса» в своей жизни.

Из книги "Приемный ребенок: жизненный путь, помощь и поддержка"
http://www.7ya.ru/article/Rasstavanie-s ... enka/#null

«Плохая наследственность» — самое распространенное и самое опасное объяснение при возникновении любых трудностей в процессе воспитания приемного ребенка. «Наследственность» — это то, что изменить нельзя. Это не дает шанса ни ребенку, ни родителям. В сознаний современного человека «генетика» — это непреодолимое препятствие, которое делает бессмысленными любые усилия приемных родителей. Между тем, точно известно, что генов «воровства» и «проституции» не существует. Ссылаясь на плохую наследственность, родители, по сути, отталкивают ребенка от себя, отказывая ему в возможности изменения и развития в лучшую сторону.

Строго говоря, «наследственность» — это потенциал. Согласно научным данным, соотношение факторов среды и наследственности в среднем «50 на 50». В каких-то областях оно сдвинуто в сторону «заданности»: например, волос, цвет глаз, рост и пр. В основном это касается физических характеристик. Но то, что составляет основу жизни человека — вера, способность любить и заботиться, желание и умение работать, ценности, — зависит не от «наследственности». Это то, что формируется в ходе всей жизни человека и связано с его личным выбором и душевными усилиями, и на что в значительной степени влияют социальная среда и отношения с близкими людьми.

Проблемы в развитии детей-сирот связаны в гораздо большей степени с травмой отрыва от семьи и родительской депривацией, чем с наследственностью. Именно отсутствие достаточной заботы и эмоционального контакта с близким взрослым в раннем детстве, а в некоторых случаях и жестокое обращение, являются основной причиной диспропорционального развития таких детей, а не пресловутая «генетика». Замечательное «сортовое» растение в пустыне зачахнет — это естественный природный процесс. Ребенок с самыми распрекрасными генами в плохих обстоятельствах будет развиваться плохо. У покинутого, лишенного родителей ребенка с самого раннего возраста подорвана жизнеспособность. Близкий контакт с матерью (или с другим постоянным взрослым) в раннем детстве обеспечивает не только эмоциональный комфорт, но и психофизиологическую стимуляцию, необходимую для благополучного формирования центральной нервной системы и головного мозга. У ребенка, который в течение первого года жизни растет не «на руках», затормаживается и нарушается нормальный ход развития. Последствия этого достаточно серьезны, но обратимы тем легче, чем раньше изменится ситуация (та самая «среда»).

Дети, попадающие в любящую семью, неузнаваемо меняются и «расцветают», хотя все гены остаются прежними. И обратная ситуация: иногда дети, которые с рождения росли в собственных семьях в достатке и внимании, выбирают не самый лучший жизненный путь. О том же говорят близнецовые и сиблинговые исследования: иногда не просто дети из одной семьи, но дети с близким генетическим набором очень по-разному реализуют свой потенциал в жизни. С тем, как по-разному складывается жизнь близнецов и братьев и сестер, попавших в приемные семьи, можно ознакомиться в печатных работах и на семинарах специалиста, более полувека работающего с приемными детьми, — Веры Фальберг (Vera Fahlberg). Она приводит примеры весьма драматичных различий в судьбах детей, несмотря на идентичный генетический набор (близнецы) и сходные условия воспитания (общие родительские и приемные семьи). Так в одной паре близнецов-мальчиков, росших вместе, к 30 годам один стал жестоким преступником, а второй был совершенно социально благополучен — сделал хорошую карьеру и имел се-мью. На характер и жизненный путь влияют не только воспитание или наследственнность, но и личные, индивидуальные особенности, и собственный выбор человека.

Бояться генов, с одной стороны, естественно — ведь они не в нашей власти, с другой стороны, бессмысленно — по той же самой причине. Отрицать их тоже нет смысла, стремление игнорировать отличия ребенка ничем хорошим не кончается. Что можно сделать? Признавать особенности своего приемного ребенка, уважать и развивать то хорошее, что есть в нем, и помогать ребенку правильно обходиться со своими слабыми сторонами.

Что могут предпринять родители

— Отдавать себе отчет в своих мотивах: «Чего я хочу? Помочь ребенку, которому трудно и плохо?

Испытать радость родительства, заботы и любви? Или получить „идеального» ребенка?»

— По особо пугающим вопросам, например, о генетически передающихся болезнях, собрать достоверную информацию.

— Обратить особое внимание на положительные черты, которые изначально нравились в ребенке, — это тоже наследственность. Сам факт ее наличия не означает преобладание плохого и его решающей роли.

— Подумать о своем супруге, о самых близких друзьях. У них совсем «чужие» гены, но это не мешает ни любви, ни близости, ни взаимопониманию.

Так сложилось, что у многих людей стоит как бы знак равенства между понятиями «высшее образование» и «хороший человек». Желание помочь детям, обеспечить их будущее — естественное желание каждого родителя. Времена и ценности общества меняются, но важность образования для многих родителей актуальна по-прежнему. Логика примерно такова: «Образование обеспечивает интеллектуальное и душевное развитие, а также среду общения для ребенка, и тем самым служит фундаментом его будущего». Звучит разумно, но лишь отчасти. Душевное и моральное развитие связано не столько с интеллектом, сколько с воспитанием чувств, с отношениями, в том числе и внутрисемейными, в которых растет ребенок. На формирование личности ребенка влияет то, во что верят родители; во что верит и кого любит сам ребенок. От этого действительно зависит, каким человеком он вырастет. И большинство родителей (и вообще взрослых людей) понимают это вполне отчетливо.

В чем же тогда дело? Что заставляет здравомыслящих родителей тянуть приемного ребенка «за уши» в институт, нередко вопреки не только желанию, но и объективным способностям чада? Наверное, подобное происходит в тех случаях, когда уровень образования ребенка рассматривается как признак «достойного родительства». В самом деле, ведь образование — это то, что можно реально предъявить окружающим. И уж тем более если ребенок — из детского дома…

Образование нужно и важно. Но так же важно не перейти хрупкую грань, по одну сторону которой — то, что психологи называют «зона ближайшего развития» (потенциал человека, который требуется развивать, прикладывая усилия), а по другую — усталость от чрезмерного напряжения, взаимное раздражение и отчуждение. Никакое образование не стоит того, чтобы отношения родителей с ребенком были разрушены. Такое может, к сожалению, произойти, если для родителей образовательные успехи ребенка являются условием принятия и любви.

Что могут предпринять родители

— Обратиться к специалистам, которые проведут грамотную диагностику уровня развития ребенка и степени его отставания; разработают систему развивающих и коррекционных занятий, подходящую конкретному ребенку; дадут рекомендации, как с ним заниматься дома.

— Создавать дома «развивающую среду», много общаться с ребенком, поддерживать его начинания, разрешать пробовать новое; самим относиться к занятиям как делу увлекательному, а не как к «обязаловке».

— Помнить, что отставание в развитии детей-сирот связано прежде всего с недостатком любви и вызванной этим тревогой, которая блокирует природную любознательность ребенка («аффект тормозит интеллект»). Когда ребенок в семье почувствует себя любимым и защищенным, его развитие ускорится.

— Не сравнивать с другими детьми. Любое сравнение подкрепляет неуверенность ребенка в своих силах и боязнь потерпеть неудачу. Каждый ребенок уникален, кроме недостатков есть еще и особенности. Сравнивать ребенка можно только с ним самим прежним: «Раньше не умел, а теперь получилось».

— Терпеливо ждать. Получить все и сразу невозможно. Ускорить процесс раскрытия цветка, расковыряв бутон, — неудачное решение. Ни одному нормальному садовнику оно в голову не придет. Все раскрывается в свое время в благоприятных условиях. Хорошие взаимоотношения с родителями, разумная помощь и поддержка и есть самые хорошие условия для раскрытия естественного потенциала ребенка.

— Разумно определять нагрузки. Они должны быть посильны и для нервной системы, и для интеллектуального потенциала ребенка. Приготовление уроков «до ночи» не бывает продуктивным.

— Всегда искать позитив. Никому не хочется делать то, что не получается. Важно научиться самим и научить ребенка замечать пусть небольшие, но улучшения, двигаться от одного маленького успеха к другому. Успех — лучший мотив в обучении.

— Хвалить за усилия, а не за результат. В любом деле важны последовательные усилия и преодоление трудностей. Научить ребенка этой жизненной мудрости — наверное, основная задача. Приемным детям она дается сложнее. Во-первых, опыт отвержения кровными родителями и социумом подрывает веру в себя, а она лежит в основе настойчивости и упорства (не путать с упрямством — это вещи прямо противоположные!). Во-вторых, именно воля и терпение — качества, которые отсутствовали у кровных родителей этих детей, и формировать их приходится «с чистого листа».

— Верить в ребенка. Вера родителей в своего ребенка — это источник его жизненных сил и две трети будущего успеха.

Один из самых пугающих для родителей типов трудного поведения — это детское воровство. Причем под воровством родители понимают фактически каждый случай, когда их ребенок (особенно приемный!) без спросу берет чужую вещь. Очень важно для взрослых помнить, что воровство как таковое имеет ряд принципиальных признаков, которые будут рассмотрены ниже, и не надо торопиться с «ярлыками» и с трагическими выводами. Почти каждый ребенок хотя бы один раз в жизни пробует взять не принадлежащую ему понравившуюся вещь. Во многом от реакции взрослых зависит, чем станет для ребенка эта ситуация — новой ступенькой в понимании границ и правил человеческого общения или представлением о себе как о преступнике. Причин того, что ребенок берет без спроса не принадлежащие ему вещи или ценности, может быть достаточно много:

Неосведомленность. До определенного возраста дети не владеют понятиями «свое» и «чужое». Если никто из взрослых не ставил специально задачу научить ребенка следовать правилу «чужое без спроса брать нельзя», то вплоть до выхода в широкую социальную действительность (обычно это школьный возраст) ребенок может иметь весьма смутные представления о «собственности». Дети, растущие в детском доме, не имеют «своего» и, соответственно, не понимают, что такое «чужое». При общественном укладе жизни все вокруг общее, поэтому взять без разрешения вовсе не значит «украсть». Наоборот, «кто первый взял, того и тапки». Кроме того, у детей из детского дома или из неблагополучной семьи иные представления о деньгах, их ценности и о том, откуда они берутся, чем у их приемных родителей. Разница в представлениях, опыте и моральных нормах приводят к тому, что с точки зрения ребенка будет непонятна сила переживаний приемной семьи в случае, если он «просто взял» то, что ему приглянулось.

Клептомания, которой опасаются некоторые родители, слышавшие о таком психическом нарушении, — это не особенность детей из неблагополучных семей, а болезнь. Заболевание это достаточно редкое, генетически не наследуемое и от социального происхождения не зависящее. Диагностируют его психиатры. За многолетнюю практику работы с приемными детьми авторы данной книги не сталкивались с ней ни разу, хотя достаточно много имели дело с невротическим и прочими формами «детского воровства».

Невротическое воровство. Воровство этого типа может встречаться у детей, переживших психологическую травму, не уверенных в своем нынешнем положении, испытывающих страх перед будущим, имеющих низкую самооценку. Это своего рода попытка заполнить «черную дыру» беспокойства, вызванного дефицитом любви в прошлом, обычно в раннем детстве, когда привязанность с близким взрослым играет ведущую роль в формировании личности ребенка, его отношении к самому себе. Удовольствие, связанное с чувством риска, азартом и присвоением желаемого временно заполняет внутреннюю пустоту. Но поскольку это лишь замещение реальной потребности, оно насыщает ненадолго. После пережитых эмоций наступает желанное успокоение, тревога на время отпускает. Однако позже она возникает вновь, усугубленная чувством вины и ощущением, что «я плохой».

Кроме того, в некоторых случаях дети в семьях, в которых между родителями плохие отношения, бессознательно могут использовать «трудное поведение», в том числе и воровство, как способ объединить родителей. Конечно, ребенок не планирует что-то украсть, чтобы родители помирились друг с другом, но фактически так получается: перед лицом проблем с ребенком родители переключаются с трудностей в своих отношениях на насущную задачу исправления поведения своего чада.

Демонстративное воровство. Ребенок намеренно нарушает запрет не брать что-либо, хотя прекрасно понимает, что попадется, — он словно делает «назло». После раскрытия кражи ведет себя вызывающе, хамит, отпирается, врет в глаза. Скорее всего, это так называемое «протестное поведение». Возможно, ребенок проверяет границы: а что сделают взрослые? И одновременно бросает им вызов: «А ничего вы со мной не сделаете!» Это своего рода борьба за контроль, попытки помериться силами со взрослыми. Некоторые дети в период адаптации в приемной семье могут таким образом проверять границы и степень надежности отношений: не вернут ли его из семьи в детский дом. Тем более что у некоторых это подкреплено реальным опытом, когда от них отказывались за подобные проступки. Возможно также, что ребенок таким способом «выбивает» особое внимание к себе. Некоторые дети, лишенные любви и заботы, приходят к выводу, что единственный способ привлечь внимание взрослого — разозлить его. Наказание их меньше пугает, чем безразличие. Причем за безразличие они порой принимают обычную сдержанность, особенно если привыкли к крику и побоям.

Повышение значимости. Порой дети связывают наличие каких-либо вещей с чувством собственной значимости, уверенности в себе. Зависть к вещам — проявление чувства собственной малоценности, которая часто бывает у детей, отвергнутых кровными родителями. Иногда, особенно у подростков, иметь то же, что есть у других, означает «быть как все», «своим», принадлежать к желаемой группе. Во взрослом мире «статусные вещи» означают принадлежность к группе достаточно высокого уровня дохода и возможностей. В подростковом микросоциуме правила жестче: если у тебя нет того, что есть «у всех наших», ты — «лох», изгой, «белая ворона». То есть для подростков обладание чем-то — еще и способ избежать насмешек и травли, которых они боятся панически. Если ребенок со счастливым детством и прочным домашним «тылом» за спиной чаще способен справиться с такой ситуацией, то приемный ребенок пасует перед социальным отвержением.

Шантаж. Воровать ребенка могут заставлять более сильные сверстники или старшие дети. Это может быть как условие принятия в группу («тебе слабо?!», «ты маленький мальчик, маменькин сынок?»), так и непосредственные угрозы физической расправы, откупиться от которой ребенок может деньгами или вещами.

Научение. Дети, жившие в неблагополучных семьях, делают то же, что делают взрослые. Например, если взрослые промышляли воровством, то для ребенка это было обычной жизненной ситуацией. Более того, его даже могли поощрять и хвалить, если он сам таким же способом добывал что-то в семью.

Кроме того, для детей повторение действий кровных родителей в некоторых случаях может быть способом сохранения семейной идентичности, привязанности к своей семье: «Я поступаю, как папа».

Собственно воровством можно считать спланированное присвоение чужого имущества ради его материальной ценности, в случае, когда человек знает о социальном и моральном запрете на такие действия, осознает степень вреда для жертв кражи и возможность наказания для себя. Важно также учитывать возраст человека и его способность понимать свои действия и контролировать их.

Получается, что во многих случаях, когда ребенок берет чужое, это не является воровством. Переживания взрослых могут быть вызваны не столько самим поступком ребенка, сколько их собственными страхами или особенностями социальной ситуации. Во-первых, окружающие могут осуждать семью и ребенка. Или у взрослых всплывают страхи по поводу «генов». Кроме того, бывают семьи, для которых сам факт подобного поступка ребенка говорит о его «глобальной испорченности». Очевидно, что все это больше касается позиции взрослых людей, нежели имеет отношение к соразмерной оценке случившегося.

Опасения, что воровство связано именно с тем, что ребенок приемный, имеют под собой основания. Только гены тут ни при чем. Моральное развитие непосредственно связано с опытом благополучной привязанности. В основе «голоса совести» лежит не столько страх наказания, сколько боязнь утраты любви и уважения близких, а также способность сочувствовать другим людям. Большинство детей, воспитывающихся в благополучных собственных семьях, к старшему дошкольному возрасту знают о том, что такое «можно» и «нельзя», «хорошо» и «плохо». Однако сначала они просто «не хотят расстраивать маму», «не хотят поссориться с папой». Следовать моральным нормам самостоятельно и осознанно, по «внутреннему закону совести», дети становятся способны значительно позже, примерно к двенадцати годам. Кроме того, способность контролировать себя, свои спонтанные побуждения, в том числе взять желаемое, формируется также примерно к этому возрасту. Это связано не только с социальным и интеллектуальным развитием ребенка, но и с развитием его нервной системы.

Если же у ребенка раннее детство было неблагополучным, бывают задержки и в развитии совести: ему трудно сочувствовать другим и беречь их чувства, потому что у него не было такого опыта. У него не было отношений, которыми он бы дорожил больше всего на свете, поэтому сиюминутная ценность понравившейся вещи оказывается на первом плане. Задержки в интеллектуальном развитии, повышенная тревожность и нестабильность нервной системы — это и все вышеперечисленное означает, что для приемных детей может потребоваться, во-первых, значительно больше времени для того, чтобы научиться правильному поведению, а во-вторых, дольше требуется внешний контроль со стороны взрослых. Под «контролем» подразумевается не подозрительность в отношении ребенка и враждебное отношение к нему, а создание системы четких требований и поддержки ребенка в процессе усвоения новых правил жизни. Кроме того, если причиной присвоения чужого является не меркантильность, а иные описанные выше причины, нужно бороться не с внешним проявлением проблемы, а с ее источником. Решать проблемы невротизации, утраты, желания ребенка сохранить связь со своей кровной семьей и т. д. Тогда проблема «воровства» со временем исчезнет за ненадобностью, поскольку будет найден другой, более удачный способ решения реальных трудностей, существовавших в жизни ребенка.

Что могут предпринять родители

— Осознавать реальный эффект своих действий. Сталкиваясь с трудным поведением ребенка, особенно изо дня в день, взрослые могут испытывать разные чувства, иной раз даже срываться. Но если речь идет об осознанном поведении взрослого человека, необходимо спросить себя: какова моя цель? Какую информацию получит от меня ребенок? Физическая расправа, безусловно, учит ребенка тому, что лучше не попадаться на своих проступках, а также тому, что когда родители в гневе, они кричат и дерутся. Но это не научит ребенка пониманию того, почему именно воровать нельзя. И уж тем более не научит его не делать этого. Скорее он научится более тщательно скрывать свои проступки от конкретных людей. Поэтому после любого эмоционального взрыва нужно начать планировать формирование изменений в поведении ребенка.

— Собрать полную и непредвзятую информацию о том, что произошло. К сожалению, к детям из детского дома существует предвзятое отношение, и ребенка могут обвинить несправедливо.

— Помнить, что ребенок, совершивший проступок, не преступник. Случившееся — шанс для него освоить некоторые важные правила человеческого общежития. Использует он его или нет — во многом зависит от реакции взрослых. Навешивание «ярлыков» приводит к «социальному гипнозу», лишая ребенка выбора в будущем: ведь он уже вор, чего тут думать-то?

— Искать подлинные причины. Постараться понять, какова эта ситуация с точки зрения ребенка, каковы были его намерения и как он понимает результат. Для этого нужно внимательно и спокойно его выслушать. А чтобы он мог быть откровенными в столь стрессовой ситуации, надо до этого создавать доверительные отношения. Также важно знать жизненную историю ребенка, потому что, кроме того, как ребенок сам объясняет свое поведение, имеют значение объективные проблемы и особенности развития.

— Учитывать возраст и особенности развития ребенка. Часто взрослые терпимо относятся к тому, что ребенок отстает в росте или в учебе, но не могут перенести задержки в развитии совести. На самом деле это такая же зона развития, как и другие. Понятие диспропорций в развитии подразумевает, что ребенок, чей биологический возраст двенадцать лет, в моральном отношении может соответствовать шести годам. И родителям, которые занимаются его воспитанием, придется исходить в своих действиях из этой реальности.

— Подробно и понятно объяснить ребенку, чем именно плох его поступок. Почему нельзя брать чужое без спросу, даже если хочется. Рассказать напрямую или через сказки/ игру, что чувствует тот, у кого украли что-то: унижение, обиду, как ему плохо. Что теряет в отношениях с людьми тот, кто берет чужое. Объяснить, что желание взять чужое посещает в детстве всех людей, и как люди это преодолевают и т. д.

— Предложить выход из ситуации. Возмещение морального и материального ущерба (насколько это возможно) для пострадавших. Обязательно надо вместе с ребенком попросить прощения (объяснив, зачем!), при этом не позорить публично и не бросать его одного в этой ситуации. Найти способ, как сам ребенок может возместить нанесенный ущерб: вернуть, сделать своими руками новое, отдать свое взамен растраченного и т. д.

— Выразить уверенность (не требовать обещаний, не угрожать, а именно выразить твердую уверенность), что в будущем ребенок научится справляться с соблазном взять чужое. Очень важно, чтобы родители четко выразили свою позицию: «Ты наш ребенок. Мы плохо относимся к этому конкретному действию, но не к тебе. Ты нам дорог, поэтому мы будем добиваться того, чтобы ты научился поступать иначе».

— Своим собственным поведением выражать уважение к собственности, в том числе к вещам самого ребенка, спрашивать разрешения, не рыться в его вещах. И не провоцировать ребенка, оставляя на видном месте деньги и ценности, пока не будет уверенности в том, что ребенок научился справляться с ситуацией.

— Решать подлинные проблемы ребенка, которые стоят за воровством. Если родители не могут понять, что движет ребенком, стоит обратиться к детскому психологу.

— Верить в своего ребенка, быть на его стороне. Это не означает отрицания проблемы, но свидетельствует о том, что сам ребенок и отношения с ним для родителей важнее, чем отдельные, даже серьезные проблемы в его поведении. Решение этих проблем — путь к близости друг с другом, который иногда бывает очень тернистым и долгим.

У некоторых детей интерес к интимным отношениям или осведомленность об этой сфере может не соответствовать возрасту, и это шокирует взрослых. Причина того, что маленький ребенок демонстрирует взрослым или сверстникам свои «знания» (в форме рассказов или действий), — неадекватный жизненный опыт. Если ребенок видел отношения взрослых или его вовлекали в какие-то развратные действия, он будет это воспроизводить в новых отношениях («чем богаты, тем и рады»). Негативная реакция окружающих скорее вызовет у ребенка ощущение, что отвергают его самого, а не его поведение, которое поощрялось и принималось в его прошлой жизни. Отдельная тема — дети, подвергавшиеся насилию и развращению. Самое главное, что важно помнить взрослым: для большинства детей «сексуализированное» поведение не является поведением собственно сексуальным. Для них это просто часть социального взаимодействия, способ привлечь к себе внимание, в конечном итоге — получить поощрение и ласку.

Что могут предпринять родители

— Не демонстрировать смятение. Растерянность взрослых для ребенка означает утрату ими контроля над ситуацией. Для детей, склонных бороться со взрослыми («кто сильнее»), это может стать мотивом для закрепления таких проявлений. Поэтому важно спокойно и уверенно объяснять ребенку, что так себя вести не принято и некрасиво, дети так делать не должны. Конечно, этого недостаточно для изменений, но для начала ребенок должен знать позицию взрослых.

— Заботиться об эмоциональных потребностях. Если ребенок не подвергался насилию, а скорее страдал от невнимания и отсутствия ласки, важно предоставить ему другие возможности для сбрасывания напряжения и получения физической ласки. Подвижные игры, спорт, тактильный контакт с близкими взрослыми (повозиться на ковре, тормошить, шутливо бороться, держать на руках, укачивать на ночь). При этом взрослым важно помнить, что ребенок, подвергавшийся развращению, более чувствителен к физическому контакту, поэтому важно избегать ситуаций, которые могут быть истолкованы двусмысленно.

— Обратиться к специалисту, особенно если вы знаете или подозреваете, что ребенок был жертвой насилия. Это очень тяжелый опыт, и будет лучше, если ребенку поможет профессионал. Возможно, с родителями ребенок вообще не захочет говорить на эту тему, и в этом нет недоверия. Ребенку важно, что его новый дом — территория безопасности, и даже разговоры о «том прошлом» здесь ему не нужны. Пусть это происходит в кабинете психолога — и там и остается. — Не поддаваться страху. Что бы ни случилось с ребенком, он справится с произошедшим, если его близкие взрослые не парализованы ужасом: «Было, но прошло. Теперь все будет иначе». Именно такая позиция взрослых помогает ребенку двигаться дальше и преодолевать травматические последствия негативных событий прошлого. У ребенка может быть потребность обсуждать то, что происходило раньше, у некоторых детей могут быть даже навязчивые воспоминания. В этом случае важно найти специальное место и время для работы с травматическим опытом.

