«Общество равнодушно — и именно это мы сейчас должны изменить».
Юрий Шевчук,
в интервью журналу Der Spiegel

«Взамен общества светлого будущего

пришло общество с ограниченной ответственностью».
Михаил Жванецкий

Я поняла, что прожила этот день не зря в тот момент, когда мне позвонил отец — уговаривать, чтобы я не наживала себе проблем. Я поняла, что сегодня я изменилась — стала сильнее. И еще я поняла, что сделаю все, чтобы в моей жизни не раз повторились такие невероятные дни.

Вчера я работала наблюдателем на выборах президента, и в момент, когда должна была выполнять главную работу наблюдателя — отслеживать подсчет голосов на участке, кричала отцу в трубку, что больше не буду сидеть дома в уверенности, что за меня все решили заранее…

Зачем?

Я не помню, когда голосовала в последний раз — как и большинство моих родных, друзей, знакомых. Как и они, я была уверена — за нас уже все решили, и даже если мне что-то не нравится в жизни моей страны, я не в силах повлиять на это. Я не могу заставить чиновников работать за зарплату, а не за взятки; я не могу добиться того, чтобы каждый гражданин моей страны был равен перед законом, невзирая на должности и родственные связи. Я была уверена, что не в моих силах изменить многое из того, что стоит изменить. Но после декабрьских выборов пришло понимание — что-то может измениться, и именно благодаря усилиям — моим, моих родных, друзей, знакомых. И именно поэтому я вызвалась работать наблюдателем на президентских выборах.

Вообще, мне было все равно, от какого кандидата я буду наблюдать за ходом выборов — мне было важно, чтобы они прошли честно, как это ни покажется странным сегодня, когда главный вопрос — «сколько тебе за это заплатили?» (кстати, мне заплатили ровно одну тысячу рублей, которые я отправлю своей 83-летней бабушке; некоторые наблюдатели работали вообще бесплатно). Оказалось, что я буду работать от КПРФ. Что ж, от КПРФ — так от КПРФ.

Я прошла обучение, получила брошюры и распечатки с инструкциями, все внимательно изучила и в назначенный день отправилась в местный штаб КПРФ за направлением. Там меня приняли с недоверием, спрашивая прямо — не заставил ли меня кто, но делать нечего: наблюдатели на вес золота, направление дали.

День выборов

И вот, 4 марта, в 7:20 утра, когда все вокруг еще сладко спали, я прибыла на участок. Там уже все было готово для голосования, оставался последний «штрих» — включение веб-камер. Ровно в 7:30 их включили, председатель участковой избирательной комиссии объявил, что все готово. В 7:45 у входа уже стояли люди, с нетерпением выкрикивавшие: «Давайте скорее пускайте нас, мы на работу опаздываем!». Но впустили их ровно в 8:00, после прослушивания комиссией гимна России (я, выросшая в СССР, автоматически вспоминала «советские» слова «Да здравствует созданный волей народов единый, могучий Советский Союз!»).

Через 15 минут после начала голосования проголосовало 20 человек: участок находился в рабочем поселке, и для многих воскресенье было вполне рабочим днем. Потом ручеек затих, чуть позже начали просыпаться остальные. Избиратели шли разные: простые мужички-работяги, продавщицы из соседнего магазина, дурно пахнущие алкоголики, древние бабушки, молодые парни, целые семьи с детьми, которым доверяли опустить бюллетень в урну; поразил меня мужчина на костылях — у него не было ноги, но он все же пришел на участок, расположенный на втором этаже…

Люди шли, шли, шли. Поток то затихал, то усиливался, члены комиссии с трудом успевали выдавать бюллетени; полицейские просили людей подождать у входа, чтобы не заполнять небольшое помещение участка, и люди терпеливо стояли на лестнице, впрочем, иногда выясняя, кто все же крайний и кто за кем занимал.

Рядом со мной в качестве наблюдателей сидели две женщины лет пятидесяти — от Путина и Жириновского, они читали газету «Жизнь»; я отмечала каждого опустившего бюллетень, девушка от Миронова просто наблюдала за процессом, наблюдатель от Прохорова, ухоженная женщина лет 40, пришла позже и тоже подсчитывала избирателей.

В 10:00 пришло время для голосования на дому — по правилам, вместе с членом комиссии должен отправиться один наблюдатель. Я отказалась ехать, так как основные нарушения происходят на участке.

Нарушения в процессе

Скучающая рядом зампредседателя комиссии проболталась мне, что «конечно, нам было указание…», но потом поправилась, пробормотав что-то о высокой активности избирателей: «это очень хорошо».