— Быть очень осторожным, если ребенок пережил насилие. Некоторые действия взрослых для ребенка, пережившего насилие, могут быть напоминанием о произошедшем. В таких случаях вопросы физической безопасности и тактильного контакта требуют отдельного обсуждения и договоренности. Например, ребенок может не хотеть, чтобы его мыли, сажали на колени, раздевали на ночь и т. д. Открытое обсуждение того, что ребенку не нравится и каких действий по отношению к себе он не хочет, становится гарантией физической безопасности. Это касается именно границ тела и приватности.
— Поднимать самооценку. Ребенок должен знать, что представляет собой ценность не только как сексуальный объект. Он должен чаще слышать, что взрослым с ним интересно, как он хорошо помогает, какой он сообразительный и т. п. Кроме того, благодаря новым отношениям ребенку предстоит понять новую для себя вещь: детей любят не за то, что от них можно получить, а за то, что они есть. Просто так. Настоящие родители именно так любят своих детей. Пройдет немало времени, прежде чем ребенок узнает и поверит, что любовь бывает бережной, бескорыстной, уважительной. Если ребенок почувствует отвращение со стороны родителей в отношении себя, их страх перед обсуждением событий из его прошлой жизни, — это только подтвердит его ощущение своей ничтожности, «правильности» того, что с ним было, и невозможности для него ничего другого в жизни. Потребности этих детей — научиться любить и быть любимыми, защищать и уважать себя, оставить прошлое в прошлом и жить дальше. Для этого им нужны любовь, спокойствие и уверенность взрослых.

Агрессивное поведение детей, даже собственных, нередко ставит взрослых в тупик. Поскольку взрослые ощущают себя более сильными, мудрыми и свою роль рассматривают как роль защитника и учителя, для них весьма неожиданными становятся злобные выпады и разрушительная активность некоторых детей. Кроме того, агрессивное вызывающее поведение часто пробуждает у взрослых не лучшие ответные чувства, о наличии которых у себя они и не подозревали: ярость, желание «размазать по стенке» и т. п.

В семьях, где дети растут с рождения, родители сталкиваются с трудным поведением детей, как правило, во время возрастных кризисов (например, кризис трех лет, подростковый возраст). Все дети проходят в своем нормальном развитии периоды, когда учатся владеть собой, сдерживать спонтанный гнев. Усвоение социальных норм и правил выражения своего недовольства начинается в возрасте двух-трех лет. В благополучном варианте ребенок постепенно учится находить приемлемые для него самого и его окружения способы выражения негативных эмоций и способы достижения желаемого. Если реакции родителей последовательны и разумны, то постепенно ребенок узнает, что, например, истерика — это не способ получения желаемого, а драка — не лучший путь для доказательства своей правоты. Задача взрослых — научить ребенка добиваться своего не столько силой или скандалами, сколько путем договоренностей, убеждения, компромиссов. Если родители принимают чувства ребенка, но ограничивают негативное поведение, он приходит к выводу, что злиться — нормально, а вот крушить все вокруг — нет. Важно не только препятствовать неприемлемому поведению ребенка, но и предлагать альтернативные пути для достижения целей.

С приемными детьми ситуация сложнее. У них очень много причин для деструктивного поведения. При этом они следуют обычным путем развития, которым идут все дети, и тоже проходят возрастные кризисы. Как и у всех детей, в их жизни есть периоды, когда они восстают против авторитета взрослых, испытывают на прочность границы допустимого, заходят в своей самостоятельности до зон риска. Таким образом, «в сумме» поведенческих трудностей у приемных детей может быть больше, чем у их ровесников. Для взрослых же, которые приняли ребенка в семью, благодарность и послушание с его стороны становятся чем-то ожидаемым, в том числе как проявление признательности ребенка. Поэтому у приемных родителей может возникать настоящий шок при столкновении с деструктивным поведением приемных детей: «Его взяли в семью, а он так себя ведет!» Между тем, дети, не имевшие опыта благополучных внутрисемейных отношений, не имеют ни позитивных образцов поведения в сложных ситуациях, ни опыта правильных ограничений деструктивного поведения. Возможно, их вообще замечали только тогда, когда они начинали истошно орать. Возможно, они наблюдали, как взрослые сами не справляются со вспышками гнева и превращаются в «монстров». Поэтому, когда таких детей посещает гнев, они оказываются беспомощны: имеющиеся в их распоряжении модели поведения плохи и неприемлемы, а других у них нет. Кроме того, деструктивное поведение может быть частью реакции на пережитый ребенком опыт жестокого обращения. То есть поводов вести себя плохо у таких детей больше, а возможностей удачно справиться с плохим поведением — меньше.
Дети в большинстве случаев не в состоянии понять причин своего агрессивного поведения и уж тем более его объяснить. Но если взрослые пугаются и теряют контроль над ситуацией, то их растерянность ребенок воспринимает как слабость, а себя, соответственно, как более сильного и главного. Так растерянность и испуг взрослых подкрепляют агрессивное поведение ребенка. В следующий раз приступ гнева возникает легче и длится дольше. Поскольку открытое проявление агрессии является социально неприемлемым и осуждаемым, у взрослых возникает сильное искушение счесть ребенка «психически нездоровым». Как только у взрослых складывается такая позиция, то спасти ситуацию становится практически невозможно: «психическое нездоровье», как и «гены», — это не то, что можно исправить. Для ребенка же по-настоящему нужно, чтобы его взрослые оказались достаточно сильны, чтобы справиться с его злостью. Тогда они смогут защитить его от всего: и от страхов, которые живут внутри, и от угроз, которые возникают извне.

Другая поведенческая крайность — аутоагрессия, когда агрессивные проявления направляются на себя самого. Эго путает взрослых не меньше, поскольку саморазрушение — вещь противоестественная для любого живого существа, и тоже воспринимается как «ненормальность». Дети могут причинять себе боль и вред целенаправленно: кусать, царапать себя, вырывать волосы, рвать свою одежду и пр. Или «нечаянно», но с завидной регулярностью попадать в ситуации риска для здоровья и жизни: падать «на ровном месте», врезаться в углы, обжигаться, ломать руки и ноги и т. д. Причем частота их травм значительно выше и серьезнее, чем у обычных подвижных детей, и не может объясняться только бытовым травматизмом. В подростковом возрасте аутоагрессия становится причиной повышенной криминальности и даже попыток покончить с собой. За аутоагрессией стоит неприятие себя и своей жизни. В большинстве случаев это бывает связано с родительским отвержением в раннем возрасте и/или насилием.

Родительская любовь — это благословение для ребенка на жизнь. Когда этой любви нет, ребенку неоткуда черпать силы, чтобы расти и развиваться, у него не возникает чувство «хорошо, что я есть на свете». В таких случаях дети, с одной стороны, злятся на взрослых вообще, мстя им своим поведением за недостаток любви, с другой стороны — «сживают себя со свету». Реабилитация таких детей происходит по двум направлениям: осознание истоков травмы и опыт других, любящих отношений в новой семье. С течением времени новый опыт формирует у ребенка новое отношение к самому себе, и аутоагрессивные проявления постепенно проходят.
Аутоагрессия как отвержение самого себя, самообвинение и приступы отчаяния встречаются у чувствительных детей и в острой фазе переживания утраты кровной семьи. Причем ребенок может «застрять» в переживании горя, превратив его в ритуал «искупления», выражая таким образом свою любовь к покинувшим его значимым людям. Если взрослые не реагируют на подобное поведение ребенка, оно усиливается. Причиняя себе боль, физическую или эмоциональную, ребенок словно надеется, что если ему станет по-настоящему плохо, родители вернутся. Важно, чтобы он в это время узнал, что утешение и помощь можно получить не только от ушедших близких, но и от других взрослых — от приемных родителей. Если они будут искренне стараться помочь ему, уважая его горе и не пытаясь его поскорее «затушевать» и обесценить («было бы о ком горевать — об этой алкоголичке»), ребенок доверится и научится находить опору в новых привязанностях вместо того, чтобы разрушать себя.

Что могут предпринять родители

— Помнить о том, что они (родители) старше и сильнее. Мысль «я не могу с ним справиться» не должна звучать ни вслух, ни в голове. Когда взрослый начинает ощущать себя жертвой, это вызывает боевой энтузиазм у ребенка и провоцирует его быть агрессором. На самом деле, взрослые люди старше, больше и сильнее, чем их дети, даже если они в этом сомневаются. Это объективная реальность. Как бы ребенок ни бушевал, все равно он остается маленьким ребенком, к тому же несчастным.

— Не принимать ярость ребенка на свой счет. Его агрессия — это нормальная реакция на ненормальные обстоятельства жизни, которая выражается «не вовремя и не тем людям». Он зол, и у него есть на это основания, но это не значит, что он прав или правильно себя ведет. Задача взрослых — дать ребенку понять его неправоту и вообще помочь разобраться, что к чему.

— Бороться не с чувствами, а с поведением. Ребенок имеет право злиться, но не имеет права причинять вред окружающим. Если его «понесло», важно не «заразиться» его эмоциями, а стараться сохранять эмоциональное равновесие. В некоторых случаях требуется физическое сдерживание, но не битье. В других — помогает техника «тайм-аута», когда ребенок имеет возможность побыть один, без внешних раздражителей, и успокоиться. Существуют разные возможности справляться с эмоциональными выплесками, и если родители на стороне своего ребенка, то они помогут ему найти подходящий способ. В этом поиске могут помочь консультации специалистов и знакомство со специальной литературой.

— Бороться не с ребенком, а с агрессией. Взрослый должен быть союзником и старшим помощником ребенка, обсуждая с ним его приступы ярости. Необходимо дать ребенку понять, что пока что он действительно не может справиться со своей злостью, но это обязательно произойдет со временем, и взрослые ему в этом помогут.

— Внимательно относиться к проявлениям аутоагрессии. Постараться выяснить причины «самонаказания», понять, в чем ребенок винит себя, какова стоящая за виной утрата. Для этого важны доверительные отношения с ребенком, его уверенность, что приемные родители поймут и постараются помочь. Поняв, какова истинная эмоциональная потребность ребенка, взрослые смогут найти другой, более адекватный способ ее удовлетворения.

— Обратиться к специалисту. Ребенку может быть очень важно осознать причины своей ярости и выразить ее «по адресу» — это можно сделать с помощью психолога. Если ребенок уже осознает приступы агрессии как свою проблему и хочет с ними справиться, психолог может научить его приемам саморегуляции. В случаях аутоагрессии специалист поможет преодолеть чувство вины и неполноценности, научит находить новые точки опоры в жизни.

Перечисленные выше «страхи в отношении ребенка» являются наиболее распространенными. Понятно, что справиться с ними при помощи опыта, здравого смысла и специалистов родители вполне в состоянии, при условии, что большую часть времени они в себе уверены как родители. Более сложной становится ситуация, когда проблемы с ребенком накладываются на внутреннюю неуверенность в себе и проблемы самих родителей. Чувство собственной несостоятельности у взрослых и их боязнь, что ребенок «не полюбит», — гораздо более серьезные препятствия для счастливой жизни приемной семьи, чем сами по себе проблемы детей.

Появление приемного ребенка может обострить внутрисемейные и внутриличностные проблемы у взрослых. Болезненные переживания, давно забытые, могут вдруг проявиться, обстановка в семье становится нестабильной. Родителям может показаться, что ребенок — причина всего этого. На самом деле он своего рода «пусковой механизм», который не создает, а проявляет то, что и так есть где-то в глубине. Решением будет не «борьба с ребенком», а фокусировка на том, что проявилось. Отношения с собственными родителями или своими выросшими (или потерянными) детьми, супружеские сложности, опыт собственных потерь или насилия — все это «всплывает» и становится актуальным. Ребенок, потерявший семью, несет в себе травму подорванной веры в себя, в других людей и в любовь. И именно эта подорванная вера становится вызовом для приемных родителей. Если у них есть аналогичные проблемы, то они проявятся. В этом случае приход приемного ребенка в семью может стать шансом для взрослых людей помочь и ребенку, и самим себе в решении всех тех вопросов, которые были спрятаны, но не решены раньше. В этом случае встреча семьи и ребенка обретает дополнительный смысл. Но для некоторых людей такой вызов становится непосильным, и никто не может их за это осуждать. Они оказываются не в силах решить свои проблемы, и вследствие этого не могут помочь ребенку в решении его проблем, и возвращают ребенка в детский дом. Работа с психологами (индивидуально и в рамках подготовки приемных родителей) до принятия ребенка в семью и психологическое сопровождение семьи с приемным ребенком являются профилактикой разрушения семейной ситуации.

Настроение начало падать. Едкая штука эти комментарии - прям, как кислота.
Шагала по улице, птички, красота, пнула яблочко.
- Носки собьешь. Не напасешься на тебя обуви.
Уже дома, готовя обед, открыла шкафчик над головой, чтобы взять тарелку. Открыла. А закрыть забыла и каааак со всего размаху головой об угол дверцы - хряк!
В глазах звездочки. Голова болит. А в ухо изнутри:
- А я говорила! Сколько раз тебе повторять - закрывай дверцу! Вооот, расхлебывай.
Потом я села и загрустила. А в ухо:
- Что расселась, барыня? Дел по дому мало?
А потом, потом... До слез стало плохо. Потому что под присмотром такого голоса жить нереально. Именно жить.
А когда этот голос - твоя мама?
С тех пор мы играем с Максом в футбол упавшими яблоками - летом. А зимой - льдинами. Как-то полветки метро прошагали, пиная льдины большие и маленькие. Мы смеялись. И было плевать на ботинки!
Когда ему грустно, всегда обнимаю. Ведь это лучше слов. Вообще, лучше любых слов.
Любите и обнимайте себя и своих детей.
Изживите в себе противного комментатора. Пусть в памяти из детства останутся сбитые носки, пятна от вкусного супа, смех и уверенность - тебя любят и принимают любым.
https://www.facebook.com/lena.ligovskay ... 9352091804

Когда вы говорите «предохранение», вы имеете в виду нежелательную беременность и болезни, передающиеся половым путем?

Что касается болезней, нужно, чтобы ребенок понимал, что болезни существуют, они-таки передаются, и если человек приятный и хороший — это ещё не значит, что он не заражённый: человек может не знать, что он инфицирован, или человек, к примеру, всего один раз имел случайный контакт и подцепил что-то. И в том, чтобы предохраняться, нет ничего постыдного или неприятного, это простая мера безопасности, это защита себя.

Не случайно в некоторых европейских школах детей учат просто произносить при других слово «презерватив» и фразу «Давай воспользуемся презервативом!» или «Есть ли у тебя презерватив?» — просто, чтобы снять комок в горле, который возникает в горле при одной мысли о том, что сейчас придется это сказать. Нужно объяснить ребенку, что ужасно глупо из-за того, что тебе неловко и стыдно, получить проблему, которая будет ещё гораздо более неловкой и стыдной. И неизвестно, вылечишься ли ты легко и быстро, или не оставит ли эта проблема (к примеру, нежелательная беременность) после себя каких-то серьезных последствий. То есть нужно убедить ребенка, что простая мера безопасности убережет его от многих проблем.

Но когда я говорю «предохранение и безопасность», я имею в виду не только «предохранение» в смысле «использование презерватива», а еще и безопасность ребенка, предохранение его от нежелательных контактов. Статистически известно, что подавляющее большинство изнасилований осуществляется не маньяками в подъезде, а достаточно близкими знакомыми, одноклассниками, приятелями по двору, которые искренне считают, что если девочка говорит «Нет!», то она просто кокетничает.

То есть нужно объяснить девочке, что в действиях и в поступках ровесников и юношей постарше может скрываться сексуальный подтекст? Чтобы с одной стороны не запугивать, а с другой стороны, чтобы она понимала, что иногда «кофе» — это не просто кофе, а «послушать музыку»— это не про музыку вовсе.

Мне кажется, девочки это знают. Но, конечно, если ребёнок замкнутый, если не особо общается с подружками и находится вне подростковой субкультуры, и у вас есть подозрение, что дочь действительно может не понимать, что «кофе» — это не обязательно кофе, то конечно, лучше рассказать, объяснить: «Когда ты соглашаешься пойти к мальчику домой и быть с ним наедине, иногда он может считать, что ты не против продолжения. И когда ты потом скажешь, что ничего такого вообще не собиралась делать, то он будет удивлён». Надо объяснить, что есть ситуации, когда, если ты соглашаешься на что-то, то в какой-то момент может быть уже очень сложно остановить процесс, и что надо хорошо подумать о своей безопасности заранее, чтобы успеть соскочить, когда тебе что-то перестанет нравиться

Мне кажется важным, чтобы ребёнок услышал: «Никто не имеет тебе право диктовать, навязывать этого». Как ни странно, такая очевидная мысль для современных подростков иногда неочевидна. Групповое давление, все уже, а ты ещё… «Ты что, обалдел?» Тяжело при этом и девочкам, и мальчикам. И нужно, чтобы ребёнок услышал от родителей, что никто не имеет право навязывать ему секс, никто не имеет право распоряжаться его сексуальностью, его телом. Очень важно, чтобы интимные отношения зарождались в той ситуации, когда подросток действительно этого хочет, ему действительно нравится, ему хорошо. Чтобы это было не через насилие, не через стиснув зубы, не через что-то еще. Чтобы это не было про унижение, самонасилие, шантаж «Дашь или уйду от тебя!» Так не должно быть, потому что это может плохо отразиться на дальнейшей сексуальной жизни. Нужно, чтобы секс не был спровоцирован никакими иными соображениями, кроме взаимной радости и желания быть вместе.

Вы затронули важный вопрос группового давления. А как ребёнку противостоять мнению одноклассников, приятелей, всего подросткового социума?

Да, если не так давно был диктат невинности и целомудрия (и, допустим, лет сто назад, если девушка поддавалась искушению и теряла девственность, ей могли намазать ворота дёгтем), то сейчас идёт диктат сексуальной искушённости, и ребенку может быть стыдно признаться, что он ещё не вкусил этого плода. И ребенок, не умеющий ответить на групповое давление «нет, я этого не хочу», «нет, мне это сейчас не надо», или будет врать, придумывать что-то и чувствовать себя дискомфортно, или пойдет и сделает то, что требует от него социум.

А как противостоять? Мне кажется, это не тот вопрос, который нужно начинать решать в 14-15 лет. И результат здесь зависит от того, вырос ли ребенок в уважении и самоуважении, умеет ли он говорить «нет» по каким-то другим поводам и как часто он говорил это «нет» раньше. Согласитесь, если ребенка все 15 лет воспитывали, внушая, что он должен делать то, что велено и выполнять желание других людей (пусть даже и родителей), вряд ли у него неожиданно обнаружится способность сказать «нет» одноклассникам или приятелям по двору. Самоуважение должно взращиваться в ребенке все детство, и тогда, будучи подростком, он найдет в себе силу и правильные слова для того, чтобы противостоять социуму.

Людмила Владимировна, дальше я хочу построить нашу беседу на вопросах мам подростков. Вот мама 15-летнего Лёвы спрашивает: «Как говорить с подростком о порно? Чтобы, с одной стороны, не агитировать смотреть, с другой, чтобы сын знал, что я не запрещаю это делать и не осуждаю его?»

Мне кажется, сейчас невозможно воспрепятствовать тому, что ребёнок будет смотреть порно: порно-сайты доступны, их много, подросткам это интересно. Но возможная проблема тут не в том, что «смотрит порно, и что теперь делать», а в том, что если подросток посмотрел порно, будучи недостаточно психически зрелым, то такое видео может его шокировать, испугать, привести к выводам, что эта сторона жизни — что-то отвратительное.

Когда мне показалось, что мой ребёнок подавлен увиденным, я просто сказала, что порно — это интересно, это можно посмотреть, но нужно иметь в виду, что это неправда. В том смысле, что в жизни всё вообще не так и вообще не про это: не в том смысл и не в том кайф. Что секс на самом деле — это вообще другое, и не имеет никакого отношения к тому, что показывают. Я сказала дочери, что смотреть порно и думать, что поняла все про секс — это всё равно, что надеть очки, которые заляпаны грязью, ходить в них и думать, что мир такой. Но это просто грязные очки.

У Натальи сыну 13 лет, и вопрос: «Какими словами говорить с детьми о сексе? Теми же, что я пользуюсь сама или более литературными?»

Мне кажется, тут смущение и напряжение родителей — это бОльшая проблема, чем выбор слов. Какие слова комфортнее, которые будут вас менее смущать, те и можно говорить!

Ольга спрашивает: «Есть ли какие-то книги, которые вы рекомендуете почитать родителям или подросткам на тему сексуального воспитания подростков?»

Да книг полно, есть выпущенные давно, есть современные — они все примерно об одном. Есть какие-то подростковые журналы, есть, в конце концов, Википедия. Есть эротические фильмы и эротические эпизоды в обычных фильмах. Я сильно сомневаюсь, что подросткам нужен серьёзный ликбез по части «что такое секс», скорее, с ними надо говорить о том, как позаботиться о себе и обезопасить себя.

Сыну Надежды 14 лет, он встречается с девочкой, «Я и думать боюсь о том, что между ними есть,— говорит Надя. — И понятия не имею, о чем и как говорить с сыном, касаемо секса?»

Я думаю, можно сказать так: «Я не знаю, актуально для тебя или нет, но я хочу узнать, всё ли ты понимаешь про безопасность в этом отношении, всё ли ты понимаешь про контрацепцию, про то, как важно не обидеть девочку, быть с ней бережным и внимательным. Если тебе нужна какая-то помощь, я могу тебе помочь найти информацию или рассказать что-то из того, что я знаю. Или найти кого-то, кто с тобой об этом поговорит».

А дальше возможны варианты: либо сын сделает круглые глаза: «Мам, ты чего там? Мы только за ручки держимся», либо он скажет: «Ладно, я всё знаю, не парься!», либо сформулирует какие-то свои просьбы на эту тему.

Лера спрашивает: «Как объяснить девочке, что секс в подростковом возрасте ей, в принципе, не нужен? Ей 13, и доводы «Рано, подожди, подожди, дождись единственного» не будут иметь вес».

А кто сказал, что секс ей не нужен? Может быть, он ей нужен, не знаю. Дети разные, и есть те, которые в 13 вполне осознают, что он им нужен. С точки зрения природы такой ребенок часто — вполне уже половозрелая особь. Но в любом случае вы можете поговорить с дочкой о том, что секс — это не просто физический акт. Что это момент очень высокой уязвимости, связанный с тем, как ты будешь к себе относиться в дальнейшем, как ты будешь себя чувствовать. Это момент, когда тебя легко обидеть, когда легко сделать тебе неприятно, больно, стыдно.

Это ситуация, которая требует бережного отношения к себе, заботы о себе. Это может случиться раньше, позже, это не обязательно должно быть с единственным, и дело не в «дождись» или «не дождись единственного». Это должно произойти с человеком, в котором ты абсолютно уверена. Который будет с тобой бережным, осторожным, уважительным, внимательным, который не воспользуется твоей уязвимостью.

А есть какие-то, может быть, формулы, фразы, которые девочка должна знать, чтобы не поддаваться на уговоры или даже шантаж мальчика-подростка, если дойдет до этого?

Самые простые слова это «Нет, я не хочу». И всё.

А если за ними последует: «Я расскажу твоим родителям, что ты пошла со мной», «Я расскажу учителям», «Я расскажу твоим друзьям»? Мне кажется, шантаж в детско-подростковой среде достаточно частое явление.

Девочка не должна бояться, что мальчик или юноша (да кто бы то ни был) расскажет что-то её родителям, потому что она сама может первой рассказать им, что она оказалась в неприятной ситуации. Если родители готовы думать на три хода вперед, то можно прямо сегодня сказать дочке-подростку: «Имей в виду, что если ты окажешься в ситуации, которая будет тебя пугать, и тебе будет стыдно, или тебе будет казаться, что ты загнана в угол, ты всегда можешь мне об этом сказать. Я помогу выпутаться и разобраться с этим. Так или иначе, мы что-то придумаем вместе. Ты не должна справляться одна, ты не должна терпеть это всё».

Блиц

Вопрос от Ирины: «Сама я родила ребёнка в 18 лет, сейчас смотрю на сына, которому 17 и понимаю, какой он ребёнок. Как уберечь его от раннего отцовства, кроме того, что в ящичке в ванной лежат презервативы?»

Никак больше! Ну, как в 17 лет его уберечь?

Вопрос от Ольги: «Дочери 10 лет, она меня спрашивает: «Я в школу, брат в садик, а вы с папой дома останетесь и будете сексом заниматься?» Как реагировать?»

Я бы сказала: «Это наше дело. Что хотим, то и будем делать. Не твоё дело».

Елена спрашивает: «Над чем можно шутить в разговоре с подростком в этом ключе, а над чем не стоит?»

Ой, порой кажется, что с подростками ни над чем не стоит шутить. Это невозможно предугадать, на что они обидятся. То, что кажется невинной шуткой, может оказаться для них очень болезненным. Угадать сложно, и нужно быть готовым извиниться, если получилось обидно.

Марина уточняет: «Надо ли с подростком говорить про мастурбацию? И что говорить, если заметишь ребенка, занимающимся ЭТИМ?»

Это маленькому ребёнку иногда нужно сказать про то, что ЭТО не делают при посторонних людях, что человек может себя трогать только наедине с собой. А у подростков обычно нет таких проблем. Заметили? Сделайте вид, что не заметили!
Текст: Ира Форд

http://www.littleone.ru/articles/more/z ... ologi/1324

Рефлекс подсолнуха
В той школе, где учат сегодня наших детей, может выдержать ребенок, который защищен родной семьей. А если мы приводим в такую обстановку травмированного ребенка, который уже испытал стресс и собственную беспомощность, или беспомощность окружающих его взрослых – которые не смогли взять на себя ответственность за ребенка? У такого ученика взлетает тревога, поведение ухудшается, внимание и концентрация снижается, отмечает психолог. В итоге он учится хуже, чем мог бы.

И часто такое ребенок между школой и домом – как между молотом и наковальней. Ребенок получает замечания и плохие оценки в школе, потом дома получает за это нагоняй. Для приемного ребенка это часто двойной стресс. Приемный ребенок часто говорит: такие нормальные родители были, пока школа не началась. И вдруг оказались такие вредные! Он воспринимает такую ситуацию как потерю родителей. Из любящих взрослых приемные родители превращаются в «церберов». Петрановская отмечает, что часто у приемных родителей образуются повышенные требования и ожидания к образовательной норме. У приемного родителя высокие требования к себе, но и к ребенку. И он не понимает, почему ребенок плохо учится. Особенно когда сам он учился когда-то хорошо. А может ребенок делает так назло, потому что не принимает новую семью?

«А у приемного ребенка, особенно после нескольких лет пребывания в учреждении, уже на фоне депривации, хуже всего работает первичная переработка и упаковка информации – так называемый внутренний архивариус, – поясняет Людмила Петрановская. – Поэтому вы можете ему долго что-то объяснять, а завтра он – снова чистый лист. Приемных родителей это раздражает. В итоге приемные дети оказываются в ситуации постоянного стресса.

Я часто прошу родителей провести эксперимент. Представьте, что завтра выходит закон, по которому свободный выбор работы прекращается – ее вам выбирает комиссия. И на ней вы будете работать 30 лет, не имея права отказаться. И вас гнобит начальник, а дома вам говорят – нам уже звонил твой начальник! Ты опять отчет запорол. Теперь неделю без сериала будешь. Переделывай иди три раза свой отчет!

Вот примерная же ситуация у школьника. При этом школу не интересует, если ребенок поет или он гениальный футболист, или он креативный, или он добрый, или он лучше всех моет пол, например! Нет, школа требует четко выполнять нужные действия. Сидеть прямо, вставлять пропущенные буквы, решать однотипные примеры. Если ребенок с этим не справляется, он обречен быть плохим учеником, и не понимает, зачем это нужно».

Но все же со школой нужно стараться сотрудничать, если только это не исключение из правил и какое-то ужасное заведение, советует Людмила Петрановская. Если плоха, тогда лучше ее сменить или уйти на домашнее обучение. А в остальном нужно помнить, что учителя тоже могут быть замотанными и уставшими, а уж про приемных детей они обычно мало что знают. «Поговорите с учителями, расскажите о ребенке, о том, что у него внутри, чем ему можно помочь. Например, стоит знать, что у таких детей мало опыта благополучного общения со взрослыми. И у них не сформировано «поведение подсолнуха» – поведение следования, когда для ребенка органично и естественно тянуться за взрослым, слышать и слушать его, и учиться у него. Нет такого нормального взаимодействия. Когда ребенок не готов к такому общению, у него нет кредита доверия ко взрослому. Часто то, что достаточно всему классу, вашему ребенку недостаточно – лучше подойти к нему и сказать все еще раз лично. Это займет 30 секунд, и это лучше, чем дождаться, что через пол-урока ребенок расстроился, что ничего не знает, и уже плачет, или он уходит в агрессивное поведение», – говорит психолог.

Искренняя радость
Часто неуспешность – это результат страха неуспешности. «То есть ребенок боится, что у него не получится, и у него действительно не получается, – объясняет Петрановская. – Развитие происходит из точки покоя. Любой детеныш хочет учиться. Главное – чтобы ему было не страшно. Школа сейчас не является точкой покоя. Значит, мы не должны втягиваться в воронку истерики и обеспечить в доме ребенку и всей семье покой и уверенность». «А вот есть мнение, что люди лучше работают в состоянии стресса. К ребенку это не относится?» – спрашивает молодой мужчина, папа второклассника, который ну никак, по его словам, не может «войти в учебный процесс». Людмила Петрановская считает, что работать в стрессовом режиме и для взрослого плохо. «Работать под страхом можно, но какое-то короткое время. Вот почему рабский труд неэффективен. Для развития ребенка, чтобы он пробовал новое, стресс не работает».

А вот другой вариант мотивации к учебе, который предлагают родители: «Может быть, правильно призывать ребенка к сознательности? Говорить ему, что «это твоя работа»? Этот мотив работает? И помогает ли способ выдавать карточки за успехи, чтобы потом обменять их на подарок в конце недели?».

Петрановская советует в ответ мотивировать детей собственной радостью. «Приемные дети много делают ради нас, мы просто это недооцениваем.

Для ребенка учеба может быть бессмысленной деятельностью. И если он учится «ради мамочки», то это подвиг, и нужно это ценить. Так что лучше не карточки, а искренняя радость. Это для многих детей важно».

Важно помнить о внимании, которое так нужно приемному ребенку. Не зря же он долгие годы мечтал о маме и семейном тепле! «Часто приемный ребенок хочет, чтобы родитель сидел рядом – без него он якобы не справляется. Но дело не в этом. Просто ребенок боится потерять внимание родителя. Он голодный в этом смысле – он недополучил родительской любви раньше. Пусть мама кричит или она недовольна, но она сидит рядом, и это важно для такого ребенка», – поясняет психолог.

Ну а наши попытки «включить в детях ответственность» – безуспешны. Наши внушения: «Надо захотеть делать уроки! А то вырастешь дворником!» – не работают. «Предложите помощь. Как бы вы помогли своему супругу, если бы ему предстояла тяжелая сложная работа? Наверное, вы бы поддержали его. А не сделали бы так, как мы поступаем с детьми. Делитесь с ребенком своими ноу-хау: как вы сами делаете неприятную работу, как вы справляетесь или себя уговариваете. Тогда ребенок понимает, что вы ЗА него. Вы с ребенком в одной команде против уроков, а не вы с уроками в одной команде против ребенка», – посоветовала Людмила Петрановская родителям, которые, как признают, чаще по инерции прибегают к «воспитательным» методам. Все средства хороши, которые для ребенка выглядят заботой, а не контролем. «Иногда ребенку надо, чтобы вы просто находились в этой же комнате, ваша близость важна. Предложите помощь, не бойтесь делать уроки за ребенка. Помочь – можно. Это лучше, чем говорить: «Сейчас я проверю, что ты там понаписал!». Всякий раз, когда вы выступаете надсмотрщиком, вы бьете по вашим отношениям. А ведь ради этих отношений вы его и взяли из детского дома», – напоминает психолог.

А если мы считаем, что нынешняя школа дает ребенку так мало, то не стоит ли «забить» на школьное обучение, и больше сконцентрироваться на увлечениях ребенка? И важно ли вообще, чтобы ребенок был занят помимо школы какими-то занятиями? Или ему нужно пространство свободного времени? Эти вопросы особенно интересовали родителей.

Людмила Петрановская считает, что для ребенка важно, чтобы у него была сфера успеха. Особенно если он неуспешен в школе. Это может быть спорт, искусство, собака, за которой он умеет ухаживать или делать ей уколы по часам, – что угодно, чем он может похвастаться.

При этом приемные дети бывают быстро истощаемые, поэтому нагрузку нужно подбирать осторожно. Но в таких дополнительных занятиях, кстати говоря, дети могут вовсе не углубляться в предмет преподавания в кружке, а просто тусить, обрастать новыми друзьями – и это очень важно! Нужно также обращать внимание на характер ребенка. Кому-то нужно отдыхать от коллектива, если в семье и так детей много, а кто-то постоянно один дома, и ему нужен коллектив сверстников.

Лариса, мама Гоши, о котором писало «Милосердие.ru», спросила Людмилу Петрановскую, насколько все же ей сейчас нужно вовлекать мальчика в учебу? Напомним, что Гоша остался на второй год и сейчас заново учится в девятом классе. У Гоши никогда не было мамы за его 16 лет, поэтому нужно ли сейчас сильно наседать на него с учебой, ему и без того многое сейчас непонятно (Гоша ушел из детского дома в семью Ларисы буквально месяц назад). Может быть, пусть у него останется его восемь классов, и не нужно его мучить? Нужно ли заставлять детей в подобной ситуации? Людмила Петрановская приводит пример финской школы: там второй год обучения в одном и том же классе воспринимается спокойно, это, скорее, услуга для ребенка, а не наказание. То есть ему еще раз дают те же знания. А 10-й класс там и вовсе необязателен. Второгодник там не является позорным прозвищем. Сейчас у Гоши, возможно, есть гораздо больше других забот и проблем. Пусть лучше он укрепляет отношения с мамой, с новыми друзьями-одноклассниками, выбирает будущую профессию.

Школьные будни: чего боятся родители и чего боятся дети
Но бояться проблем в школе и убегать в домашнее обучение не всегда стоит, считает Людмила Петрановская. Школьные трудности готовят нас к сложной взрослой жизни. Так что если сам ребенок не переживает из-за школьных неурядиц, то значит, все идет хорошо. Однако есть очень чувствительные дети, которых давление школы разрушает. В таком случае может быть полезно обратиться к экстернату или домашнему обучению. Если семьи будут объединяться и создавать свои семейные домашние школы, это только плюс, отмечает педагог. Современная школа как структура сейчас меняется.

Родители часто волнуются, что школа воспринимает их приемного ребенка как-то иначе, чем остальных детей. «Моя приемная дочь со мной уже три года, и в следующем году пойдет в первый класс. Сейчас готовится к школе. Но всякий раз, когда случаются трудности в ее поведении, или она с кем-то поссорилась, или плохо понимает материал, теперь учителя говорят: «Ну что же вы хотите? У вас же приемный ребенок!», – рассказывает одна из мам-участниц дискуссии. – Я не хочу слышать эти постоянные напоминания. Почему я должна оправдываться? Как пресекать такие вещи? И надо ли давать отпор такому отношению?». Людмила Петрановская считает, что нужно подумать в целом – почему вообще у кого-то возникает желание искать причину поведения ребенка в его «усыновленности»? Зачем перекидывать горячую картошку друг другу? Наверное, правильнее делать акцент на том, что ребенок просто маленький, а не в том, что он приемный или его плохо воспитали.

Вообще, рассказывать ли в школе о том, что ребенок приемный, – индивидуальное дело каждого родителя. Лучше, советует психолог, решить это самим. Может быть, сказать кому-то из преподавателей в школе, попросив не распространяться. В конце концов, это момент педагогической этики. В общем-то, это интимный момент семьи. А если сам ребенок спрашивает, говорить ли ему об этом в школе? Опять же лучше обсудить это с ребенком. Если он хочет рассказать об этом своим новым друзьям или учителям – пусть расскажет. Если, наоборот, он боится раскрывать эту информацию – то и не нужно. «Если ты кому-то хочешь об этом сказать – скажи. Если не хочешь – то так и скажи, что это не ваше дело. Это, в общем-то, конфиденциальная информация».

Бывают случаи, когда ребенка начинают преследовать как «детдомовца», или даже родители его одноклассников недовольны появлением в классе таких детей. Дети, оказавшиеся в приемной семье, часто сами рассказывают, что боятся идти в обычную школу: «Не знаю, буду ли я говорить о том, что я из детского дома, – признавался мальчик Гоша, готовясь к 1 сентября. – Я боюсь реакции ребят». Как же реагировать на возможные нападки? «Я не встречала таких случаев, когда ребенка преследовали за то, что он приемный, – говорит Людмила Петрановская. – Но ребенок действительно может бояться. Учитель не справляется, ребенок не успевает с учебой, раздражение накапливается. Вообще в отношении любого ребенка, даже если он кровный, может в классе возникнуть неприятие, по каким-то иным причинам. Даже бывает наоборот, если ребенок приемный, то работает какая-то защита – его оберегают». Но если вы сами понимаете, что у вашего ребенка реально сложное поведение, лучше принять превентивные меры, советует психолог. Призвать коллектив и учителя к сотрудничеству, заранее обсудить с педагогами сложности.

А если у ребенка конфликты с новыми сверстниками в саду или школе – что делать? Забирать его, переводить в другую школу? Если малышу до 11-12 лет, отвечает Людмила Петрановская, то тут важна работа учителя. В 90 процентах случаев тут все зависит от установок и поведения лидирующего взрослого. Если педагог говорит – ну я не знаю, что тут можно сделать, почему он себя так ведет, – стоит идти выше.

«Мой ребенок подвергается систематическому эмоциональному насилию, я не встретила понимания и помощи у учителя», – магическая фраза, которой, советует Петрановская, надо пользоваться.

Ну а уже когда идет речь о подростках, то в их отношения лучше не внедряться –можно лишь предложить свою помощь.

«Мой ребенок второй год в семье, и страшно боится ГИА. «Я боюсь, что стану бомжом, неудачником!» – говорит сын. При этом он признается, что ему лень. Что делать?» – спрашивает мама мальчика-восьмиклассника. Людмила Петрановская замечает, что лень не свойственна детям, лень – это признак наступающей старости, когда человек начинает экономить энергию. На самом деле это не лень, а накрученный страх. Пусть мальчик лучше открыто признает, что боится. А уж потом – поработать над этим страхом. Петрановская приводит в пример случай, когда приемная семья забирала ребенка из коррекционного интерната, и его работники сказали им: «А вы понимаете, что он никогда не сдаст ЕГЭ? И не получит аттестат, и не станет полноценным членом социума?». «Да. Это будет самый лучший автомеханик в районе, и мы готовы предоставлять вам скидку!» – ответили сотрудникам интерната родители. Такая реакция – уверенность в себе и чувство юмора – лучший вариант в такой ситуации. Это поможет справиться с трудностями в учебе.

Теперь главное — не останавливаться на достигнутом. Предположим, налицо навязчивое обкусывание ногтей. Начинайте почаще упоминать это, а еще лучше — категорически запрещайте кусать ногти. Если чувствуете в себе силы бить по рукам — просто идеально. Это вгонит его в еще большее напряжение, появится несколько взаимоисключающих очагов внимания, и дело будет двигаться намного быстрее.

То же самое с кусанием губ, отведением взгляда в сторону, верчением чего-либо в руках и так далее. Употребляйте в момент «серьезного разговора» побольше фраз и оборотов типа «Смотри мне в глаза, у тебя что, совесть нечиста?», «Опусти руки, перестань все время что-то теребить!», «Прекрати кусать сам себя, лучше бы зубы почистил» и тому подобное. Все это закрепляет неуверенность в себе и приводит к желаемым результатам.

Очень хорошо также посильнее напугать, например, так: «Будешь кусать ногти — с тобой никто не захочет общаться» или «Такие плаксы никогда ничего не достигнут», «Если будешь так себя вести, я с тобой больше не буду разговаривать».

Подчеркивайте все время, что вас интересует не ребенок, а его достижения: учеба, умение играть в правильные игры, способность вызывать похвалу других и пр. Прекрасно, если у вас есть союзники: школа, в которой часто публично демонстрируется его совершенная никчемность, родственники и знакомые, которые выражают неприятное удивление теми или иными его качествами. Не забывайте напоминать, что для вас исключительно важно мнение других людей о нем.

Старайтесь в любой ситуации находить причину для недовольства. Ребенка нужно довести до состояния, в котором он понимает, что не может быть в безопасности. В любой, даже очень приятной ситуации мама и папа могут найти признаки его плохого поведения. Обращайте внимание на мелочи: «Не беги», «Не кричи», «Сиди ровно», «Правильно держи ложку», «Надень другую одежду», «Переделай задание» — все годится в дело.

Не оставляйте ему времени на самого себя: он должен быть постоянно занят чем-то важным (важным, естественно, с вашей точки зрения). Он должен как следует уяснить: только вы решаете, что в жизни действительно имеет смысл.

Почаще организовывайте для него ситуацию унижения: задавайте неприятные вопросы при других, если чего-то не сделал — требуйте переделать, если есть возможность — в максимально извращенной форме. Так, например, один мой знакомый родитель спросил сына при гостях, что ему понравилось в просмотренном спектакле, и, после того как ответ оказался неудовлетворительным, потребовал написать рецензию на спектакль, а потом прочесть всем. Мальчик плакал, отказывался, но в результате все написал, как велел отец. Такие прекрасные ходы многократно увеличивают шансы на успех. В описываемом случае одной этой ситуации хватило для качественного нервного срыва, который со временем превратился в хронический невроз.

На каком-то этапе нужно обелить себя и обратиться к специалисту. Ребенок должен понимать, что с ним объективно что-то не так: вы о нем заботитесь, а он действительно плох. Помните: родитель не может ошибаться! Вам нечего менять в своем поведении. Долой рефлексию и сомнения, воистину: у всех дети как дети, а у вас черт знает что!

Действуя подобным образом, вы сможете задать верное направление на всю его жизнь. Он никогда не будет счастлив, у него огромные шансы навсегда остаться инфантильным ребенком, он непременно издергает всех, кто окажется рядом в будущем. А главное, если повезет — ваша энергия достигнет и следующих поколений. Он перенесет все происходящее с ним и на ваших внуков. А дальше — да здравствует невротичная непобедимая вечность!


В этой же серии:
Как правильно портить вкус
Как с гарантией и навсегда отучить ребенка читать
Как грамотно отбить желание рассказывать о себе
Как вырастить вруна
http://snob.ru/profile/29563/blog/96610

Можно быть неродными по крови, но любить и быть привязанными друг к другу. Если вы возьмете маленького ребенка, то он полюбит вас только потому, что вы о нем заботитесь.

Так устроен биологический механизм! Мы заботимся о ребенке (неважно – кровном или приемном) – в ответ он начинает испытывать к нам привязанность – и это подвигает нас еще больше о нем заботиться. Если бы природа не подарила нам такой чудесный психологический алгоритм, справились ли мы со всеми этими неизбежными заботами, волнениями, неудобствами, которыми сопровождается процесс взращивания детей.

Если же ребенок пришел в семью в более старшем возрасте, то, конечно, не стоит от него ждать любви, как от трехлетнего младенца. Ваши отношения уже больше основываются не на биологической привязанности, а на дружбе, уважении, взаимном договоре. И не стоит как-то особенно бояться упреков от вашего приемного подростка — что, мол, вы меня не рожали и командовать мной не имеете права. Точно так же ваш кровный сын может заявить, что не просил его рожать. Само по себе биологическое родительство не является залогом понимания и нормальных отношений в подростковом возрасте. С подростками надо учиться общаться, на этот счет написано масса книг и существует множество курсов и специалистов-психологов. Так что надо превратить ваш страх в задачу – повысить свою компетенцию в общении с подростками. И не просто с абстрактными подростками, а с конкретным человеком. А это всегда немного легче.

2. Не смогу побороть свой эгоизм, не смогу полюбить ребенка, он не станет своим, как родные дети.


А все ли и всегда любят своих родных детей одинаково? Нет, это происходит далеко не всегда. Многие родители понимают, что кого-то из детей любят больше, а кого-то меньше, но редко произносят это вслух. И, конечно, так может случиться, что вам не удастся так же привязаться с приемному сыну или дочери, как к другим детям. Но что делают с менее любимыми детьми? Живут с ними, растят, с большим или меньшим удовольствием. Иногда пытаются разобраться в себе, идут к психологу, работают над выстраиванием отношений.

Приемным родителям, впрочем, вообще не стоит задумываться над этим вопросом, не стоит рассматривать свои чувства под лупой, пока не прошел срок адаптации. Важно помнить, любое ваше отчуждение, неприятные чувства, раздражение – всё это может быть не навсегда. Должно пройти время. В конце концов, как можно сравнивать силу любви? Чем измеряется любовь, как ее измерить?

3. У ребенка будут проблемы со здоровьем, с психикой, социальной адаптацией.

Конечно же, есть вероятность, что это случится. Однако она существует при появлении любого ребенка. Когда женщина ходит беременная, она не знает до конца, каким родится ее малыш. И здесь не стоит говорить о том, где вероятность осуществления страхов выше — статистика не применима к конкретным случаям. Риск с рождением с синдромом Дауна, к примеру, 15 случаев на 1000. Но она статистика ничего не говорит вам о вашем конкретном сыне или дочке. Такая же история с усыновлением. И может быть, даже проще – вашего будущего ребенка уже видели врачи, и уже более менее понятно, что происходит с его здоровьем, психическим и социальным развитием.

Чтобы разобраться со своим страхом, стоит немного подумать: а какие болезни или другие проблемы для вас сложны, но вы готовы с ними бороться, а какие абсолютно не переносимы. Важно определить вашу собственную границу принятия. Некоторые люди панически боятся ВИЧ (хотя это совершенно нерационально), а для других он не представляет угрозы, зато они боятся ограничений в когнитивных способностях или в движении. Это чисто субъективные чувства, надо просто понять, чего конкретно боитесь именно вы, и принять соответствующие решения.

Если у вас был в семье человек, страдающий алкогольной зависимостью, и вы очень боитесь этого, не берите ребенка из семьи, в которой были проблемы с алкоголем. Если человек знает свои болевые точки, он может их учитывать при поиске детей.

4. Моя жизнь сильно изменится, начнутся материальные сложности, конфликты с мужем, с детьми, с родными, соседями, с окружающими.

Все правильно. Ваша жизнь сильно изменится. И важно не питать иллюзий, что это будет небольшое изменение. Вам придется не только потесниться или начать больше зарабатывать. Любой новый человек в семье перестраивает семейный уклад. И эти изменения могут вам понравиться. Не обязательно их надо воспринимать негативно. Но надо понимать, что изменения точно будут! И чтобы разобраться со своими страхами, надо подумать, а что конкретно изменится в жизни нашей семьи, когда к нам придет ребенок того или иного возраста. Как именно я буду использовать те ресурсы, которые у меня есть.

Ресурсы бывают разные – материальные, финансовые, физические, социальные, моральные… Для начала нужно провести их инвентаризацию. Например, я здоровая, я взрослая, у меня есть квартира, работа, есть деньги, навыки и умения, родители, друзья, у нас в районе хорошие школы… и вот в эту картинку надо добавить ребенка. Каких ресурсов не будет хватать и где и как я смогу их восполнить? Нанять няню? Обратиться за помощью к сестре? Поискать новую работу? Но ведь с приходом ребенка в дом ресурсы могут увеличиться. И это не только пособие или бесплатная парковка за третьего ребенка. Это может быть что-то неожиданное. Надо посидеть и подумать, предметно подумать о своих ресурсах.

Одним из важнейших ресурсов для нас является семья – наши мужья, жены, дети, родители, наша большая семья. Для того, чтобы избежать конфликтов с ними, надо заранее обговорить с теми, кто для вас по-настоящему важен, решение о приемном ребенке. Только не стоит думать, что ребенок может улучшить плохие отношения с мужем, с другими детьми, с родителями, что он укрепит семью. Нет, наоборот. Для некрепких семейных уз появление в доме ребенка (и приемного, и родного) – это дополнительная нагрузка на систему, и если неустойчивая, то может и не выдержать…

Но не стоит бояться семейных проблем, стоит открыто со всеми поговорить и принять решение вместе. Не требовать от супруга подчинения, не уговаривать, не давить, а совместно взвесить все за и против, вместе пойти в Школу приемных родителей, вместе оформлять документы, вместе искать своего будущего сына или дочь.

Особая история с кровными родными детьми. Мы должны учитывать их интересы, но не надо забывать, что решение о количестве детей в семье принимают взрослые. А наши дети всегда найдут в чем нас упрекнуть, если им этого захочется. И уж совсем не стоит обращать внимание на соседей, школьных учителей, пассажиров автобусов и посетителей поликлиник. У нас в стране, к сожалению, все еще нетерпимо относятся к любой инаковости.

От непохожести на других незастрахован никто. Ты можешь быть слишком толстым или слишком худым, слишком умным или слишком глупым в глазах окружающих. Бояться, что ребенок не понравится окружающим не имеет никакого смысла. Смысл будет в том, чтобы научиться не впускать чужие злые мысли в свою жизнь.

5. Я не справлюсь с воспитанием, я разочаруюсь в себе и буду жалеть об ошибке.

А что значит в ваших представлениях справиться и не справиться? Справиться – это значит, что ребенок должен получить Нобелевскую премию? Или хотя бы закончить престижный университет? Или стать скрипачом и балериной одновременно? Если вы боитесь, что ребенок не станет академиком, то вам нужно еще немного подумать, готовы ли вы к воспитанию ребенка?

Представьте, что именно для вас является маркером того, что вы не справились? Как это выглядит? Что конкретно происходит? Ведь за «не справился» может стоять множество разных ситуаций. И надо понять, как их не допустить и что если одна из них произошла, то как можно все исправить? Например, подумать о тех ресурсах, которыми вы располагаете.

Нужно разделять чувства, эмоции и поступки. Каждый человек может почувствовать такое, что от себя никак не ожидал. Не стоит винить себя в неожиданного нехороших чувствах. Мы не отвечаем за то, что мы чувствуем, но мы отвечаем за то, что мы делаем.

Я не могу контролировать свои чувства, но я могу контролировать свое поведение и всести себя так, чтобы мне не было стыдно.

Это очень важно — бояться. И важно отрефлексировать, обдумать свой страх: посидеть и хорошенько обстоятельно побояться. Что я буду считать ошибкой, как я могу ее избежать.

Где те границы моего страха, которые уже не поддаются рациональному осмыслению, которые нельзя перевести в задачи, и за которые я уже не могу переходить. Это поможет удержаиться нас от неправильного решения.

http://changeonelife.ru/2015/10/01/pyat ... -noviteli/

-Взять пуговицы, шнурки, кнопки, крючки. Сделать, например, зайчика и морковку, скрепить их между собой либо шнурком, либо пуговицей и петлей, либо крючком и петлей и играть в «покорми зайчика морковкой».
-Взять лоскутки разной текстуры — шелк, хлопок, шерсть. Обсудить, какие они на ощупь: колючий, мягкий, скользкий. Предложить подобрать к ним пары.
-Мелкие предметы — пуговицы, мозаику, шарики — бросить в банку с водой и вылавливать ложкой.
-Взять мешочек с 8-10 знакомыми малышу предметами (ленточка, карандаш, расческа, резиновый зайчик и пр.). Малыш вытаскивает с закрытыми глазами предметы и называет их. Потом можно усложнить задание: сложить все предметы на букву «д». Тренируются тактильные ощущения. Можно выучить все буквы алфавита, тренируется способность выделять звуки в словах.
-Понадобятся 2 тарелки, губка, лейка. Налить в одну тарелку воду и губкой переносить водичку из одной тарелки в другую.
-Бисер, коробочки. Перемешать бисер и попросить разложить (по цвету или размеру) по разным коробочкам — сначала по двум, потом по трем коробочкам и т. д.
-Бусинки, желобок (сделать из шланга), блюдце. Сделать желобок-горку и скатать бусинки по желобку в блюдце. Можно посоревноваться с ребенком, чья бусинка докатится быстрее.
-Оригами. Мять, складывать или рвать бумагу — это развитие ловкости рук и мелкой моторики. Также оригами развивает пространственное воображение, учит читать чертежи, развивает творческие способности.
-Мешки с грузами в 1, 2, 3 кг на веревке. Малыш их будет таскать за собой. Это развивает силу и выносливость рук, крупную моторику.
-Нанизывать на шнурок любые фигурки с дыркой.
-Деревянные гвоздики с молотком. Их можно забивать в пластилин или мягкую глину.
-Банка с отверстиями в крышке: через них можно кидать пробки, бусины, мячики из поролона, пуговицы.
-Мешочки с бобами, фасолью: можно пересыпать или сортировать, а можно в мешочках прятать мелкие игрушки и просить малыша найти.
-Канцелярские кнопки и пенопласт.
-Форма для льда и пинцет, бусинки или ягодки. Малыши до года пусть вынимают ягодки пальчиками.
-Посадить малыша на стул и насыпать ему на стол муку — пусть «рисует» пальчиком, палочкой, кисточкой.
-Поднос, манка и фасоль, сито. Пусть малыш ищет в манке спрятанные фасолины и складывает их в баночку. Можно показать, как отсеять манку с помощью сита.
-Небольшая коробка без крышки и прищепки. Если малыш совсем маленький, нацепить прищепки по периметру коробки, чтобы он снимал. Деткам постарше можно показать, как «пристегивать» прищепки, и они будут стараться сами.
-Магнит (желательно покрупнее) и разные предметы (металлические и не из металла). Малыш проверяет, что примагничивается, что нет.
-Пластиковая чаша с водой, капля жидкого мыла и венчик. Пусть малыш «взбивает» пену.
-Три кастрюли разного диаметра и крышки. Пусть подбирает «правильную» крышку. Еще можно сложить кастрюли одну в другую.
-При пользовании посудомойкой можно позволить ребенку вытащить из корзинки ложки и вилки, только остерегайтесь острых предметов.
-Высокий пластиковый стакан или ваза с водой, разные небольшие предметы: желуди, гайки, бусины, пластиковые детальки, пробки, шарики из фольги. Пока малыш бросает предметы в воду и наблюдает, какие тонут, а какие нет, можно комментировать: тяжелый, легкий.
-Достаем старые журналы или газеты. Их можно рвать — на полосы или кусочки, — и тогда развиваются соотносящие движения руки и хватание. Только сначала нужно показать, как это делать правильно: захватить пальцами обеих рук лист, а потом потянуть в разные стороны. В конце можно бросить клочки вверх со словами: «Осень наступила!» — и вместе весь этот листопад собрать.
-Пластилин спешит на помощь! Не обязательно сразу же заниматься лепкой всерьез. Сначала можно просто помять его в руках — совмещая самомассаж пальчиков и рук и развивая мышцы. А потом можно раскатать лепешку и втыкать в нее все мелкое, что под руку попадется: бусины, камешки, ракушки, крупы и бобовые.
-Шнуровать, открывать-закрывать молнии, липучки — это очень полезно. Есть много игрушек, в которых используется этот прием. Но можно отлично обойтись и без них. Достаточно принести груду вещей и устроить тщательный обыск.

http://vk.com/wall-61545911_48164
Источник: http://www.adme.ru/zhizn-semya/30-sposo ... i-1068710/ © AdMe.ru

Вот это тот случай, когда очень важно чтоб семью поддерживали специалисты, сотрудники служб, потому что иногда, чтоб договориться со школой, нужен кто-то третий. Родители уже бывают настолько затюканные, задерганные, что проваливаются в этих переговорах, либо в агрессию («Не обижайте моего ребенка! Сейчас жалобу на всех напишу!»), либо в жертву («Ну что ж мы можем сделать? Вот такие мы несчастные, не прогоняйте нас пожалуйста»). Очень важно чтоб в эту ситуацию мог включится кто-то третий со здравой позицией, с разумным подходом и мог урегулировать какие-то конфликты, какие-то напряжения. И тут важно чтоб родители не стеснялись и обращались за этой помощью к специалистам, к службам. Это как раз бывает их прямая обязанность.

Для того чтоб таких случаев было меньше, очень важно со школами, с учителями вести постоянную просветительскую работу: объяснять им, что приемный ребенок так себя ведет не от вредности, что у него иногда достаточно сложный старт и сложное прошлое, что нету никакого смысла загонять его в стресс, в ступор, требуя от него невесть чего. За его поведением стоит определённая логика, и если ее понимать, то сможешь лучше ему помочь. То есть это огромная работа, которую нужно постоянно вести, объясняя, приводя примеры, чтоб учителя со временем становились партнерами приемных родителей и работали с ними вместе, а не боролись за то, чтоб бы деть куда-то этого ребенка, и он чтоб не отравлял им (учителям) жизнь.

И есть определенная ситуация когда школа наоборот хорошо принимает приемных детей, какие-то учителя хорошо работают в контакте с родителями, тоже важно чтоб они получали обратную связь об этом. Чтоб они получали слова благодарности, а лучше всего не только они, а и их начальство. Вопрос изменения отношения социума к приёмному ребенку - это не вопрос какого-то фейерверка, после которого все в понедельник проснутся и начнут новую жизнь, это вопрос длинной, долгой истории, игры в стратегию. Ми должны замечать и подчеркивать каждый случай сотрудничества, поддержки, хорошего отношения. И соответственно что-то делать с каждым случаем негативного отношения, конфликта, оскорбления приемного ребенка, выдавливания его из школы и так далее. Это долгая работа по изменению отношения социума к приемным детям, которые часто бывают не очень «удобными», отставшими от сверстников, с какими-то сложностями, со сложными образовательными потребностями, со сложным поведением. Но у нас нет другого способа, мы не можем отправить их на луну, мы должны иметь дело с тем, с чем имеем. И постепенно находить какой-то общий язык и выстраивать эти отношения.

Да любила я ее любила, вопреки всему любила! И целовала всегда искренне, с радостью и удовольствием. Только любовь эта была непривычно другая. Марина, как расплавленный свинец, прикипела к моему сердцу и стала неотъемлемой его частью. Я ощущала девочку своей, но не так, как младших детей-ниточек. Они хоть и были привязаны ко мне и нуждались в постоянной родительской заботе, все же довольно свободно вились за мной. А Марина была, как тянущаяся из сердца проволока. Она не вилась, хоть и гнулась при определенном усилии с моей стороны, а при любом неловком движении причиняла острую боль и заставляла сердце кровить. Чтобы жить, нам требовалось подстраиваться друг под друга и двигаться синхронно и согласованно, но пока это было невозможно. Так что пока мне предстояло научиться направлять дочку-проволочку туда, куда необходимо, опасаясь ее перегибать, чтобы не сломать. А вот выдернуть Марину из сердца было невозможно, это убило бы нас обеих. Такой вот получился болезненный симбиоз. Оставалось ждать, пока эта проволочка обмякнет и станет свободно виться подобно другим детям-ниточкам.

А что до моих придирок? Не все так просто, как казалось со стороны. Совершенно не расстраивало меня то, что Марина чего-то не умеет, как раз наоборот, пугало то, ЧТО и КАК она умеет. Между нами непрестанно шла борьба за границы, за первенство, за контроль ситуации. Неусыпная тревога девочки постоянно поддерживала ее в состоянии бдительности и заставляла жить и действовать согласно законам выживания. В этом невидимом посторонним людям противостоянии мы были с ней на равных, а зачастую она превосходила меня в некоторых умениях. Например, Марина могла просчитать варианты моей реакции на несколько шагов вперед и разыграть какой-то одной ей известный сценарий. И действовала она с завидным бесстрашием, с бесстрашием человека, которому нечего терять. А иногда она демонстрировала абсолютную независимость и полное игнорирование каких-либо границ и правил. Со временем я поняла, в чем моя слабость: я для нее была предсказуема. Бороться с ее тотальным контролем я начала с того, что стала время от времени выдавать неожиданную реакцию на ее поведение. Причем не наигранную, а от чистого сердца. Помогло.

Поведение Марины, которое я пыталась пресечь, поначалу часто походило на обыкновенные шалости. Однако, едва уловимые изменения во внешности: блуждающий взгляд расфокусированных глаз, дерганные нервные жесты, расторможенное состояние, расширенные зрачки, неуклюжесть и угловатость, полное игнорирование обращенной речи - говорили о том, девочкой овладела тревога. Если Марину вовремя не остановить, то вскоре она теряла контроль над собой, и все заканчивалось либо показным хулиганством, либо истерикой. Поэтому требовалось «выдернуть» ее из этого состояния, а на Марину пока действовал только один способ - продемонстрировать свою силу: «Я сильная, я смогу о тебе позаботиться. Рядом со мной ты в безопасности». Только поверив в это, она была способна расслабиться. Отсюда и разница в общении с разными детьми, которая была непонятна стороннему человеку.

Но, к сожалению, невозможно было (да и нужно ли?) каждому объяснить, что причины поведения Марины далеко не всегда кроются только в ее невоспитанности. Со стороны казалось, что девочке просто требуется время, чтобы понять, как поступать хорошо, а как - плохо. На самом деле еще больше времени ей было необходимо на то, чтобы почувствовать себя в безопасности и в принципе допустить мысль о том, что можно использовать другие модели поведения, не те, к которым она привыкла.

А капризы! Окружающие, прохожие и сторонние наблюдатели недоумевали, почему я не спешу удовлетворить любой каприз дочки, а зачастую, напротив, стараюсь удержать ее в рамках. По их мнению, лучший способ продемонстрировать свою безусловную любовь – это дать ей все, что она просит. Разве сложно лишний раз пожалеть или порадовать девочку, прожившую долгое время без родителей? На самом деле, радовала я Марину всем, чем только могла, чем было в моих силах и возможностях. Но вот дать ей то, чего она зачастую добивалась (постоянного контроля над ситуацией и всеми окружающими людьми), значило поддерживать ее в состоянии постоянной тревоги. Нет, этого я не могла ей дать. Простите…

Марина же, моя ненаглядная очаровашка, при этом очень хорошо играла роль сиротки. Вот она вся такая несчастная, никто ее не любиииииит, а мама еще и придирается… И людей трогали ее «спектакли», они проникались безмерной жалостью к этому ангельскому созданию…
Но разве любящая мама даст своему ребенку шоколадку, если тот болен сахарным диабетом, или уложит своего ребенка-астматика на свежескошенную траву в период цветения? Мое противостояние с Мариной, подкрепленное непониманием большинства окружающих людей, держало меня в постоянном напряжении.

Младшие дети, чувствуя мое состояние, все больше требовали внимания. Дергали меня, просились на ручки, капризничали, сын начал закатывать истерики после сада. У него тоже шла адаптация, и, покидая стены дошкольного заведения, он как пружина расслаблялся и выплескивал на меня то напряжение, которое накопилось у него за целый день. Мне казалось, что я сойду с ума, вернее схожу или уже сошла…

Я все больше чувствовала свою оторванность от мира. Не смотря на то, что знакомые, как и прежде, рады были встрече со мной, здоровались и общались, я ощущала, что между мной и окружающим миром опустилась какая-то невидимая стена. Я остро чувствовала свое одиночество, безысходность, непонимание, изолированность… И винить было некого. Идея забрать Марину в семью принадлежала мне. Я получила то, за что боролась…

Дополнительную душевную боль доставляли топчущиеся на месте отношения с Мариной. Я не получала никакого намека на малейшую отдачу с ее стороны (о благодарности речи даже не шло). Я билась целыми днями над нашими отношениями, над ней самой, старалась создать хорошие условия жизни, окружить заботой, любовью и душевным теплом, а результат был нулевой. Марина ничему не радовалась, никогда не улыбалась, никому не доверяла и соответственно всему сопротивлялась, хорошему примеру не следовала, все замечания игнорировала. Девочка не поддавалась ни воспитанию, ни обучению. Совершенно. К семье Марина явно не спешила адаптироваться, она все также отвергала мои любовь и заботу и при этом целыми днями провоцировала во мне гнев и раздражение. Поэтому было вдвойне неприятно и больно наблюдать, как она ластится к другим людям. Моя ежедневная забота на пределе человеческих сил, все неимоверные усилия, направленные на установление связи с дочерью, и бесчисленные попытки найти общий язык с ней приносили только боль разочарования и ощущение пустоты внутри. Сизифов труд! В ответ только истерики, провокации и отторжение. Ко мне она так не ластилась никогда…
Если я хотела ее обнять или поцеловать, Марина пятилась от меня, если я ее звала, то девочка вся сжималась в комок и плелась нога за ногу, как на каторгу. Я не понимала, что я делаю не так? Почему у меня ничего не получается?

4 способа проявления первичной раны/явления «заботящегося врага» в семье:
1. Большинство приемных детей, с которыми мы работаем в нашем Институте привязанности, вступают в психологическую битву с фигурой матери. Эти женщины, как правило, приемные матери, которые делают все возможное, чтобы между ними и их приемными детьми возникла привязанность. Дети с реактивным расстройством привязанности (РРП) воспринимают фигуру матери как угрозу из-за прошлого опыта с их биологическими матерями и отталкивают от себя приемных мам своим поведением.
2. Отец часто считает, что проблема в жене, а ни в ребенке с РРП. Дети с РРП умеют великолепно очаровывать собой других, в том числе их приемных отцов. Отец нечасто видит постоянное "отвергающее" поведение ребенка по отношению к матери. Тем не менее, он часто обнаруживает гнев жены и её разочарование по отношению к ребенку. К сожалению, из-за этого страдают многие браки.
3. Приемная мать становится совершенно другим родителем – тем, кем она никогда не хотела стать. В сознании ребенка такая злая и изнуренная мама воспринимается им как угроза. Ребенок это определяет в своем уме так: "Если я уступлю этой маме родительский контроль, то она тоже сделает мне больно или оставит меня". В результате этого у ребенка только закрепляется страх близких эмоциональных отношений.
4. Приемная мама чувствует себя одинокой. В то время как она, безусловно, чувствует всю «прелесть» поведения отвержения ее ребенка, остальная часть её системы поддержки, в том числе муж, родители, многие психологи и т.д.- не видят этого вообще. Мать чувствует себя изолированной и "сумасшедшей". Именно в это время происходит отказ матери от опеки (усыновления) и разводы в приемной семье.
Я понимаю, как неприятно слышать приемным мамам, когда я называю их «заботящимся врагом». Безусловно, это ни то, о чем они мечтали, когда решили усыновить ребенка. И очень важно таким мамам понимать, что они НИ В ЧЕМ НЕ ВИНОВАТЫ и что ОНИ - НЕ ОДИНОКИ!
Если вы - приемный родитель и находитесь в подобной ситуации, убедитесь, что у вас есть те, кто вас понимает. Пожалуйста, обратитесь к другим приемным родителям в социальных сетях, или найдите группу поддержки в вашем регионе (сообщество приемных родителей).

Как это происходит?
1. Причины:
- повторяющееся отвержение ребенком заботы со стороны приемной мамы без малейшей позитивной отдачи;
- неустанные бесконечные «бои» с ребенком за контроль ситуации требуют постоянного и невероятного самоконтроля;
- ощущение, что негативные изменения, которые происходят внутри тебя и всей семьи, вышли из-под контроля и это никогда не изменится к лучшему.

2. Начальные симптомы:
- физическое и психологическое истощение воздействует как пусковой механизм для событий, которые обозначают как посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР);
- стремление избежать мысли и чувств, уменьшение интереса и нежелание участвовать в значимых событиях семьи;
- снижается влияние и проявление чувств, появляется чувство оторванности и отчужденности от других;

3. Вторичные эффекты:
- усиливаются проблемы со сном (бессоница), появляются раздражительность, злобность, повышенная бдительность и повышенная тревожность;
- беспомощность, безнадежность, гнев и ярость;
- чувство, что ты не такой как все (не в себе); потеря чувства собственного достоинства; ощущение, что ты не можешь контролировать свои эмоции;
- избирательность в восприятии, восприятие себя как жертвы, истощение и депрессия, утрата чувства безопасности.

ЧТО ДЕЛАТЬ?
1. Осознайте, что Вы - не одиноки! Найдите в социальных сетях группы приемных родителей или тематический форум в Интернете и оставайтесь с ними на связи. Те, кто прошел через это и Вас смогут поддержать морально;
2. Обратитесь за помощью к профессиональному психологу, который работает с приемными родителями;
3. Поделитесь с Вашей семьей и друзьями материалами (видео, статьи) о том, что такое ребенок с РРП, чтобы они начали понимать через что Вы проходите;
4. Посетите семинары, организованные в вашем городе для приемных родителей. Посмотрите вебинары на тему адаптации детей с РРП;
5. Обратитесь к вашему доктору, чтобы он смог провести Вам медикаментозную коррекцию депрессии;
6. Возьмите передышку от ребенка с РРП, чтобы восстановиться

Все в этих статьях совпадало с моей ситуацией. Однако некоторыми советами в силу объективных обстоятельств пока воспользоваться не получалось. Зато я начала в интернете общаться с приемными родителями, которые воспитывают детей с РРП, и мне на самом деле морально стало легче. В этой группе я нашла и поддержку, и понимание, и объяснение некоторых поступков, и получила реальные советы, как себя вести, как реагировать и как защитить себя от эмоционального выгорания. Вдобавок к этому я много читала, анализировала, искала ответы на свои многочисленные вопросы, вела дневник, чтобы потом можно было более объективно оценить поведение Марины и свою реакцию на него, а также проследить динамику формирования привязанности. Это на самом деле очень помогало, и в голове постепенно все прояснялось. Только вот вокруг была все та же непонимающая реальность…

Все еще усугублялось тем, что у меня не получалось воспользоваться самым главным советом психологов и опытных приемных мам – регулярно отдыхать от общения с Мариной. Причем сначала я сознательно не хотела пользоваться помощью посторонних, я считала, что другие взрослые внесут дисбаланс в ее начавшуюся адаптацию, и в итоге это значительно замедлит формирование привязанности к семье.Однако со временем я поняла, что морально истерзанная и раздавленная я нанесу дочке больший вред, нежели непродолжительное общение Марины с другими взрослыми. Все-таки отдохнувшая уравновешенная мама – это лучшее лекарство для лечения РРП. И после восстановления сил (хотя бы частичного) у меня появится больше возможностей, чтобы соблюдать правильную тактику в общении с Мариной, не вестись на ее провокации, не поддаваться манипуляциям, трезво мыслить и грамотно реагировать на выпады девочки. Но у меня совершенно не было ни малейшей возможности отдохнуть, поэтому я продолжала истощаться и искать хоть какие-нибудь внешние ресурсы.

И тут Лора закричала.

Успокоить ее получилось только через несколько часов. Лора билась в истерике, рыдала, вырывалась из маминых рук, у нее случились судороги. Родители хотели уже вызвать «Скорую», но Лора, измученная невиданным детским отчаянием, заснула, просто отключившись на руках Мамытани.

В детском доме Лоре повезло — она быстро нашла приемную семью. Свою будущую Мамутаню Ло приметила сразу и во время свиданий буквально не отходила от нее. Воспитательницы говорили, что, не умея определять время по часам, она «чуяла», когда придет Татьяна, и за час до ее прихода уже сидела в коридоре — не вытащить, не выманить ничем.

Лорой девочку назвала родная мама. Мама любила сериал «Твин Пикс» и героин. Однажды ее ломало так сильно, что она решила продать ребенка, чтобы купить дозу. Вышла с девочкой к магазину, подходила к прохожим. Кто-то шарахался, кто-то громко бранил мать, кто-то пригрозил вызвать полицию. Лору никто не купил. Отчаявшись, мать прямо на морозе раздела Лору, толкнула ее в сугроб и быстро ушла. Что было дальше, Лора не помнила. И маму не помнила, осталось только имя.

ОДНАЖДЫ МАТЬ ЛОМАЛО ТАК СИЛЬНО, ЧТО ОНА РЕШИЛА ПРОДАТЬ РЕБЕНКА, ЧТОБЫ КУПИТЬ ДОЗУ
Когда Маматаня забрала Лору домой, девочка была на седьмом небе. Наконец-то она кому-то нужна! Ее выбрала лучшая мама на свете! Она поворачивала голову мамы Тани к себе, целовала щеки, глаза, губы, следовала за ней в ванную и в туалет, плакала, когда мама выходила в другую комнату переодеваться. Школьный психолог на собеседовании определил Лорино развитие как «соответствующее возрасту», но в первый класс Ло не взяли — сказали, девочка совершенно не готова к сепарации, не сможет оставаться на уроках одна. Подождите год.

Ну что ж, подождем, решила Маматаня. А потом Лора увидела снег — и стало понятно, что своими силами не справиться.

Детская психика довольно пластична и даже с ужасающими, запредельными переживаниями часто справляется успешно. Вопрос — какой ценой. Часто детская травма, скрытая от мира до лучших времен, показывается на поверхность только верхушкой айсберга — одним-единственным симптомом, не вызывающим поначалу у родителей большого беспокойства. Чаще всего это симптомы навязчивых состояний или простые фобии. Выдергивание волос. Страх темноты или больших собак. Пересчитывание ступенек и плиток тротуара. Ритуалы и фобии — родственные друг другу состояния, уносящие нас в период детства самого человечества, когда ритуалы помогали справляться с ужасом перед землетрясением или засухой, перед силами, контролировать которые было невозможно.

НИКТО НЕ ПРИВОДИТ РЕБЕНКА К ПСИХОЛОГУ РАБОТАТЬ С ТРАВМАТИЧЕСКИМ ПЕРЕЖИВАНИЕМ — ПРИВОДЯТ ВЫЛЕЧИТЬ ОТ СИМПТОМА
Психотерапия детской травмы требует от специалиста умения сочетать несочетаемое. Никто не приводит ребенка к психологу работать с травматическим переживанием — приводят вылечить от симптома. Чтобы перестал мочить постель ночью. Перестал грызть ногти. Прекратил бояться собак. Стал «нормальным». Однако именно симптом делает пережившего невыносимый опыт ребенка «нормальным», способным более или менее хорошо функционировать. Психика достигает некоторой устойчивости благодаря этому небольшому нарушению, которое, как гвоздь, скрепляет шаткую структуру надломленной детской души. Выдерни гвоздь — все развалится. Симптомов психических расстройств станет больше, они станут упорнее.

Задача психологической работы — редуцируя симптом, предложить ребенку другие, более адекватные способы переработки травмы. Не утешать его, не убеждать — с тобой все в порядке, тебе ничего не угрожает, теперь ты всегда будешь в безопасности, а помочь назвать, описать переживание: я думаю, тебе очень страшно; я думаю, самое страшное для тебя — остаться без Мамытани. Часто близкие, напротив, стремятся не заострять внимание ребенка на негативных переживаниях, опасаясь, что он таким образом еще сильнее на них «застрянет». Но только признав ужас, назвав его, можно действительно все пережить, оставить в прошлом.

Назвав мучающее переживание, можно учиться им управлять. И здесь на помощь приходят увлечения ребенка, его интересы. В случае с Ло это были лошади. На занятия она всегда приходила с игрушечной лошадкой под мышкой. Она рисовала лошадей, просила читать ей книги о лошадях, мечтала ездить верхом.


Иллюстрация: Поля Плавинская для ТД
Поэтому однажды, придя на встречу, Ло и Маматаня обнаружили у меня на столе целую группу пластмассовых лошадок. Коня-папу, лошадку-маму и нескольких жеребят. Один стоял в стороне от всех. Он боялся, что на скаковом поле упадет и сломает ногу. Он боялся, что он самый младший жеребенок и совсем не нужен своим родителям, у которых есть такие красивые, сильные, здоровые старшие дети. Я не справлялась с этой ситуацией — я не знала, чем ему помочь! Мне нужна была Лорина помощь, мне нужен совет! Я ничего не знаю о лошадях, я сама их боюсь!

— Нужно взять его на ручки, вот так — объясняла мне Ло. Гладить по спинке, шептать на ухо, что все будет хорошо.
— А еще что?
— Еще сказать, что мама и папа всегда рядом, и с тобой ничего не случится.

Лошадки всегда появлялись на моем столе перед очередной встречей с Ло, и жеребенок-трусишка всегда стоял в стороне. Лора полюбила эту игру и каждый раз придумывала новые способы утешения жеребенка.

Когда мне показалось, что Ло научилась называть собственные эмоции, рисовать их, описывать их словами, мы приступили к экспозиции.

Экспозиция — прием когнитивно-бихевиоральной терапии, позволяющий снизить возбуждение мозга в ответ на определенный стимул. Иными словами, если последовательно и осторожно предъявлять пугающее, мозг привыкает и перестает панически реагировать на то, что прежде казалось невыносимо страшным.

ЕСЛИ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНО И ОСТОРОЖНО ПРЕДЪЯВЛЯТЬ ПУГАЮЩЕЕ, МОЗГ ПЕРЕСТАЕТ ПАНИЧЕСКИ РЕАГИРОВАТЬ НА ТО, ЧТО ПРЕЖДЕ КАЗАЛОСЬ НЕВЫНОСИМО СТРАШНЫМ
Мы читали «Снежную королеву» (в сцене в замке Снежной королевы Ло сначала закрыла глаза, а потом попросила меня остановиться. Окончание сказки я рассказывала ей просто так, без книжки). Мы смотрели мультфильм «Падал прошлогодний снег». Мы играли в снежки из бумаги для принтера — нарвать длинные полоски, скатать в шарики, повторить много раз, а потом бросать в стену, стараясь попасть в нарисованный круг. Лучше всех получалось у Мамытани.

Мы соревновались — кто больше вспомнит историй, сказок или мультфильмов, в которых речь идет про снег и лед. Ло помнила, что в сказке про Емелю все начинается зимой, я — нет.

И однажды мы начали рисовать снег. Я принесла Ло темно-синюю бумагу и баночку с белой краской. Она взяла кисточку, обмакнула в краску и стала прижимать ее к бумаге. Получалась снежинка. Мы вырезали не меньше сотни снежинок из бумаги. Перед следующей встречей я подвесила их на ниточки в кабинете, и Ло нужно было пройти через бумажный снегопад. Нет, сначала получалось только зажмуриться и пробежать. Потом удалось пройти медленнее. И, наконец, пройти, касаясь руками снежинок, задевая их, раскачивая. Может быть, даже получится полюбоваться тем, какие они красивые и разные? Да, это сложно. Что может тебе помочь? Как я могу поддержать тебя?

Ло научила меня — чтобы было не так страшно, мама должна протянуть ей руку с той стороны.

Дети, пережившие насилие или тяжелую психологическую травму, испытывают огромные проблемы с адаптацией в обществе. Даже те из них, у кого есть любящие приемные семьи, часто отличаются повышенной тревожностью и агрессивностью, прошлое продолжает влиять на их поведение.

Фонд «Нужна помощь» собирает средства для оренбургского фонда «Сохраняя жизнь», который помогает детям забыть пережитые ужасы. С детьми работают психолог и арт-терапевт. Каждые сто рублей, которые вы пожертвуете на программу, сделают этих детей счастливее, помогут справиться с травмой, адаптироваться и жить нормальной жизнью.

https://takiedela.ru/2016/09/chuvstvo-snega/

Или все не настолько ярко, но вдруг он срывается в самый неожиданный момент вообще не понятно по какой причине. Или наоборот, замыкается в себе, молчит, избегает прямых взглядов и контактов с людьми. Окружающие начинают подозревать, что с ребенком что-то не так. Если это повторилось не раз, то вообще всем все становится понятно - это гиперактивность или аутизм, ненормальный, одним словом. А еще очень смахивает на психиатрию. Да, советчики со стороны, как правило, очень добрые люди стараются сразу предупредить недогадливых родителей, чтобы без иллюзий о счастливом и спокойном будущем.
Вот здесь то и стоит сделать паузу, выдохнуть, поблагодарить участливых зрителей. Восстановиться самому родителю и на холодную голову проанализировать одну из последних неприятных ситуаций.
В первую очередь, мы обычно анализируем, что из внешних факторов могло так дестабилизировать ребенка. Потом мы думаем, как их смягчить и научить ребенка справляться с подобными ситуациями, что ему нужно делать, говорить.
Таким образом, мы работаем с симптомом. То есть, как, например, при ангине симптом - боль в горле и мы его полощем. Вряд ли у нас получится благополучно вылечить ангину одним только полосканием, но тем не менее. Плюс к этому, мы еще принимаем таблетки — воздействуем на причину заболевания, вирус.
В ситуации же трудного поведения ребенка симптомом будет само поведение, которое мы, безусловно, будем стараться корректировать, а вот причины придется искать глубже.
Очень часто причиной трудного поведения приемного ребенка, является психологические травмы, пережитые в прошлом.
И травма, к сожалению, не отпускает просто так, не изживается полностью годами благополучной жизни. Она как будто держит за хвост какую-либо из сфер развития ребенка (мышление, эмоции, волю…). Как правило, ту, которая должна была развиваться в возрасте, когда произошло травмирующее событие. Очень часто это можно увидеть по поведению ребенка в стрессовой ситуации, в конфликте. С большой долей вероятности он будет показывать поведение на возраст травмы.
Для проработки травмы необходимо обратиться к психологу, а в быту помочь ребенку научиться жить с этим багажом переживаний.
Не нужно пытаться расспросами выяснить у ребенка, почему он так поступил в конкретной ситуации. Он не сможет найти причину сам, потому что «вылеты» в травматичные эмоции происходят бессознательно и одномоментно. Но зато он придумает много всего интересного, не соответствующего действительности, кто виноват и, что произошло. Лучше, расскажите ему сами, что произошло. Например: «Когда тебя обозвали, ты сильно разозлился, и это нормальная реакция организма. Сразу бить обидчика/бросать в него стул/визжать/ударяться головой о стену… - так делать не нужно/нельзя. Я хочу помочь тебе научиться проявлять свою злость таким способом, чтобы люди понимали тебя, и не было вот этих всех последствий».
Затем необходимо дать ребенку или придумать вместе как минимум 3 способа действий в этой ситуации. Сразу оговорюсь, что держать себя в руках, просто промолчать, не обращать внимание и т.п. – не вариант, так как эмоцию важно выразить.
После этого, вы просите в следующей подобной ситуации попробовать именно один из этих 3 способов, которые вы придумали. После следующего подобного конфликта вы обсуждаете, что получилось или нет, почему, и придумываете следующие способы, если эти не подошли. Именно так, систематично, долго, оставаясь в соратниках у ребенка, можно сформировать поведенческий навык в стрессовой ситуации. Да, сложно, да, прибить хочется, а что делать.


https://www.facebook.com/16716633677101 ... 25/?type=3

Поскольку детям надо на что-то опереться, чаще всего они выбирают светлые моменты: мама же не всегда была пьяная – иногда она с ребёнком занималась. Ну и что, что перед приездом опеки спала два дня, — устала: «я же не голодный был – меня соседка покормила».

Когда Ленку вернули в детдом опекуны, и на горизонте еще только появилась вторая приемная семья, истерики стали постоянными: «Мама меня ищет, а вас любить я не буду!» Причем с чужими людьми девочка общалась нормально, только с потенциальными опекунами начинала драться и биться о стены: «Вы меня все равно сдадите!» После того, как Ленку сдала родная мама, а потом первые опекуны, к другому выводу прийти ей было сложно. Когда состояние ребенка потребовало лекарств, Лариса сама начала искать кровную маму Ленки.

Благодаря соцсетям женщина нашлась довольно быстро. Появлению Ларисы она, как казалось, обрадовалась, и стала рассказывать, что дочку потом искала, но опека не дала ей контактов первой Ленкиной приемной семьи. Позже инспектор опеки рассказал Ларисе: кровная мама Ленки в опеку даже не обращалась. Более того, оказалось: после Ленки в разное время ее мама написала отказы еще на троих детей.


Через пару месяцев переписка Ларисы с мамой как-то внезапно заглохла. Тогда ревущая в голос Ленка (к тому моменту ей было около девяти лет) стала писать маме сама: «Мамочка, это я. Я тебя люблю и очень скучаю!» Ответов не было, и тогда девочка начала их придумывать: «Нет, мама мне писала! Вот про это написала!» И это при том, что всю переписку со своего аккаунта Лариса прекрасно видела: входящих сообщений там не было.

Пришлось ехать по месту прежнего Ленкиного жительства.

«Честно говоря, вы – первые на моей памяти приемные родители, которые ищут кровную родню», — изумилась инспектор опеки и выдала Ларисе адрес Ленкиной бабушки.

В доме у бабушки Ленка прогостила неделю, вспомнила, как бывала там в детстве, познакомилась с дядьями и тетками, выслушала бабушкин рассказ про опеку, которая не отдала ей внучку из-за возраста, и…успокоилась. Теперь родные у Ленки есть, они ее не бросили и, если что, их можно найти через аккаунт мамы Ларисы. Но это уже не очень важно, потому что сегодня у Ленки – куча приключений.

Во-первых, из нашей с Ленкой беседы выяснилось, что у нее в школе сегодня две пятерки и четверка. Во-вторых, на остановку не пришел автобус, а следующий, как Ленка сама смогла разобрать в расписании, должен быть только через полтора часа, так что мама Лариса срочно помчалась на машине Ленку забирать. И теперь, когда они уже встретились, Ленке маме нужно скорее рассказать обо всех школьных новостях. Жизнь кипит. Так что мысли о бабушке – немножко подождут.

Кровная Ленкина мама в этой истории так и не появилась – она опять устраивает личную жизнь.

«Учиться не стану, а пойду замуж за зэка!»

О том, что Таня общается с родней, приемная мама узнала случайно. Как и то, что именно общение с кровными родственниками было причиной двух предыдущих возвратов.

Оказавшись в новом доме, десятилетняя Таня буквально на следующий день отрапортовала кровной матери по телефону:

— А я опять в семье. Здесь классно! Мама, бери дядю Пашу, дядю Сашу, дядю Веню, дядю Сережу и приезжай.

Чувства приемных родителей, которых и в опеке, и в детдоме уверяли, что, проживая в учреждении, Таня с семьей не общалась, легко представить…

Впрочем, когда стали разбираться, немного успокоились. Оказалось: обширная семья Тани, включая ее родную маму, лишенную родительских прав за беспробудное пьянство, жила буквально на соседней улице от детдома. За годы, что девочка там провела, навестить ее приходила только тетя, давным-давно порвавшая отношения с веселыми родственниками и живущая в другом месте. Так что немедленного визита мамы, как и отсидевших не по разу в тюрьме дядьев, можно было не опасаться.

— Если уж они к нам не пришли, к вам точно не доедут, — успокоили в детдоме.

Но также оказалось, что все эти годы связь с родными активно поддерживала сама Таня. В обход всех решений опеки, это совсем несложно. Просто однажды добрый дядя-губернатор распорядился подарить всем детдомовцам телефоны и каждый месяц класть на них деньги. А уж что делают дети с этими подарками и куда с них звонят, в жизни никто не проверял.

Гораздо сложней было другое: по телефону родная мама любила рассказывать дочке, что она бросила пить, давно устроилась на работу и дочку вот-вот заберет. Поэтому новые семьи Таня воспринимала двояко: в них удобно, потому что тепло и кормят, но вообще они – «запасной аэродром».

«Я в школе учиться и по вашим правилам жить не буду, я тут вообще временно! — заявляла девочка. – Если не нравлюсь – сдавайте!» Любые попытки запретить общение с мамой оканчивались криком: «А если там с мамой без меня что-то случится?»


Так бывает: в кризисных семьях, если родители не слишком-то самостоятельны, у детей включается «родительская функция».

Связь с мамой, нормальная для любого ребенка, не разрывается, но выстраивается наоборот. И тогда именно ребенок, рассуждая вслух: «Мама хорошая, она просто болеет», — периодически выливает водку из бутылок и пытается достать в дом еды. Ведь это его семья, а семью не выбирают.

Правда, опыт из такой семьи выносится не всегда благостный. Например, заставить Таню учиться нельзя было никак. Еще она очень любила рассказывать о своих планах «выйти замуж за зэка», — ведь у нее дома это было нормально. Разумеется, всех опекунов такие заявления повергали в шок. Они бросались срочно «переделывать» трудного ребенка.

Перелом в Таниной истории наступил неожиданно. Однажды, когда новая семья Тани вернулась из отпуска, их ждало письмо от Таниной тетки: «У меня плохие новости, — писала женщина. – Танину маму убили».

Из шока («Пока я моталась по вашим отдыхам, произошло вот что! Это я виновата!») девочку выводили с психологами. Сейчас она постепенно обживается в новой семье, даже стала называть приемную маму «мамой».

«Я поняла, что общения с кровными родственниками не надо пугаться, — говорит приемная мама Тани, Ира. — Ребенку очень важно знать, кто он и откуда. Ведь кровная семья ребенка – это его часть: у них общая история рода, общие гены, характеры. Но его родственники – это не только ужас-ужас. Среди них могут оказаться вполне приличные люди, которые, по тем или иным причинам не смогли взять ребенка к себе.

Например, у Таниной тети четверо своих детей. И когда наше с Таней общение совсем заходило в тупик, тетя очень мне помогала. Они с Таней разговаривали и ее, родственницу, Танюха как-то слушалась. Сейчас я иногда отпускаю ее к тете в гости, даже с ночевкой».

Бабушка приходит сама


— О том, что я приемный, я знаю с детства. Меня же в семью забирали из больницы, мне было шесть лет, я все это прекрасно помню. Желание найти родную маму и поговорить появилось много позже, лет в двадцать. Даже не знаю, чего хочу от этого разговора, в глаза посмотреть, что ли? Наверное, все.

Сейчас Руслану двадцать пять, он давно живет в семье волонтеров Оли и Кости, которые когда-то четырехлетнего увидели его в РДКБ и стали ему мамой и папой.

А еще через несколько лет после тех событий в жизни их семьи произошло невероятное. Руслану было лет десять, он в очередной раз лежал в больнице, когда в коридоре его отвела в сторонку женщина из соседней палаты и подробно расспросила, откуда он и как его фамилия.

Вечером та же женщина отвела в сторонку папу Руслана и рассказала: в соседней палате лежит двоюродная сестра мальчика, а она сама – его родная бабушка. Редкий диагноз стал для родственников опознавательным знаком.

Потом был долгий бабушкин рассказ об истории семьи, где два ее сына отказались от больных детей.

Бабушка плакала, в последующие годы еще несколько раз приезжала в Москву при разных возможностях, звонила. Хотя вообще с Дальнего Востока не наездишься. А, с другой стороны, внук был так похож на нее, просто одно лицо.

Общение продолжалось несколько лет, до самой смерти бабушки; помимо двоюродной сестры у Руслана со временем появилась «приемная» — Оля и Костя усыновили девочку Марфу, ей уже 13 лет. И, кстати, она с удовольствием, как и сама приемная мама Оля, общается со своей родной тетей и ее семьей.

Не появилась только мама Руслана. Позже выяснилось: с мужем (отцом Руслана) они развелись, мама снова вышла замуж. И у нее есть приемный ребенок – сын погибшего брата, по возрасту он – почти ровесник Руслана. О самом Руслане родственники пытались с ней говорить, получили ответ: «Для меня это – закрытый вопрос».

— Если я когда-нибудь соберусь съездить к маме поговорить, ты поедешь со мной? Мне так будет легче, — спросил однажды Руслан свою приемную маму. На этом все разговоры о его родной семье у них закончились.

Когда вредна «святая ложь»



Ситуацию комментирует координатор программы «Близкие люди» фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Алена Синкевич:

— Любой человек при рождении испытывает стресс, помимо прочего связанный с потерей привычной в течение девяти месяцев среды обитания. Он попадает в мир, где, по сравнению с внутриутробной жизнью, холодно, голодно, трудно двигаться.

И начинается адаптация к новым условиям. Главным гарантом безопасности здесь становится мама, которую малыш узнает по звуку, тембру голоса, «химии».

Если мама не может быть рядом с ребенком, не может его кормить, защищать, петь ему песни, согревать, играть, разговаривать, развивать, все это может взять на себя другой взрослый — отец, бабушка, тетя, приемный родитель. Новорожденному ребенку будет труднее, чем если бы это была родная мама, но ребенок справится. Этот взрослый или несколько членов его семьи станут для него значимыми людьми. Их присутствие будет создавать у малыша ощущение безопасности, даст возможность нормально развиваться.

Но если ребенка оторвать от таких значимых взрослых (пусть даже номинально выполнявших эту роль), у него пропадает стимул к жизни и развитию.

Появление новых взрослых, претендующих на роль значимых, может сформировать новые стимулы, но травма от потери старых от этого не исчезнет.

Она будет проявляться разным образом — в тревожности или, наоборот, апатии, задержке темпов развития, нарушении привязанности или как-то еще. Способов много и они подчас очень «хитрые».

Общение с кровной семьей помогает ребенку восстановить картину непрерывности своей жизни, ее осознанность.

Восстанавливается и ощущение безопасности, связанное с тем, что значимые для ребенка люди не исчезают из его жизни без объяснения причин.


Алена Синкевич, координатор программы «Близкие люди» фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Фото: facebook.com/alyona.sinkevich

Восстанавливается «логика событий», «смыслы» происшедшего, правда, даже если она «неприятная», и это намного важнее (как показывает многолетний опыт), чем тайны или «святая ложь». У ребенка снижается уровень тревожности, он становится способен осознать причинно-следственные связи, подумать о будущем.

И это касается не только подросших детей, но и тех, кого усыновляют младенцами.

Важно понимать: даже если в сознании ребенка не содержится воспоминаний о кровной семье, это не отменяет их присутствия в подсознании, а значит в жизни ребенка. Они будут влиять на его поведение, эмоциональное состояние. Вот почему стоит работать с историей ребенка, даже если сам он ничего не помнит, даже если нет информации о начале его жизни.

https://www.miloserdie.ru/article/poche ... roditelej/

1. Не выспались ночью или не поспали с ребенком днем
Особенно это актуально для мам маленьких детей. Детки до 3-4 лет могут просыпаться несколько раз за ночь. Маме приходится просыпаться, и это иногда может изматывать. С маленькими детьми целый день мы находимся в напряжении, в активном состоянии. Нам требуется расслабление – например, поспать с ребенком днем и перезагрузиться. Если не получится – мы усталые уже к тому моменту, когда он просыпается.
2. Рутинная домашняя работа
Та, которую приходится выполнять маме каждый день. Особенно, если нам не удалось сменить обстановку: погулять, выйти в магазин, пообщаться с подругами или заняться любимым делом. Мы злимся на ребёнка, потому что фрустрированы.
3. Целыми днями одни
Мы находимся с детьми 24 часа в сутки. Растим детей без папы, или папы уходят рано, а приходят поздно. Когда нет помощников, и мы очень долго вращаемся только в детском обществе. Постоянное общение с позиции старшего, без возможности пообщаться на равных, может быть очень утомительным.
4. Не здоровы
Наше собственное самочувствие, конечно, тоже влияет на то, как мы реагируем на поступки наших детей.
5. Нет времени для себя
Особенно, если мы целыми днями одни! До года-полутора детских лет, если нет помощников, маме очень сложно даже посидеть попить чаю спокойно, сходить в душ, в туалет. И это напряжение постепенно трансформируется в усталость. И мы уже не замечаем, как мы злимся на ребёнка, мужа, весь мир
II. Все идет не так, как мы планировали
Обманываются наши ожидания, и мы испытываем раздражение. В той или иной мере это происходит всегда, но когда срывается что-то особенно для нас важное или желанное, то раздражение может трансформироваться в злость.
Наше любимое чадо не засыпает днем. Часто для мам детский дневной сон – это единственное время, которое они могут посвятить себе: почитать книжку, посидеть с планшетом, расслабиться, отдохнуть и переключиться.
Не смогли вовремя погулять, или поехать в магазин, или встретиться с друзьями. Собирались, но затянули с завтраком и опоздали. И уже не вписываемся в тот режим, в котором планировали сегодня жить.
Болезнь детей. Вчера еще всё было прекрасно, мы планировали кучу интересных дел вместе, а наутро у ребенка поднимается температура. Конечно, с одной стороны мы горячо сочувствуем малышу, но вместе с тем проживаем свою фрустрацию.
Супруг приходит поздно. Вечером мы ждем мужа, чтобы он нас разгрузил после целого дня, но он приходит поздно и тоже устал. А наши ресурсы уже истощены. И в этом состоянии несоблюдение детьми режимных моментов (закончить игру, почистить зубы, вовремя лечь спать) может вызвать очень бурную реакцию с маминой стороны.
III. Наш перфекционизм

Мы хотим быть хорошими мамами, хорошими женами, хозяйками. Стремимся вести себя наилучшим образом и быть идеальными во всем. Но сколько же сил отнимает соблюдение этих правил!
Чистота. Всё должно быть выстирано, отглажено и вымыто. Это настолько важно, что мы полностью сосредоточены на выполнении задачи. И когда нас кто-то отвлекает, например, ребенок требует нашего внимания, — это вызывает сначала чувство раздражения, а потом злости.
Опрятность. Некоторым родителям важно, чтобы ребенок выглядел опрятно, был умытым и чистым. Но ребенок думает иначе! Например, мне приходится за день два-три раза сменить одежду сыновьям. Мы живем в загородном доме, что предоставляет мальчишкам широкие возможности, чтобы испачкаться. Ну а для родителей это дополнительная нагрузка.

Если у нас есть идея фикс, что всё должно быть идеально: везде чистота, дети опрятны, еды — вдоволь, то нарушение детьми этого заманчивого образа вызывает родительскую злость.

Стремление успеть «всё». Часто мы не соотносим наши силы с объемом дел или не занимаемся планированием, впихивая в один день неподъемное количество задач. А когда не успеваем их все выполнить, то испытываем фрустрацию и раздражение.
IV. Недостаточно хороший контакт со своими чувствами и потребностями
Эту причину я хотела бы выделить!
Часто мои клиенты, мамы, на вопрос «что вы чувствуете?» рассказывают не о своих чувствах, а о своих мыслях. Многих взрослых людей такой вопрос ставит в тупик.
К сожалению, во времена нашего детства нас не приучили обращать внимание на то, что мы чувствуем. В советское время это считалось неважным. Поэтому наш контакт с чувствами и телесными ощущениями оставляет желать лучшего. Мама не отслеживает, что она устала, пока не сорвётся на ребёнке.

Часто мамин крик – это признак её усталости.

Иногда мой старший сын, когда я вечером начинаю покрикивать, так и говорит: «Мама, ты просто устала. Тебе надо отдохнуть». Только тогда я спохватываюсь и понимаю, что, действительно, силы на исходе.

Последите за собой: мы себя загоняем, не чувствуем, что нам нужно выдохнуть, сделать паузу. Для этого очень важно понимать свои чувства и потребности.

Когда рождается ребенок, мама погружается в его жизнь и забывает о себе. Это предусмотрено природой — на время женщина отказывается от реализации других своих целей и задач. Но когда ребенок подрастает, многие мамы на автопилоте продолжают жить также, забывая о собственных желаниях. Чувство неудовлетворённости нарастает, рождая недовольство.
Запрет на радость. Бывает, что мы несем в жизни такую установку. Это происходит по ряду причин: воспитание, поведение наших родителей, общая тревожность и т.д. И тогда нам очень тяжело переносить, когда рядом с нами кто-то бурно радуется. А ведь дети — это сплошная радость, они ярко проявляют свои чувства и восторги, активно веселятся и делятся впечатлениями. И если в глубине души есть запрет на радость, мы не можем это принять, и нас это может тревожить и будить нашу злость.
Запрет на злость и агрессию. Еще более распространенный «привет» из нашего детства. Нас воспитывали именно так. И теперь, когда наш ребенок начинает злиться, а это один из этапов его развития, мы всеми силами стремимся задавить любые проявления злости.

Мы пугаемся детских реакций, не можем их вынести, пытаемся их остановить. И, как это ни парадоксально, на детскую агрессию реагируем своей агрессией. Мама шлепает ребенка по попе, чтобы тот перестал злиться.

Установка «хорошие мамы не злятся». Знакомо? Мама должна быть доброй и ласковой всегда. Такой вот запрет на проявление собственных чувств. Это тоже напрямую связано с тем, что у нас нет конструктивных моделей выражения своих чувств и состояний. Поэтому мы держим их в себе до последнего.
Например, мама работает за компьютером, а дети начинают ее дергать. И мама терпит или старается не реагировать, вместо того, чтобы сразу обозначить, что она работает и задать детям модель, что им нужно делать сейчас, как нужно себя вести, как не нужно. И вот мама терпит-терпит, что дети ее дергают, а потом взрывается и начинает кричать.

Срыв на ребенке — это следствие плохого контакта со своими чувствами и потребностями, неумение их выразить. Нет конструктивных моделей проговаривания, поэтому за раздражением сразу, как у ребенка, следуют взрыв и действие.

Сложно принять свою беспомощность. Злостью мы реагируем на нашу беспомощность. Мы не всегда понимаем, что можем сделать для ребенка в ответ на его переживания или действия. И вторичным чувством может возникать злость.
Низкая способность к интегративному мышлению.Интегративное мышление – это способность одновременно испытывать разные чувства. Например – и злость, и любовь. Порой, когда мы злимся на ребёнка, мы так захвачены этими переживаниями, что забываем, что перед нами – наш любимый ребенок. Мы уносимся в переживания, можем наговорить много злого, и потом винить себя.

Повышение нашей способности к смешанным чувствам не даст злости разлиться настолько, чтобы ранить нас и детей. Способность к интегративному мышлению можно развивать и тогда наши вспышки злости будут не такими болезненными и яркими.

V. Завышенные или нереалистичные ожидания от ребенка
Представление о том, что должен или не должен делать ребенок часто становится источником фрустрации. Если это представление не соответствует возрастному развитию ребенка, то нам сложно принимать то трудное поведение, через которое проходят практически все дети, когда взрослеют.

Если у нас есть представление, что ребенок не должен кричать или плакать, или капризничать, или жаловаться, а он это делает, то его поведение может стать причиной злости.

Установка «Будь самым лучшим». Конечно же, мы хотим, чтобы наши дети были умными, счастливыми и успешными. Родители, так или иначе, транслируют детям свои ожидания. А когда у ребенка не всё получается наилучшим образом, мы начинаем сравнивать его с другими детьми. И если наш ребенок в чём-то отстаёт, например, от соседского мальчика — это тоже может стать причиной раздражительности на ребенка, которая потом приводит к злости.
Заключение
Конечно, за всеми названными причинами могут лежать неосознаваемые конфликты, болезненное отношение к себе, низкая самооценка, недовольство собой и своей жизнью. Мы можем не любить себя и также относимся к детям.
Практические рекомендации: если у вас что-то откликнулось из этой статьи, выпишите на листок эти пункты и оцените по степени значимости для вас. Перепишите в порядке приоритетности актуальные для вас причины злости, и начинайте работать над собой, над своими реакциями, вырабатывать новые модели взаимодействия.
Это можно сделать:

* самостоятельно, читая книги, слушая вебинары по теме;
* под руководством тренера и в группе единомышленников, присоединившись к нам на тренинге «Приручи дракона», где мы будем последовательно отрабатывать разные модели конструктивного поведения, разберёмся со своими чувствами и типичными для участниц проблемными ситуациями.

Посмотреть отзывы участниц предыдущих тренингов можно здесь.

http://risuem-i-igraem.ru/pochemu-my-zl ... -5-prichin

— Самый частый мотив на консультациях такой: "сколько можно, мы сделали то и это и все рекомендации выполнили, а ребенок все равно вот так себя ведет" или "мы и репетиторов нашли, и уроки с ним делаем, а он все равно не хочет учиться, не продвигается вперед". В такой ситуации ступора очень важно, чтобы рядом с семьей был опытный специалист. Страшно, когда семья остается один на один с этой проблемой — с непониманием дальнейшего пути, с иссякшими силами, с разочарованием.

Еще одна важная тема, к которой приемные родители часто не готовы,— это кровные родственники ребенка. Да, на курсах в ШПР много об этом стали говорить. Но все равно есть эмоциональная неготовность у людей. Тут важно понимать, что как бы хорошо ребенку в приемной семье ни было — для него важны его кровные родители, они для него "хорошие" на подсознательном уровне. Потому что родители — это часть самоидентификации ребенка, это что-то про него самого: кто он и откуда. И от этого никуда не деться.

— Даже если кровные родители — алкоголики, наркоманы, били ребенка, не кормили, мучили? Они все равно хорошие?

— Да, именно. Ребенок сохраняет память о кровных родителях на уровне инстинктов. И когда я работаю с ребенком, пережившим жестокое обращение, отказ родителя или даже насилие в кровной семье, я вижу проявление противоречивых чувств. С одной стороны, он может испытывать гнев, обиду, разочарование по отношению к кровным родителям из-за того, что происходило с ним в раннем детстве. А с другой — испытывает чувство близости, родства к этим людям и хочет понять, кто они, какие они, он хочет посмотреть им в глаза, поговорить, понять что-то про себя. И это его право, никто не может его отнять, потому что это его жизнь, его родители и его история. И только он может давать оценку поступкам своих кровных родителей. И если приемные родители дают негативные оценки кровным родителям ребенка, есть большой риск получить в ответ негативную реакцию ребенка.

Для приемных родителей это кажется нормальным — сказать, что человек был алкоголиком, безответственным, не заботился о детях, подвергал их жизнь опасности и в итоге бросил. А ребенку говорить такое нельзя.

Ребенку нужно говорить более нейтральные вещи. Потому что оценочными высказываниями мы формируем у ребенка эмоциональное раздвоение: "Родители плохие, они меня бросили, но они — часть меня, они меня родили, во мне их кровь, и я не могу отказаться от них, предать их". Плюс к этому, высказываясь негативно, мы как бы подталкиваем ребенка к выбору между приемными и кровными родителями. Ведь плохих любить нельзя — это логично. Такой выбор для ребенка психологически невыносим. И он сопротивляется ему, осознанно или нет, но, как правило, через протестное поведение. И часто это создает много новых проблем в приемной семье.

— А что должны говорить приемные родители?

— Когда мы говорим с ребенком на тему приемности, нужно придерживаться нейтральных формулировок. Для каждого возраста — в соответствии с уровнем понимания ребенка. Дошкольнику мы будем говорить примерно так: "Твоя кровная мама не могла тебя растить, поэтому ты жил в детском доме, где у детей есть еда, кроватка и игрушки". Младшему школьнику мы будем объяснять подробней, что его мать была больна, ведь алкоголизм — это заболевание. Это было ее решение не лечиться, а жить так. Мы не знаем, почему она его приняла.

С подростком же важно обсуждать буквально все известные факты его истории. Потому что замалчивание и негативная оценка повышает вероятность того, что подросток все равно узнает это из других источников, и неизвестно в какой форме и какие выводы он из этого сделает. Но часто приемным родителям вот это сказать очень сложно. И на семинарах я очень часто встречаю такие реакции: "Да как так, ребенку нужно показать, что за мамаша у него была, иначе он будет себя вести так же, как она". Это неверно. Я не говорю о том, что приемные родители должны оправдать кровных и простить,— мы все имеем право на свои чувства и на свое мнение. Я говорю о том, как нужно на эту тему разговаривать с ребенком. Эта проблема во многих семьях не проработана, к сожалению. И если семья с этим не работает, там есть риск кризиса.

— А если ребенок был маленький, когда попал в приемную семью?

— Большая ошибка думать, что грудной ребенок ничего не помнит и от него можно скрыть, кто он и откуда. Чувства ребенка обесцениваются и обнуляются, и он с этим живет, часто чувствуя недосказанность, умолчание. И это влияет на эмоциональное состояние ребенка. Все эти перепады настроения, всплески активности или, наоборот, замкнутость ребенка — это все может быть связано с отсутствием у него представления о своей истории.

"В обществе очень высоки требования к приемным родителям и детям"

— А отношение общества беспокоит приемные семьи?

— Да, это тоже важная проблема. Как бы ни были готовы люди стать приемными родителями, порой, сталкиваясь с общественным мнением, они теряют почву под ногами.

В обществе очень высокая планка требований к приемным родителям и детям. Первые должны продемонстрировать, какие они идеальные воспитатели, раз им общество доверило детей, а вторые должны всем своим видом и достижениями показывать, как они "исправились" и счастливы в приемной семье. И приемный родитель тратит львиную долю сил на то, чтобы быть буфером между приемным ребенком и окружающим миром. Для каждого родителя вопрос: говорить или не говорить учителю о том, что ребенок приемный? Даже если нет тайны усыновления, все равно каждый раз страшно — а как учитель отреагирует? А не навесит ли ярлыков, не свалит ли все проблемы ребенка на его статус? А как остальные родители детей в классе будут реагировать? А если ребенок как-то не так себя повел, то все будут акцентировать внимание на том, что он из детдома, и будут советовать забрать его из школы, раз родители не могут с ним справиться? Такое я тоже часто слышу от родителей.

А бывает, что на какой-то проступок ребенка родителям так и советуют "добрые люди": "Не можете справиться, сдайте обратно в детдом".

— То есть социальная среда не дружелюбна к приемным семьям.

— Не могу ответить однозначно. Ситуация разная в зависимости от города, сообщества в конкретном районе или отдельной школе. Случаются такие ситуации, когда приходит ко мне родитель: "Ребенок невыносимый, в детском саду видеть нас не хотят, я тоже ничего с ним сделать не могу". Начинаешь разбирать ситуацию и понимаешь, что ничего страшного ребенок не сделал, и вполне можно было это пережить, но воспитатель знает, что ребенок "не такой, как все", родители других детей тоже знают про это, пишут какую-то кляузу, и бедный приемный родитель остается один против целого сообщества. И в этой ситуации мне, как психологу, приходится сосредоточиваться не на ребенке и коррекционной работе, а на поддержке приемного родителя. А бывает, что администрация школы своими силами организует тематические родительские собрания, тратит много сил на адаптацию ребенка в классе, вместе с родителями разбирается в сложной ситуации. Но вторая история встречается намного реже, чем первая.

— Это проблема, наверное, региональная?

— Нет, в Москве тоже люди часто на это жалуются. В регионах, конечно, бывает совсем тяжело. Иногда проводим семинары, слушаем родителей и понимаем, что там не про ребенка совсем, а про удобство окружающих.

— И что делать родителям в таких ситуациях?

— Очень большую роль играют региональные родительские объединения и отдельные активные родители, "включенные" в проблематику. Как правило, они сами, не являясь по профессии педагогами или психологами, много читают, посещают семинары, консультируются со специалистами. Так вот, такие родители несут книги в школы, рекомендуют полезные вебинары, берут на себя организацию семинаров, на которые приглашают знакомых специалистов. Выигрывают все: администрации школы не нужно тратить на организацию этого процесса свое время и силы, родители не борются, а договариваются с учителями, а ребенок учится в классе, где понимают и учитывают его особенности.

— То есть это проблема просвещенности общества, я правильно понимаю?

— Просвещенности, конечно, а еще принятия. Понимания, что дети разные, и кому-то нужно немного больше поддержки. Кто-то с особыми потребностями, кто-то с последствиями жестокого обращения, кто-то просто ранимый. Мы все особенные, а государственным системам очень удобно подвести нас всех под единый стандарт. Но когда понимаешь, что единый стандарт в отношении детей невозможен в принципе, все встает на свои места. В разных компаниях я часто сталкиваюсь с тем, что прогрессивные успешные люди рассуждают о приемных детях цитатами из новостей. К сожалению, у этих людей не возникает желания узнать что-то еще, услышать альтернативное мнение или простую историю из жизни приемной семьи, в которой все иначе.

Тут еще вопрос открытости приемных семей, конечно, важен. Поскольку общество — школы, сады, секции — не всегда готово к приемным детям, многие семьи стараются скрывать, что они приемные. Боятся за детей, боятся конфликтов, не хотят стать изгоями... И в итоге, если приемный ребенок открыто появляется в школе, он попадает в центр внимания, потому что других-то приемных тут официально нет. И внимание это пристальное, и высок риск его перехода в негативное. А если таких детей много, то и педагогам, и родителям других детей становится интересно узнать про особенности приемных детей и про то, как им помочь. Чем меньше у людей информации, тем больше страха.

Сейчас НКО и государственные центры делают очень много в этой теме — семинары, лекции, круглые столы... Но нужна дорога с двусторонним движением. Нужно, чтобы в структурах образования тоже было желание идти навстречу таким семьям.

Последние изменения в законе об образовании привели к тому, что в школы пришло много детей с особыми образовательными потребностями. А школы к этому подготовлены не были.

Критически мало или совсем нет в штате коррекционных специалистов, дефектологов, тьюторов. То есть мало ресурсов. Вот поэтому тоже так много родителей обращаются к нам по поводу школьных проблем.

— А все-таки что вы рекомендуете родителям, которые столкнулись с негативизмом в школе?

— Советую не идти самостоятельно с разъяснениями — потому что родитель может оказаться крайним. А привлечь третью сторону — профессионального психолога, социального педагога, например. Пригласить его в школу, в учительскую или на классный час. Это всегда выигрышная для семьи ситуация — все провокационные вопросы зададут специалисту, весь негатив примет специалист, и все последующие претензии будут адресовать специалисту. Но инициатором такой формы общения все равно должен быть родитель.

"Сама государственная система сопровождения не заточена под постоянное сопровождение"

— Родители выгорели, ребенок не оправдал ожиданий, и семья осталась один на один с проблемой. Что делать в такой ситуации?

— Выгорание характерно и для приемных родителей, и для специалистов, и в целом для работников социальной сферы — просто заканчивается ресурс. Очень важно постараться обратиться к профессиональному специалисту до наступления выгорания. Если родитель выгорел и приходит на консультацию, то бесполезно давать ему какие-то рекомендации для воплощения в семье — у него уже нет ресурса все это делать. И тогда нужно просто работать с родителем, помочь ему восстановиться. Иногда доброго слова родителям бывает достаточно для нового старта. Похвалишь — они оживают: "Правда? А мы думали, мы ничего не смогли и все испортили". Иногда нужно искать каких-то помощников для семьи, кому можно делегировать часть полномочий.

— А восстановить родительский ресурс можно? Если его уже нет?

— Я часто работаю с выгоревшими родителями, поэтому скажу про свой опыт: если родитель дошел до консультации психолога, это уже большой шаг. Он молодец, его нужно поддержать в этом. Дальше нужно смотреть, что родитель уже сделал для ребенка в семье. Более ресурсным родителям я советую делать это самим — понять, что удалось, как изменился ребенок. Нересурсным родителям психолог должен показать, что они сделали очень много, прямо перечислить по пунктам. Я, как специалист, вижу детей в семьях и вижу, как они меняются после интернатов. Это колоссальные перемены. И я показываю родителям: это ваша заслуга, посмотрите, что вы сделали за этот год-два-три. И это тоже один из мощных ресурсов для родителя.

Есть еще способ — уходить от глобальной проблемы к конкретным симптомам и разбивать эту проблему.

Когда родитель приходит на консультацию, в подавляющем большинстве это звучит так: "Все, жизнь кончена, я ничего не смог, ребенок меня ненавидит, я его тоже".

Начинаем разбираться, выясняются причины: плохое поведение ребенка, усталость родителя, негативное отношение окружающих. Разбираем каждую составляющую по отдельности. И когда мы находим причину плохого поведения ребенка или плохого отношения окружающих, то тогда мы с этой конкретной проблемой учимся справляться. Поиск инструмента для решения одной проблемы — это тоже ресурс.

Еще родителям нужно понять, что именно помогает им восстановиться. Часто приемный родитель превращается в механизм для обеспечения жизнедеятельности ребенка: он содержит ребенка, кормит, учит, сопровождает. И забывает о том, что взрослому человеку нужно время и для себя тоже. Это, кстати, касается любого человека, не только приемного родителя.

— Родители не знают таких очевидных вещей?

— Мы все часто не знаем очевидных вещей про то, как помочь самому себе. Для этого и нужны специалисты помогающих профессий. К сожалению, система сопровождения приемных и кризисных семей недостаточно продуктивно работает. В Москве много фондов, некоммерческих и коммерческих организаций, которые оказывают услуги сопровождения, консультационные, психотерапевтические услуги. В регионах часто ничего этого нет, кроме государственных центров сопровождения. Но я вижу по людям, что они с большим трудом идут в государственные центры. Даже на бесплатную консультацию в благотворительные фонды идут, только когда уже совсем прижало. А в государственный центр — боятся.

— Боятся, что станут неблагонадежными для опеки, что заберут детей?

— Да, к сожалению, этого очень боятся. Не хотят привлекать к себе внимания. Я много езжу по регионам и точно знаю, что во многих городах уже точно есть хорошие специалисты, но мы видим, что люди приходят в последний момент, а иногда и не приходят вовсе. Доходят до кризиса.

И конечно, сама государственная система не заточена под постоянное сопровождение. Помощь оказывают по ситуациям. Но чтобы семья была постоянно в поле зрения специалистов — этого нет или встречается редко.

— Постоянно в поле зрения — это как?

— Я могу рассказать на примере своей работы с коллегами в фонде "Здесь и сейчас" — в ресурсном центре помощи приемным семьям. Там у нас была разработана система сопровождения. Обращались часто семьи с самой стандартной проблемой — ребенка выгоняют из школы, семья в кризисе. В такой ситуации с семьей работала группа специалистов: с родителями работал один, с ребенком — другой, координацией всех процессов, в том числе со школой, занимался куратор. Кроме этого, проводились тематические семинары для родителей, групповые занятия для детей. Но еще — и это очень важно — куратор нашего центра работал со школой. То есть он выезжал в школу, общался с администрацией, учителями, участвовал в педсоветах. При необходимости центр помогал подобрать новую школу, договаривался с новыми педагогами. И когда ребенок уходил в эту новую школу, куратор обязательно знал, что там дальше происходит, общался с учителями, с ребенком. Если ребенок посещал занятия специалистов в других местах, то специалисты нашего центра тоже отслеживали это и старались быть на связи с коллегами. Вот это и есть комплексное решение проблемы семьи, на мой взгляд. И в Москве у нас получалось это делать. В некоторых городах есть коллеги, которые делают такую работу.

Но в большинстве случаев, когда мы рассказываем об этом опыте, нам в государственных центрах говорят: "Какое курирование, у нас 300 приемных семей и два специалиста на всех".

— То есть у государства тоже нет ресурса.

— Мне сложно сказать, есть ли у государства на это ресурс или все дело в отношении к данному вопросу.

"Бывает, что ребенок не просто провоцирует — он прямо говорит: "Ударь меня""

— Ребенок плохо учится, дерется, ворует, родители срываются, кричат, обвиняют ребенка и, может быть, даже доходят до его возврата в детдом. Знакомая ситуация?

— Да, у людей сил не осталось, и они не обращаются за помощью. Взрослые, к сожалению, склонны в конфликтной ситуации с ребенком обвинять его в случившемся. Признаться себе в том, что это я что-то делаю не так, безумно сложно. Ситуацию с приемными семьями, как я уже сказала, усугубляет еще и высокая планка ожиданий общества и несоответствие ребенка и семьи этой планке. И тогда мантра "я плохой родитель" или "у меня плохой ребенок" истощает человека очень быстро. Часто родители доходят до специалистов с запросом: "почините моего ребенка". А для ребенка быть причиной всех бед — непосильная задача, от этого его разносит еще больше. Но пусть и так — главное, что пришли. Когда семья обратилась за помощью, все меняется. Дальше уже все зависит от специалистов, они разбираются, кого "чинить", а кого спасать.

Фото: из личного архива

— Выгорание — это всегда ситуация возврата?

— По-разному. Очень многие родители говорят: "Ни в жизнь не отдам", при этом прибить готовы, ресурса нет, что делать, не знают — но не отдадут.

— Вы часто сталкиваетесь с тем, что приемные родители бьют детей?

— Бывают такие ситуации, да. На консультации мама говорит о том, что она не выдержала и ударила ребенка. Это мой конфиденциальный разговор с мамой. Я предупреждаю маму, что если ситуация в семье выходит за рамки и угрожает здоровью и жизни кого-то из участвующих, то я вынуждена буду раскрыть конфиденциальность беседы и обратиться в опеку. Но если мама обращается за помощью, со слезами говорит, что все понимает, что поступает неправильно, что у нее чувство вины и бессилия — я ей, конечно, помогаю. И мы разбираемся с этим ее бессилием. При этом я обязательно должна провести встречу с ребенком, чтобы понимать, что ему ничего не угрожает.

— А приходилось обращаться в опеку?

— К счастью, нет. Обычно терапия помогает.

— А что вы говорите маме, которая бьет ребенка?

— Что она обнуляет все то, что ранее для ребенка сделала. Что она ничего этими шлепками не добивается, потому что каждый шлепок — это унижение ребенка, это откат ребенка очень далеко назад, в ту точку, где его взяли из детского дома в семью. Откат в психологическую травму, в боль, страх, одиночество и бессилие.

В ситуации, когда взрослый поднимает руку на ребенка, ребенок выигрывает всегда. Потому что у взрослого это последний аргумент в противостоянии, а у ребенка еще их тысячи.

И в такой ситуации остается только одно — восстанавливать ресурс родителя и доверие ребенка. Если родитель идет на такую работу, ситуация меняется. Я убеждена, что физическое насилие — в том числе в виде шлепка — ни в коем случае не должно присутствовать в здоровых отношениях с ребенком.

— Это правда, что приемные дети иногда сами провоцируют родителей на насилие?

— Да, один из симптомов расстройства привязанности — это провокация родителя на применение силы. Как правило, дети с опытом жестокого обращения в кровной семье добиваются, чтобы их били в семье приемной. Бывает, что ребенок не просто провоцирует — он прямо говорит: "Ударь меня, накажи меня, вот ремень, ну давай, побей". Родителям важно знать об этом и ни в коем случае, в каком бы заведенном состоянии они ни находились сами, не идти на эту провокацию. К сожалению, я знаю случаи, когда родитель как бы имитирует наказание, потому что после этого ребенок успокаивается. Этого делать категорически не нужно. Необходимо говорить ребенку, что вы этого ни за что не сделаете — и успокаивать его другими способами.

— А зачем это ребенку? Получить эмоции?

— Да, в том числе. Как я уже сказала, это один из симптомов нарушения привязанности, потому что у ребенка был вот такой контакт со значимым взрослым в травматичный период его жизни. Он плакал, пытаясь получить внимание и заботу, а взрослый его бил, и так ребенок получал хоть какое-то внимание и эмоции значимого взрослого. А может быть, у него было два варианта взаимодействия с родителями — когда его не замечают и когда его бьют.

Есть еще один фактор — потребность сбросить напряжение. Тревога, страх или злость нарастает, конфликт назревает, и проявляется большая потребность сбросить все это, буквально телесно завершить конфликт. Почему люди кричат, бьют посуду, дерутся, в конце концов? Через это сбрасывается то напряжение, которое физически невыносимо. Но если взрослый может затормозить, потому что у него работают механизмы торможения, то ребенок тормозить не умеет, а телесная потребность сбросить напряжение очень высокая. Наверняка многие встречались с тем, что ребенок вечером перед сном кругами бегает по комнате, пока не ударится обо что-то и не зарыдает. Он таким образом разряжается. И даже если больно — ему становится легче. У детей с расстройством привязанности болевой порог часто снижен, и они быстро забывают про этот негативный опыт — ударили, поплакал, отпустило, жить можно. Но я повторяю — даже в таком случае идти на поводу у ребенка — это путь никуда. Нужно использовать другие способы разрядки, нужно работать с психотерапевтом, психологом, арт-терапевтом, и, конечно, ребенку очень важно чувствовать себя важным, значимым, любимым — а родитель должен ему помочь это почувствовать.

— Помочь можно любой семье? Даже такой, где родители выгорели и бьют по попе?

— Работать с семьей можно всегда. И всегда можно изменить ситуацию, если человек жив и готов меняться.

— Сейчас много говорится о необходимости обязательного сопровождения для приемных семей. Вы поддерживаете такую идею?

— Ну а каким оно будет? Надо будет отмечаться в журнале? Проводить плановые диагностики? Подавать свои фотографии на стенд? Смысл есть только тогда, когда запрос появляется у самой семьи. Если семью загоняют в рамки обязательных механизмов, то для нее это будет лишняя и неприятная формальность.

— Ну, может быть, нужна хотя бы психологическая диагностика ребенка раз в год? Как еще узнать, насколько ребенку в семье хорошо, как там о нем заботятся, соблюдают ли его права?

— Диагностика нужна по запросу, она должна проводиться каким-то очень мягким в эмоциональном смысле способом. Эти дети уже прошли в системе 150 тысяч диагностик в разной форме. Что означает такая диагностика? Ребенок живет в семье, потом его позвали раз в полгода, протестировали, что-то не понравилось, и его отправили жить обратно в приют? Для чего такая диагностика?

— То есть вы считаете, это бессмысленно?

— Я должна понимать цель диагностики. Мы на что смотрим — какой вес он набрал? Стал ли лучше считать и читать? Бьют ли его в семье и как он относится к папе или маме?

— Ну да.

— Ну тогда что получается?

У нас повышается контроль над семьей, а значит, у семей повышается недоверие к этим службам. Семьи закроются еще больше.

Я бы предложила другой вариант: семья находится в постоянной программе сопровождения, родители приходят на консультации, ребенок ходит на развивающие занятия — песочную терапию, сказкотерапию — и я, проводя мониторинговую диагностику, вижу, каким ребенок пришел в программу, как он ее прошел, каким он стал на выходе из программы, каких навыков у него добавилось и снизилась ли его тревожность или нет. В таком случае понятно, какая у нас цель — помочь ребенку жить более комфортно в семье, в обществе. Помочь его семье. И если мы говорим о такой форме сопровождения — то я ее поддерживаю. И родители наверняка поддержали бы. А если мы проверяем, чтобы уличить родителей и вернуть ребенка в приют, то это никому не нужно. Контроля у нас и так достаточно.

"Расстройство привязанности — это механизм выживания ребенка"

— Реактивное расстройство привязанности — приемные родители все чаще слышат этот диагноз. Как дети проявляют РРП, опасно ли это для ребенка и семьи?

— Это как раз моя специализация — психологическая травма. Само расстройство привязанности — это реакция психики ребенка на ситуацию жестокого обращения, пренебрежения нуждами ребенка в асоциальной среде, сиротском учреждении, отсутствие значимого взрослого в жизни ребенка, наконец. То есть это такая психологическая защита, и благодаря этой психологической защите ребенок выжил. И я всегда говорю об том родителям. Грубо говоря, можно даже сказать спасибо этой его модели поведения, которая спасла его от смерти. И когда он попал в семью, мы можем снимать этот симптом, создавая для ребенка среду, в которой такое поведение будет не нужно.

— А как ранняя психологическая защита может вредить ребенку?

— Психологическая защита не может вредить. Способы ее проявления могут мешать в изменившихся условиях жизни. Ведь как формируется эта защита? Если ребенок систематично подвергается, например, физическому насилию, то у него происходит эмоциональный отказ от контакта с родителями или воспитателями, от близких отношений с взрослыми — просто для того, чтобы больше не было боли. Эмоциональное насилие — это то же самое. И войти снова в отношения с другими людьми, в контакт с ними такому ребенку очень трудно. Благодаря своей психологической защите ребенок выживает — у него больше нет риска испытать боль в отношениях, потому что он держится на расстоянии. И когда он уже попал в семью, в благополучную обстановку, и значимые взрослые его поддерживают и делают все, чтобы войти в контакт с ребенком снова, ему все равно очень трудно поверить и решиться. Потому что это страшно, потому что уже было больно. Боль от потери есть даже у младенцев, это память тела.

— То есть даже если ребенок провел в боксе для отказников два месяца, он это помнит?

— Да. Даже две недели в одиночестве и без значимого взрослого могут запомниться навсегда. Вот часто слышу от родителей: "Да мы ребенка взяли в три месяца, он ничего не помнит". Но смотрите, что пережил ребенок. Он родился и оказался в один момент без мамы, без телесного контакта, без тепла, без ощущения безопасности. Он оказался один, в большой и страшной пустоте, где можно умереть. Именно здесь — корни депривации. Если мы посмотрим на животных, то детеныш умрет в такой ситуации.

У человеческого детеныша тоже происходит эмоциональное умирание. Но они такие молодцы, они выживают непонятно на каких механизмах.

— Значит, вот эти два месяца в раннем детстве могут повлиять на всю дальнейшую жизнь ребенка?

— Да. Мама отказалась от ребенка, или его отобрали, но ребенок не умер, он построил барьер, отгородился от мира и выжил, вопреки всему. И когда он вырастает, ему страшно формировать привязанность уже на уровне подсознания. Он может любить новых родителей или свою жену, но он боится формировать привязанность — стабильные прочные отношения — потому что слишком велик страх, что опять бросят, потому что в младенчестве он пережил эмоциональную смерть и до сих пор в памяти его тела живет эта боль. Ему больше не хочется умирать, переживать все это заново.

— А как понять, что маленький ребенок испытал эту травму?

— Симптомы могут быть разные... Ребенок может дистанционно себя вести — вы берете его на руки, а он не смотрит в глаза, смотрит в сторону. Вы с ним разговариваете, он вас слушает, но не реагирует эмоционально. Обнимаете — тоже нет реакции или она формальная. У более взрослых детей часто родители замечают один из симптомов — эмоциональные перепады. Ничего вроде бы не происходит, минимальный повод, и ребенок впадает в истерику. Или только что все было хорошо, обнимались, а он укусил маму за ухо. Так действует это расстройство — сопротивление контакту.

Бывает и наоборот, когда дети, напротив, очень прилипчивы, причем прилипают к каждому встречному. Так ребенок выжил в сиротской системе или в асоциальной среде с кровными родителями, у него такой опыт, когда благодаря улыбкам и "хорошему поведению" он добывал себе еду. И он помнит, что чужим людям надо улыбаться, их можно обнимать, а они за это дадут что-то хорошее. И наоборот, ребенок может вести себя агрессивно, озлобленно, ухитряется обманывать близких, юлить в приемной семье — опять же он благодаря такому поведению и выжил в сиротском учреждении. Ребенок может манипулировать родителями, другими детьми в семье — но давайте посмотрим, где ему это было выгодно и когда он этим пользовался? Когда он "умирал" эмоционально. Расстройство привязанности — это не механизм против приемной семьи, это механизм выживания ребенка.

— Неусидчивость, гиперактивность — тоже симптомы?

— Я вообще не сторонник злоупотребления диагнозами в таких ситуациях. Потому что бывало, что ребенку диагностировали расстройство привязанности на основе его гиперактивности — а ребенок просто гиперактивный, без подводных камней. Расстройства аутистического спектра тоже, бывает, ставят на основе вот такого поведения, которое я описала, причем делают это родители, педагоги, воспитатели в детском саду. И сейчас родители ко мне приходят и с порога говорят: "Ой, у нас расстройство привязанности". Откуда они это знают? Кто это диагностировал? А когда человек слышит диагноз, то голова его как работает? Он думает: это болезнь, какой ужас, надо срочно лечить. Он думает только об этом, начинает лечить и не дает ребенку и себе жить.

— Но махнуть рукой он тоже не может.

— Я за то, чтобы в начале работы с семьей и ребенком уходить от диагноза и смотреть на симптоматику. Ребенок может быть вспыльчивым, у него могут быть снижены когнитивные функции, может быть задержка психического развития, речевого развития, он может бесконечно что-то говорить не по делу, как будто забалтывать свою боль. Мы выделяем один из симптомов его поведения. И разбираем — почему он это делает, что он чувствует, как ему помочь. Например, приведу обобщенный случай. Родители ко мне обращаются и говорят, что ребенок жестокий. Разбираем, как это конкретно проявляется. Приемный ребенок как будто специально шумит и заводит скандалы с другими детьми дома, когда мама просит вести себя спокойно.

Он бьет брата и потом, когда мама ругает, а брат плачет, не испытывает вины и даже может улыбаться. Но эти симптомы не означают жестокости ребенка.

По ним можно предположить, что мальчик так входит в контакт с близким человеком. В это время он получает участие, общение — все им интересуются. Он удовлетворяет свою потребность в общении и внимании. Это его "жизненный" навык, а других у него просто нет. Возможно, у него недостаточно развита эмпатия, и он правда не чувствует, что другому больно или обидно. Это происходит потому, что никто раньше не проявлял эмпатию в отношении этого приемного ребенка, не жалел его и не переживал за него. Ведь сопереживанию мы учимся естественным образом с рождения, когда близкие переживают за нас, а мама гладит ударенную коленку и целует.

Вот когда мы определили потребности, которые хочет удовлетворить ребенок, показывая нам такое поведение,— начинаем учить его другим способам общения и получения внимания. То есть мы сами проявляем эмпатию к нему, может быть, даже утрированно, как к малышу, чтобы он почувствовал наше теплое отношение на себе. И бесполезно в такой ситуации говорить ребенку: "Веди себя хорошо". Нужно давать ему конкретный инструмент поведения. Обнимите, когда ему грустно, погладьте, когда ударился, позовите погулять вдвоем, когда ему одиноко, пожалейте, если он обиделся. Обращайте внимание, когда он проявляет сочувствие, не воспринимайте это как должное, хвалите, говорите, что вам это приятно. И при такой поддержке у ребенка со временем пропадет необходимость использовать старые механизмы, потому что новые будут приносить больше удовлетворения и радости.

— Вы упомянули прилипчивость к чужим людям? А с этим что делать?

— Если мы разбираем прилипчивость к чужим тетям на улице, которые один раз ребенку улыбнулись,— то и в этой ситуации мы видим проявление того же механизма выживания. А еще с этими чужими взрослыми безопасно выстраивать отношения. Потому что они не близкие, они ребенка не любят, а значит, ему не будет больно, если они его обманут или предадут. В таких ситуациях важно давать ребенку уверенность в том, что ваши с ним отношения безопасны и постоянны. И, конечно, необходимо объяснять ребенку степень близости разных людей в его круге — семья, друзья, знакомые. И то, как отличается в связи с этим взаимодействие с окружающими. Тогда мы работаем с его травмой — компенсируем его страхи, удовлетворяем его потребность в любви, защите, ощущении безопасности. Мы говорим: "Да, нам трудно, но мы справимся вместе, потому что я с тобой рядом навсегда".

"Таблетки — не главное средство помощи"

— Все-таки "вылечить" от реактивного расстройства привязанности можно?

— Можно помочь ребенку справиться, да. У ребенка с РРП сохраняется нормальная способность к социальным взаимодействиям, и его можно обучить правилам поведения в обществе, и он будет нормально себя вести. Его можно научить решать конфликты и не срываться. С этим работают психологи. Хорошо бы, конечно, еще работать с травмой, привлечь квалифицированного психолога. И родителям важно знать, что сопутствующие расстройству привязанности особенности поведения ребенка не фатальны. Задержка психического развития, задержка развития, мышления, памяти, внимания, восприятия — все это дело поправимое, если с этим работать.

Для расстройства привязанности характерен высокий и постоянный уровень тревожности. Ребенок в нем находится постоянно, потому что ему надо контролировать близость возможной опасности.

И этот высокий уровень тревожности задействует все мозговые структуры, которые отвечают за речь, за волевую и когнитивные сферы. Все ресурсы ребенка уходят на его тревогу. Тревога мешает ему развиваться, двигаться вперед.

И когда мы работаем с конкретным симптомом тревожности, когда мы, удовлетворяя психологические потребности ребенка, снижаем его тревожность, ребенок как бы освобождается от груза, а продуктивность его мозга повышается. Я по своему опыту знаю, как "выстреливают" дети после психотерапии.

— Значит, школьные проблемы приемных детей часто завязаны на расстройстве привязанности?

— В том числе, и не дети в этом виноваты. Это не они "ленивые" и "глупые". Они заложники ситуации. И самое главное — любое нежелательное поведение ребенка, любые когнитивные проблемы уменьшаются при его помещении в нормальную среду с наличием значимого взрослого. Наличие значимого взрослого — это самое главное. И при наличии такого взрослого негативное детское поведение будет стираться само по себе. Главное — постепенно развивать у ребенка уверенность в его значимости для близких ему людей.

— Если маленький ребенок оказался в учреждении без близкого взрослого, у него наверняка будет расстройство привязанности. А если ребенок живет в семье, но плохой, не удовлетворяющей его потребности?

— Если ребенок жил в семье алкоголизированной, наркотической, где его то приголубят, то тут же побьют, у него тоже высокая вероятность получить расстройство привязанности, потому что он живет на эмоциональных качелях. Для него насилие будет проявлением чувств, потому что жестокое обращение в его кровной семье он воспринимал как контакт с родителями, как отношения. И возможно, он будет проецировать этот опыт и в дальнейшей своей жизни, если не помочь ему разобраться с этим.

— А помочь может только новая семья, новые значимые взрослые?

— Полноценно помочь — да.

— В детских домах детей с расстройством привязанности отправляют пачками в психиатрические больницы, ставят диагнозы, и здоровый в принципе ребенок может всю жизнь пить таблетки и жить до конца дней в ПНИ.

— Понимаете, психиатрические диагнозы тоже встречаются. Поэтому нужно качественное обследование, с привлечением как психиатров, так и квалифицированных психологов, чтобы разобраться, откуда у проблемы ноги растут. К сожалению, в учреждениях действительно до сих пор есть случаи злоупотребления психиатрическими методами. Когда я работала в приюте в Новосибирске, там была такая статистика психиатрических диагнозов, что ее не вынесла бы никакая теория вероятности. Я считаю, что перед тем, как ставить психиатрический диагноз, специалист обязан заподозрить много всего другого. Это как презумпция невиновности.

Точно так же я отношусь к медикаментозной поддержке. Я ее не исключаю, и детям с органическими поражениями нервной системы она действительно показана. Но когда мы выстраиваем, например, для ребенка с гиперактивностью поведенческую и психотерапевтическую поддержку, то это целая система, и медикаментозная помощь не стоит на первом месте. И не дело назначать препараты, не проводя при этом психологической работы. Ведь стабильное состояние, которого мы добиваемся благодаря таблеткам, необходимо использовать именно для формирования новых поведенческих навыков у ребенка, способов совладания с эмоциями. А иначе закончится курс лечения, и что мы получим? Эмоциональное состояние снова вернется к прежнему, а что с ним делать, ребенок так и не узнал. Значит, он будет вести себя как и прежде. Медикаменты не формируют навык.

Знаете, как бывает — со стороны смотришь на ребенка и видишь полную неадекватность: 12-летний подросток ведет себя как трехлетка. А с ним когда-то в трехлетнем возрасте происходило что-то за гранью добра и зла, и вот спустя годы в хорошей приемной семье что-то произошло, что-то напомнило его телу, его мозгу старую травму. И этот стимул мгновенно запускает защитное поведение: вспышка — и у ребенка моментальный регресс на трехлетний возраст. У него помутненный взгляд, он кричит, раскачивается, прячется под столом, делает все то же самое, что когда-то его спасло от смерти. У него даже может пропасть речь. Он не может объяснить, что с ним происходит и почему он не может остановиться, потому что травма происходила в безречевой период его жизни. И в таком случае таблетки — не главное средство помощи. Главное — понимать причину такого поведения и дать такую поддержку ребенку, которая необходима была ему в том возрасте и в той ситуации, которая его травмировала. Нужно перенестись с ним в его прошлое и оказаться рядом с трехлетним ребенком, чтобы ему помочь.

Дети из детдомов имеют очень непростую историю жизни. Она откладывает сильный отпечаток на то, как они формируются эмоционально и психически. Причем под «эмоциональным» я имею в виду конкретно эмоциональные трудности, а под «психическим» — познавательное развитие и особенности коммуникации. Если все это не учитывать, травмироваться можно уже от самой первой картины, которую ты увидишь.

Например, вдруг выясняется, что ребенок, которому биологически – двенадцать лет, интеллектуально развит лет на шесть, а эмоционально – вообще непонятно, на какой возраст, потому что у него еще куча всяких травматических проявлений. Уже это рассогласование ожидаемого и реального может травмировать неподготовленного волонтера. Кроме того,

поведение со стороны детей-сирот в отношении волонтеров бывает агрессивным. Они могут жестко отвергать, либо использовать и манипулировать; встречаются и кражи вещей у волонтеров.

Все это происходит не потому, что они кому-то желают зла. Просто, если до детдома они были в неблагополучной среде, то, естественно, научились вести себя так, чтобы в этой среде выжить. Они не делают скидку на то, что обстоятельства поменялись, что эти люди хотят добра.

Провокационное поведение – это вообще беда, с которой часто сталкиваются волонтеры. К нему не подготовлены даже взрослые, но у них хотя бы есть жизненный опыт – ресурс, на который они могут опереться. Человека же совсем «свеженького», с «розовым» взглядом на мир столкновение с такой действительностью может просто разрушить.

Больше всего любой ребенок хочет в семью, поэтому любой волонтер очень быстро услышит вопросы: «А когда ты возьмешь меня к себе?» «Ты будешь меня усыновлять?» «Где моя мама?»

От них даже опытный волонтер часто испытывает душевное волнение.

И здесь мы сталкиваемся с необходимостью супервизии, потому что люди начинают думать о том, что этого ребенка надо срочно взять к себе, не имея при этом ни условий, ни моральных сил для усыновления или опеки.


Резонанс вместо отстройки
— Какие психологические проблемы могут обостриться, если в качестве волонтеров приходят подростки?

— Волонтер, который приезжает в сиротское учреждение, должен быть личностно устойчив: должен помнить, кто он, каковы его моральные принципы, и зачем он сюда пришел. Профессиональной позицией волонтера относительно тех детей, к которым он пришел, должно быть состояние старшего друга, который что-то знает об этой жизни, и при этом достаточно тепло общается с ребенком.

Именно профессиональная позиция позволяет не вестись на провокационное поведение детдомовца – вспышки агрессии, резкое отвержение, когда ребенок вдруг перестает общаться.

Именно она позволяет не сбиваться на то, что сейчас волонтер дать ребенку не готов – например, усыновить. Отсюда следует, что волонтер должен быть зрелой личностью.

Подростковый возраст характеризуется тем, что молодой человек ищет себя в этой жизни, расставляет свои приоритеты, у него еще не созрела ценностная иерархия, и это нормально. Но, когда мы говорим с подростками, все время сталкиваемся с тем, что они сверяются с реальностью: его представления о мире соответствуют реальности или нет?

Когда такой неустоявшийся подросток приходит к эмоционально еще более шатким, его неустоявшиеся представления начинают рушиться.

В худшем варианте это может обернуться дурной компанией. В менее жестком случае подросток выходит из такого контакта абсолютно дезориентированным: он не знает, где правда, а где – ложь, что хорошо, а что – плохо.

В результате может получиться такой воинствующий субъект, который будет действовать по принципу «куда шатнет»: может начать злоупотреблять вредными веществами, может пойти защищать всех от несправедливого мира. Например,

в самом детском доме подросток-волонтер может начать вести какие-то жесткие переговоры с администрацией, органами власти, чего-то «добиваться», «реформировать».

Чтобы не было: стенка на стенку

— Как этого избежать? Значит ли это, что подростков нельзя привлекать к «контактным» видам волонтерства?

— Я бы не утверждала этого так категорично. Но, во-первых, для подростков нужно проводить обучение. Они должны понимать, с кем они имеют дело; даже если они этого сходу до конца не поймут, то будут хоть сколько-то предупреждены. Это должно быть серьезное обучение, в ходе которого подросткам разъясняют смысл термина «нарушение привязанности» и основных механизмов, из-за которых эти дети сформировались именно так и так себя ведут. Второе:

у подростков-волонтеров обязательно должен быть взрослый сопровождающий.

Это такие устойчивые взрослые люди, которые будут следить за тем, что происходит. Если в какой-то момент они увидят, что что-то пошло не так, то будут просто выцеплять юного волонтера, приводить его в чувство или, например, временно выводить из процесса, пока тот не восстановится.

При этом у юных волонтеров не должно быть покровительственной позиции по отношению к подросткам-сиротам.

Верная позиция — не «наставничество», а «создание здоровой среды сверстников».

Можно устраивать общение подростков с детьми помладше. При этом не будет, по крайней мере, такого дурного влияния, о котором мы говорили выше. Это будут, скорее, старшие дети, которые умеют играть с младшими. Пожалуй, этот способ общения – более здоровый, при нем будет меньше контактов одного несформировавшегося мира с другим.

— А насколько это корректно делать на территории детдома? Мы ведь сейчас фактически вывозим волонтеров на «чужую территорию» и ждем, что они начнут демонстрировать там «правила игры».

— Думаю, если это младшие дети, то встречу можно устраивать на территории детского дома. При взаимодействии с подростками, лучше, если обитатели сиротских учреждений тоже вынуты из своей среды. Можно это делать на какой-нибудь нейтральной территории – например, футбольный матч. Причем со смешанными командами, чтобы это не было стенка на стенку: «домашние против детдомовцев».

Но даже в случаях, когда мы старших отправляем к младшим, волонтеров надо обучать. И еще очень важно, чтобы это были стабильные команды, которые приезжают регулярно. Однократный «праздничный» заезд ничего не даст, а может даже и ухудшить ситуацию – потому что мы ничего не сделали, чтобы показать: в этом мире существуют стабильные люди. Единоразово устроенный праздник только укрепит детдомовца в позиции иждивения.

Отбор волонтеров

— Бывают ли люди такого склада, которых даже в ситуацию «старшие к младшим» возить не стоит?

— Сейчас все организации, которые работают с волонтерами, ездящими в детские дома, отбор проводят очень тщательно. С одной стороны, чтобы устанавливать контакт с незнакомыми людьми, нужны хорошие коммуникативные навыки, но в то же время нужна устойчивость: достаточная уверенность в себе, четкая жизненная позиция, достаточная устойчивость к стрессу.

Я везде говорю «достаточная», потому что понятно: идеала нет. Но в любом случае это не должен быть мечущийся невротик, который сам страдает по любому поводу, никак не может отстроить свою жизнь, понять, что хорошо и что плохо, который сам переживал, например, ситуации травли в школе.

Таких людей, особенно со свежими, непроработанными жизненными травмами, среди волонтеров быть не должно.

— Но ведь люди, вышедшие живыми из травли, как раз наиболее эмпатичны. Они всем сочувствуют, потому что сами побывали в этой шкуре. А тут выясняется, что из волонтеров их надо гнать.

— Бывает два типа людей, которые вышли из травли. Один – про который говорите вы. И тогда речь идет о том, что опыт травли пережит, интегрирован и человек должен снова почувствовать свою значимость. Потому что если он будет кому-то неконтролируемо сочувствовать, то попросту не сможет отстоять свои границы.

Увы, поскольку дети из детдомов – асы в манипуляции и «разведении» мирного населения на свои блага, то у травматика больше опасности быть использованным.

Он будет приносить им свои деньги, покупать телефоны, они будут рассказывать ему, что голодают. Они «поимеют» его не только эмоционально, но и материально, просто разорят.

И делать это они будут не потому, что они – негодяи; просто в их системе мира это – нормально: на всякие блага они пробуют развести каждого вновь пришедшего. И опыт того, что приезжают разные люди, задаривают их подарками, а потом исчезают, у них распространен.

Другие люди, которые выходят из травли живыми, напротив, становятся очень черствыми. Они могут быть склонны добиваться власти за счет других. И тогда он едет в детский дом доказать свою крутизну. Но это совершенно не нужно детям, которые и так неважно учатся в школе и получают мало любви.

Если придет очередной нарцисс и будет за их счет самоутверждаться, пользы им это не принесет.

А поскольку в детском доме вполне могут найтись «бóрзые» подростки, этому нарциссу очень быстро покажут, кто тут главный.

О великой и чистой любви

— Еще сложный вопрос: что делать, если между волонтером и детдомовцем возникают романтические отношения?

— Это очень сложно. Основная особенность подросткового возраста – это переживание романтической влюбленности, и ради нее подростки готовы на всякие безумства. Причем дети из хороших семей, как правило, менее осведомлены о сексуальной стороне жизни, менее подготовлены к взрослым половым контактам. Грубо говоря, девочка из детского дома гораздо больше знает о сексуальной стороне жизни, пусть даже и в извращенной форме.

— Ну, у нее, как минимум, было время этим интересоваться, а если у подростка четыре репетитора в неделю, у него контакт с собственным телом-то иногда нарушен…

— Вот и представьте, что происходит с восемнадцатилетним мальчиком-ботаном, когда он встречается с четырнадцати- или пятнадцатилетней барышней из детдома, которая пышет здоровьем.

Тут на самом деле возможен «срыв крыши», после которого ситуация станет неконтролируемой. И вполне возможны кошмарные истории вплоть до побегов. Не говоря уже о том, что, если парню восемнадцать, у него вообще-то есть юридическая ответственность. Не будем фантазировать, но как психолог я сталкивалась с очень разными историями на эту тему. Потому так обязательна супервизия.

Работа после визита: супервизия и телефонные контакты

— Даже опытных волонтеров мы часто собираем в супервизорские группы, особенно после первых поездок. И конечно нужен опытный человек, чтобы пообщаться с новенькими.

В базовых курсах волонтеров знакомят с «теоретической» частью, но после детдома мы снова проходимся по тем же вопросам: что делать, если ребенок спрашивает: «Когда ты возьмешь меня домой?» и так далее. И приходится обратно этих волонтеров отстраивать, чтобы они могли держать границы общения с ребенком.

— Что делать с контактами после поездки? Все же обмениваются телефонами. С одной стороны, хорошо. С другой, надо ли этот момент контролировать?

— То, что дети начинают потом звонить, — это нормально. Но волонтеру неплохо бы заранее понимать свой временной ресурс. То есть, если я, например, не могу общаться в течение недели, лучше об этом прямо сказать сразу, чем бесконечно скидывать эти звонки. И эта договоренность должна быть установлена с самого начала. Второй момент:

волонтер должен быть готов к тому, что ребенок из детского дома может звонить и рассказывать, какая у него ужасная жизнь, и как ему срочно нужны деньги.

Когда ты находишься с человеком рядом, то можешь как-то соотнести рассказы с окружающей обстановкой. А по телефону очень хочется сразу бежать и спасать.

И здесь опять бывают всякие необдуманные истории, когда волонтер начинает призывать милицию, администрацию детского дома, а потом выясняется, что ребенок все придумал.

Опять же, по телефону проще разводить на деньги, потому что «позвонила кровная мама, а я не могу перезвонить…» И волонтер должен очень четко понимать, что любая денежная помощь в этой ситуации вредна.

Для того, чтобы уменьшить опасность от таких ситуаций, с волонтером неплохо бы даже заключать договор, в котором заранее проговаривать:

сколько времени он готов тратить на волонтерскую помощь, что он должен посещать детский дом регулярно. Что во всяких резких ситуациях он, прежде всего, обращается к супервизору.

Но на самом деле звонки из детского дома – это прекрасно. Потому что в идеале так волонтеры становятся наставниками. А наша задача – обеспечить ребенка контактами, на которые он мог бы опираться после того, как выпустится из детского дома. Чтобы у этого ребенка был телефон человека, которому можно позвонить и спросить, что делать в той или иной ситуации.

Оформляем волонтерскую поездку – юридически и структурно

— Как волонтерская работа оформляется юридически?

— Мы стараемся сотрудничать с людьми, достигшими совершеннолетия. Только в этот момент человек способен нести полную юридическую ответственность, а значит, мы предполагаем, что он может отвечать за свои действия в широком смысле слова.

Но вообще тот договор, который мы заключаем, имеет не столько юридическое, сколько человеческое значение.

Когда подписывается некий документ, ты начинаешь понимать, что занимаешься серьезным делом.

Если же мы берем несовершеннолетнего волонтера, то автоматически есть старший, который в этой ситуации несет ответственность за него и за всю ситуацию, поскольку мы как фонд еще за одного ребенка отвечать не готовы. При этом супервизор, вывозящий группу, очень похож, например, на учителя, вывозящего класс на экскурсию. Учитель же несет ответственность за детей и за всякие происшествия с группой.

— Как велики обычно выезжающие группы и на сколько людей приходится супервизор?

— Думаю, одного взрослого примерно на шесть вменяемых и сознательных подростков. Это – тот формат, когда при условиях хорошего контакта можно более-менее за всеми уследить. Хотя, конечно, если волонтер едет в детдом с целью совершить какую-нибудь глупость, он совершит ее независимо от пригляда.

Плюс – это тот размер группы, с которым потом можно за пару часов обсудить все, что было, собрать обратную связь и, при необходимости, вправить мозги. То есть, возить двадцать неконтролируемых подростков в детдом – смерти подобно. Пятнадцать – тоже много. П вот шесть – проверенное оптимальное число.

https://www.miloserdie.ru/article/yunyj ... opasnosti/

— Как и когда в вашей семье появился новый ребенок? Были ли у тебя в связи с этим какие-то страхи?

Сергей 12 лет: «Это был день рождения старшего брата. Мама ушла в опеку и там ей сказали, что есть Ваня, от которого отказался отец. Сказали, что если его никто не заберет, он поедет в детский дом. Я всегда хотел иметь младшего брата, и когда меня спросили, готов ли я к этому, то сразу сказал: «Да». Первый раз Ваню я увидел в больнице. Мне стало его жаль, потому что он был один, никому не нужен, но я боялся, что теперь мне достанется меньше любви».

Даша, 16 лет: «Мы жили с Гошей в одном детском доме, но особо не общались. Когда Диана (приемная мама) приезжала забирать меня на выходные, он тоже стал выходить к ней на встречу. Постепенно мы подружились. Диана меня забрала, а Гоше помогла найти семью. Он приезжал к нам в гости, стал нашим другом. Потом у него начались проблемы, и встал вопрос о том, чтобы забрать Гошу к нам. Я сказала: «Или он — или я». Не могу объяснить, чего я боялась. Что внимания не будет? Или это гордость была? Сложно сказать. Но я думаю, такой страх бывает у всех».

Даниил 14 лет: «Мама всегда говорила, что хочет взять девочку. И когда она сказала об этом, я был готов и не удивился. Когда я первый раз увидел Каришу, то подумал, что она очень маленькая и ничего не умеет. Ей было 3 года, но она не могла даже сказать «Привет». Кариша очень много плакала, ее надо было постоянно кормить, мыть, переодевать. Маме приходилось все время носить ее на руках. Я подумал, что мама теперь не сможет делать со мной уроки».

Арсений 21 год: «В честь своего дня рождения мама собиралась лететь отдыхать, но так вышло, что она полетела знакомиться с будущей дочкой. А мы, пока ее не было, делали в комнате «нежно — розовый ремонт». Первый раз мы увиделись с сестрой в аэропорту. Было много смешанных чувств. Я не был против нового члена семьи, но все же это настораживало. Как такового страха в том, что внимания будет меньше, не было. На тот момент оно уже и не особо требовалось, я много времени проводил вне дома».

http://chickabiddy.ru/media/images/arti ... v-seme.jpg

Любви хватает на всех. Фото — chickabiddy.ru

— Как вы привыкали друг к другу?

Даниил, 14 лет: «Карина вела себя очень плохо, она очень много кричала, разбрасывала еду, портила наши вещи и дралась. Карина хватала мои тетради и смеялась. Чтобы я мог отдохнуть или что-то поучить, я закрывался в своей комнате. Папа сделал высокие полки, куда мы начали убирать школьные принадлежности. За столом с Каришей есть было невозможно, она плевала в нас и переворачивала тарелки. Мама начала кормить ее отдельно, в детском стульчике. Тогда мы смогли спокойно сидеть за столом».

Сергей, 12 лет: «Ваня вел себя хорошо. Перед тем как войти в квартиру, вытирал ноги, сразу же шел мыть руки. Он меня вообще не трогал, это я его все время поддевал. Когда мама разговаривала с Ваней, я ревновал, иногда заходил к ним в комнату и задавал всякие дурацкие вопросы. Первое время я с ним не ладил, мы ябедничали друг на друга».

Даша, 16 лет: «В первые два месяца Гоша стеснялся, как и все, но потом освоился. Сначала мы ссорились, спорили о чем-то, мстили друг другу. Но сейчас я даже уже не вспомню из-за чего».

Арсений, 21 год: «Конфликтов у нас вроде и не было. Иногда она, конечно, не слушалась, но мы находили компромисс. Моментов «протеста» с моей стороны никогда не возникало. Наоборот, я даже был рад, что меня лишний раз не трогают».

— Что происходит сейчас, какие у вас отношения?

Даша, 16 лет: «Мы прижились, у нас хорошие братско-сестринские отношения. В нашей семье четверо детей, и внимания достаточно всем. Я думаю, это очень хорошо, что у меня есть брат. Когда есть трудности, немногие могут выговориться родителям. Нужен тот, кто поддержит, кто будет ближе к твоему возрасту, к твоим проблемам. Когда есть брат, очень удобно. Он рассказывает свои истории, ты ему свои, вы делитесь опытом и помогаете друг другу».

Арсений, 21 год: «Общий язык мы нашли на удивление быстро. Оба, как оказалось, люди творческие. По сей день я снабжаю ее всякими интересными приспособлениями и скетчбуками. Когда есть кто-то еще — это веселее. Но вопрос личного пространства никто не отменял».

Даниил, 14 лет: «Маме я никогда не говорил, чтобы она вернула сестру обратно, хотя видел, как ей тяжело. Я понимал, что Карина очень сильно болеет и без мамы ничего не умеет. В детском доме она не смогла бы жить. Я же знаю как там. Хоть я и здоров, но там мне было плохо, и я хотел домой. Просто сначала мне было сложно принять сестру такой, а сейчас я привык и не вижу в ней ничего особенного. Для Карины нужно много внимания, я это понимаю и не ревную. Любви хватает на всех. Я научился кормить Каришу, а еще я читаю ей книжки и учу играть в планшет. Одному мне было бы скучно, я рад, что у нас большая семья».

Сергей, 12 лет: «Я боялся, что мне достанется меньше любви, но оказалось, что с приходом Вани, мама стала любить нас всех вместе и по отдельности. И эта любовь стала еще сильней. Я считаю, что очень хорошо, что Ваня живет у нас. Он приносит нам счастье».

— Какой характер у твоего младшего брата (сестренки), кем на твой взгляд, он (она) станет в будущем?

Сергей, 12 лет: «Ваня — хороший и добрый, всегда помогает, как может, часто улыбается. Думаю, Ваня вырастет порядочным и образованным человеком. У него есть для этого все качества. Почти».

Арсений, 21 год: «Она довольно хитрая, эмоциональная, нежная, любит лошадок и всякие необычные вещицы. В этом, мы наверно даже похожи. Только к лошадям я симпатии не испытываю. У нее есть все шансы стать прекрасной девушкой. Уже сейчас многие мои подруги восхищаются ее талантами, характером и красотой. Она мечтает стать иппотерапевтом. Но лично я считаю, что из нее вышел бы прекрасный художник или танцовщица».

Даша, 16 лет: «У нас с Гошей много общих черт. Мы оба общительные, позитивные, активные, вспыльчивые. Гоша учится в педагогическом колледже, и я думаю, если он сейчас возьмется за ум в плане учебы, то станет хорошим, веселым учителем, который будет нравиться детям. А еще, мне кажется, что для его характера очень важно научиться сначала разбираться в ситуации, а потом уже делать выводы».

Даниил, 14 лет: « Характер у Кариши — когда как, но в основном, она веселая и активная. Я думаю, что Карина вырастет хорошей и доброй. Карише надо перестать драться и научиться себя вести, я думаю, она подрастет и начнет все понимать. Даже не знаю, кем она будет, пока она ничем таким не интересуется, но любит командовать. Наверное, если выздоровеет, то будет директором школы».

http://рождениедлядвоих.рф/article/otno ... detmi.html

«Дети должны жить дома. Дома всем лучше, даже если сначала могут быть какие — то проблемы». Фото — рождениедлядвоих.рф

— Как ты отнесешься к тому, что если в семье появится еще один приемный ребенок?

Сергей, 12 лет: «Я считаю, что нужно забирать детей, потому что детские дома, приюты и интернаты – это самое худшее место для ребенка. Ребенок должен получать любовь, а в детском доме любви нет. Если честно, я бы хотел маленькую сестренку, потому что я обожаю маленьких детей».

Даша, 16 лет: «Я бы хотела, чтобы в семье появился новый ребенок, но я бы подождала 2-3 года. Скоро старшим подросткам исполнится по 18 лет, они начнут жить своей жизнью и будет больше пространства. Но мне кажется, для родителей очень тяжело, когда старшие выходят во взрослую жизнь и в это время в семье появляется новый ребенок».

Арсений, 21 год: «В нашей семье новые дети уже появились. И не один».

Даниил, 12 лет: «Дети должны жить дома. Дома всем лучше, даже если сначала могут быть какие — то проблемы. Я очень благодарен за то, что меня забрали, я даже не знаю, что было бы со мной сейчас. Если мама с папой захотят, то пусть берут еще, но, наверное, не маленьких, а то маме будет тяжело».

Комментарий эксперта

Мария Пичугина (Капилина), детский психолог, специалист по работе с приемными семьями:

/www.kommersant.ru

«Появление детей в семье — вопрос родительский. Конечно, мнение детей важно, но вряд ли стоит передавать ребенку ответственность, давая понять, что его голос в этом вопросе — решающий. Хочет ли человек иметь в своей семье детей и сколько — он будет решать самостоятельно, когда вырастет. Одно дело, когда ребенок хочет завести собаку, а другое — появление братика или сестренки. Родителям важно понимать, что для них — это вопрос, а для ребенка — это факт и тема отношения к этому факту. Вот в этом отношении к факту, в его переживании, ребенку помощь родителей необходима.

Очень большое значение имеют отношения, которые сложились у ребенка с родителями. Если в семье царит взаимопонимание и тепло, если это семья с гармоничным и понятным устроением, то вряд ли в ней появление нового человека станет «катаклизмом, несовместимым с жизнью». Но любые изменения — это всегда стресс, и период адаптации к изменениям потребует терпения и усилий от всех членов семьи.

Некоторые дети прямо просят родителей: «Пусть у меня будет братик или сестричка!». Конечно, они не представляют себе, что может означать появление нового человека в семье. Они просто хотят друга, товарища по играм. Но, оказавшись в ситуации совместной жизни, дети довольно быстро понимают, что все не так. Они сталкиваются и с особенностями характера брата/сестры, и с разницей интересов, и с конкуренцией за внимание родителей.

Например, ребенок приходит к маме, хочет с ней поговорить, а она отвечает: «Не сейчас, я сначала позабочусь о Ванечке». Возникает тема ревности. Ребенок думает: «Ладно, что мама с ним, но то, что она с ним, когда это действительно нужно мне! И теперь я не могу это получить!» Ему приходится делиться тем, что ему необходимо — вниманием и любовью родителей. А это чувствительный вопрос. Он может огорчать и пугать ребенка. У него может появиться чувство, что родители его разлюбили.

http://fotocop.ru/img/picture/Sep/25/41 ... c8a3/5.jpg

Важно дать ребенку понять, что отношения надо строить. Фото — fotocop.ru.

Тут очень много зависит от родителей, от того, как они познакомят своего ребенка с мыслью о том, что в их семье появится кто-то еще. Нужно обрисовать ребенку эту ситуацию как можно подробнее. Рассказать, что это будет значить для ваших отношений. Рассказать, почему вы хотите это сделать, рассказать о своих чувствах. Если это ребенок приемный, то почему вы решили взять именно его. Рассказать, что происходит с детьми в детском доме. Что они переживают жизненную катастрофу, сказать, что вы хотите ему помочь. Что у детей бывает разный характер, они по-разному ведут себя и у них другой жизненный опыт.

Очевидно, что это будет не однократный разговор, а несколько распределенных во времени бесед. И не только о том, что хотят сообщить родители, но и о том, что хотел бы спросить ребенок, о его чувствах и сомнениях. Можно обсудить, как может измениться ваша жизнь, что у родителей появятся новые обязанности, и они меньше времени будут проводить друг с другом и «старшим» ребенком. Но самое главное, что это не означает, что изменятся ваши чувства по отношению друг к другу. Ребенку можно сказать: «Ты мой любимый сыночек или дочка, и если даже у меня будет мало времени, я все равно буду находить возможность побыть с тобой». Очень важно установить фиксированное время, которое мама во что бы то ни стало, будет проводить с ребенком. Нужно чтобы ребенок знал, что у вас есть, например, полчаса в день, но вы их тратите только на него. Что есть время, которое регулярно, независимо от погоды и обстоятельств, мама ему уделит всегда. Это дает ребенку ощущение стабильности.

Если в семье есть какой-то милый ритуал, например, когда мама по утрам будит ребенка, целует его или тормошит. Если ребенок маленький — берет на ручки. Если постарше — щекочет, напевает ему что-то или включает мультики — очень важно, чтобы она продолжала это делать. Если она всегда завтракала вместе с ребенком, но сейчас нет возможности посидеть вместе, можно просто накрыть на стол, приготовить, усадить его. Ваша задача максимально сохранить формы любви и заботы, которые были приняты в семье.

Ребенку можно сказать: «Я понимаю, что тебе не очень просто, но мы справимся. Ведь когда у нас появился ты, папе тоже было непросто привыкнуть. Начались изменения в жизни, было нелегко, но папа это пережил, и мы тебя любим». Важно дать ребенку понять, что отношения надо строить. Что они только начинаются с любви, а дальше над ними нужно работать и выращивать, как мы выращиваем растения. А еще ребенку очень важно знать, что он всегда сможет поделиться своими чувствами. Что вы всегда поддержите его и в трудной ситуации не бросите одного.

Если ребенок «встал в позу и дурит», капризничает, то важно понимать, что на самом деле происходит. Уметь определить, действительно ли ваш ребенок испытывает серьезную травму, или вы имеете дело с нормальными трудностями приспособления. Если ребенку трудно в чем -то поступиться, в чем -то измениться, он этого не желает и говорит: «Пусть другие страдают, а мне хорошо», — родителям нужно принять решение: какой опыт мы хотим, чтоб пережил наш ребенок.

Хотим ли мы, чтобы он получил такой опыт, когда он чуть – чуть «подвинулся» в своей зоне комфорта, но в результате научился уживаться с другими людьми? Или при малейшем неудобстве мы будем «убирать препятствия» с его пути, даже если это — другой человек? Хотим ли мы, чтобы в этом процессе он что -то о себе понял? Речь идет об изменениях, которые для человека полезны, даже если трудны. Но важно, чтобы это не перерастало в войну, а было простым человеческим решением.

Если в семье началось жестокое обращение со стороны нового члена семьи — с этим мириться нельзя. Одно дело, когда дети не могут между собой договориться, есть трудности в общении, присутствует ревность, соперничество — это частичный дискомфорт, с которым можно справляться. Но если есть жестокое обращение, если агрессия целенаправленная и осознанная, то жизнь и здоровье нужно защищать. Самое главное — это правильно оценить. Имеем ли мы дело с разовой манифестацией или с действительной жестокостью и проявлениями насилия. Проблема в том, что приемный ребенок мог иметь в собственной жизни опыт жестокого обращения, и теперь реализует его в новых условиях. В таких случаях стоит привлечь специалистов для оценки происходящего и способов исправления ситуации.

Это также и в отношении животных. Животные не созданы для того, чтобы над ними издевались. Но когда мы разбираемся с проявлениями детской жестокости, необходимо учитывать целый ряд факторов: возраст ребенка и его интеллектуальные возможности, состояние здоровья физического и психического, принимал ли ребенок какие-то препараты, травмирующий опыт и пр. Родителям очень важно знать жизненную историю ребенка, его травмы и особенности характера. В том числе очень полезно соблюсти процедуру знакомства. Когда родители посещают ребенка в детском доме, а потом ребенок ездит к вам в гости. За это время вы можете познакомиться, присмотреться и приспособиться к особенностям друг друга.

Если родители к вопросу принятия приемного ребенка пытаются подойти с позиции: «Выберем такого ребенка, чтобы с ним не было проблем» — это ловушка. Они начинают выбирать возраст ребенка, пол. Думать с кем будет легче, с отказниками или с теми, кто жил в семье. Взять им интеллектуально сохранного или отстающего в развитии, но доброго… Но те или иные проблемы возникнут все равно! Вопросы возникают, и приспосабливаться к новому всегда затруднительно. Нормальная совместная жизнь зависит не только от особенностей ребенка, но и, прежде всего, от позиции родителей.

Если родители постараются как можно больше узнать про то, что переживают дети, которые расстаются с кровными семьями, про работу специалистов, помогающих ребенку пережить его потери и негативный опыт, про адаптацию ребенка в приемной семье — это поможет сформировать более реалистичный взгляд на проблемы приемных детей. Стоит познакомиться с опытом приемных родителей на форумах и пройти ШПР, чтобы понять свои сильные и слабые стороны, как воспитателя.

Когда родители стараются повысить собственную компетентность, они начинают смотреть на ситуацию не как на проблему, от которой нужно убежать, а смотреть на нее, как на задачу, с которой надо познакомиться и решить. Кроме того, «социальная сеть», знакомства с другими людьми, действующими с вами в одном поле помощи детям-сиротам — это мощный поддерживающий ресурс.

Родитель должен знать, куда он сможет обратиться за помощью в сложной ситуации — к друзьям или к другим приемным семьям, в храм или в группы психологической поддержки — это тоже позволит ему эффективно справляться с трудностями. Когда человек боится и убегает, он попадает в ситуацию жертвы. А когда он «психологически активная боевая единица» — это совершенно другое ощущение. Это позиция контроля и достоинства.

Вы берете ребенка с травматическим опытом и с этим надо справляться. Вы принимаете ребенка в надежде помочь ему это пережить. Вы входите в его ситуацию, чтобы помочь, как родитель. И это не простая ситуация, это огромное, глобальное дело, которое занимает большую часть человеческой жизни».

2. Взялись мы за это дело, потому что, работая с приемными семьями, отметили такую штуку. На семинарах и консультациях с родителями много обсуждаем тему истории ребенка. И вроде все понятно, но не ясно, с чего начать и как реагировать дома, когда нет под рукой специалиста, много страхов, мифов, непредвиденных нюансов.

Опираясь на опыт коллег, объединив свои методики, мы создали такой инструмент — книгу. Она может стать поводом, проводником, поддержкой в этой теме. Огромная просьба! Не начинайте смотреть с ребенком детскую книгу, пока сами не прочтете методическую!

При этом, мы полностью принимаем то, что наша концепция может не совпадать с чьей-то. Разные случаи, разный опыт, разные взгляды — это нормально.

3. Мы проведем два бесплатных семинара «Методика работы с психотравмой приемного ребенка: что могут сделать родители».

Они пройдут 15 апреля в 11.00 и 19 апреля 19.00 по адресу: м. Проспект Мира, Протопоповский пер., дом 25, стр. 1, вход с левого торца здания, вывеска "Все вместе».
Приходите, расскажем главное, ответим на вопросы.

4. Если вы хотите купить книгу, то это можно будет сделать после семинаров 15-го до 13.30 ч., 19-го до 21.30 ч. Стоимость комплекта из 2-х книг 350 руб. Приготовьте, пожалуйста, сумму без сдачи)

Для тех, кто не сможет прийти на семинары, но захочет приобрести книгу, мы позже сообразим и я напишу, где это можно будет сделать.

5. Дорогие акционеры с Планеты, кто уже оплатил книгу! Подробную инструкцию получения комплекта я разместила в новостях проекта. Те, кто живет в другом городе обязательно продублируйте мне ваш почтовый адрес.

Уфффф, пока что все. Позже частями я буду рассказывать о книге и событиях, связанных с ней подробней.

Все вопросы, задавайте здесь же. Но не теряйте, отвечать буду не сразу. Сегодня чемоданы, завтра вылет в Москву.

Удачи нам и конструктивной критики!)