Один раз я сделала замечание — женщина решила заполнить бюллетень прямо на урне, что категорически недопустимо. Зампредседателя комиссии, дородная женщина (как я поняла, учитель в местной школе, знающая большую часть приходивших и встречавшая их шутками и вопросами про детей-внуков-бабушек), начала кричать на меня, чтобы я не вмешивалась в работу комиссии. Я нашла в руководстве наблюдателя пункт, который ясно говорил о нарушении, и показала ей. После чего на меня обрушился еще более мощный поток…извинений — как я теперь понимаю, для того, чтобы я не фиксировала это нарушение официально. Теперь я понимаю, что надо было писать жалобы по малейшему поводу, но тогда я сочла это мелочью: урна была у меня на виду, и у женщины явно не было каких-то иных намерений. Уже на следующий день я вспоминала, что, оказывается, было много нарушений, вроде бы, по мелочам, но принципиальных, но я по неопытности их упускала и не писала жалобы председателю комиссии.

Судя по всему, у председателя комиссии (невысокого аккуратно скроенного мужчины с приятным лицом) заместитель выступал в роли «посредника», улаживающего возможные конфликты… В течение дня я требовала у председателя комиссии оглашения явки избирателей — по правилам, он обязан делать это во всеуслышание каждые два часа. Сначала мне отказали — мол, мы не обязаны это делать, потом пообещали «вот-вот объявить»: секретарь, симпатичная миниатюрная женщина, жена председателя комиссии, «буквально через минуту все подсчитает», потом просто «забыли» это сделать. Позже я поняла, почему…

После обеда я увидела, как замурзанный парень вставляет в урну сложенную пачку бюллетеней. Мне не хватило буквально секунды, чтобы схватить его за руку, очень жалею…

Около 16:00 настало время последнего выезда к голосующим на дому. Мне практически приказали ехать, но я снова отказалась, сославшись на то, что не являюсь членом комиссии и не обязана подчиняться таким требованиям. Вероятно, это было последней каплей, решившей мою участь как наблюдателя на этом участке…

Нет человека — нет проблемы

Примерно в 19:15, меньше чем за час до закрытия участка, на середину вышел председатель комиссии и объявил о срочном ее заседании, где вынес вопрос о голосовании по поводу… Он стал что-то торопясь невнятно читать, я услышала свою фамилию и поняла, что что-то начинается. Мое сердце забилось так, что стук его, казалось, перекрывает голос председателя. Как выяснилось, мое направление наблюдателя якобы было неверно оформлено, и комиссия должна была проголосовать — удалить ли меня с участка. Конечно, результат голосования был таким, как надо, и мне было объявлено, чтобы я уходила. Никого не интересовало, что решение комиссии было оформлено еще до ее голосования… Никого не интересовало, что «незаконность» моего пребывания на участке выяснилась через 12 часов работы на нем. И никто не хотел давать мне копию решения, и никто не хотел «ругаться под камерами» — все происходило на лестнице, я просто переступила порог участка и продолжала наблюдение, отмечая последних приходящих…

Я позвонила в штаб КПРФ, в вышестоящую избирательную комиссию, другим наблюдателям, чтобы выяснить, что мне дальше делать. Пока я ждала, можно сказать, помощи, я сидела возле двух полицейских, которые (спасибо им за этот островок человечности) явно мне сочувствовали, хотя служебный долг — это служебный долг.

В 19:45 на участок примчался представитель штаба КПРФ и после недолгих препирательств с председателем комиссии зарегистрировался наблюдателем вместо меня (именно он устроил мне накануне допрос с пристрастием — не засланный ли я казачок).

Одеваясь в комнате, где все работающие на участке обедали, я увидела початую бутылку коньяка, которой до этого там не было…

В 20:00 я вышла с участка, попрощавшись с полицейскими и услышав вслед: «Удачи вам!». Когда я оглянулась, увидела, что в закрытую дверь рвется парень — он опоздал отдать свой голос совсем чуть-чуть, на две минуты.

Мои университеты

Я пришла домой и позвонила своей мудрой крестной, поделиться «опытом». И вдруг меня прорвало: я разрыдалась. Я ходила по комнате кругами, рассказывала все, что со мной произошло в последние часы, и рыдала, рыдала, рыдала, ужасаясь цинизму и подлому изяществу, с которым была проделана вся операция. Но потом, выпустив все плохие эмоции, поняла: сегодня я стала еще сильнее. Я поняла, что от меня зависит многое в этой стране. Я поняла, что если происходит вот такое, то еще ничего не решено заранее и надо сражаться.

Как оказалось, на этих выборах таким же образом «проснулись» многие и многие, кому до сих пор было все равно. Когда я обсуждала прошедший день на форуме, ко мне обратилась незнакомая женщина с просьбой помочь: нечто подобное в данную минуту происходило с ее братом, где он тоже работал на участке — его пытались удалить по нелепой причине. Я звонила по всем возможным телефонам, чтобы выяснить, как парню поступить, спешно искала информацию в интернете и просто подбадривала его по телефону. Утром я узнала, что он вернулся домой в 7 часов, оставшись на подсчет голосов. Хочется верить, что в этом есть доля и моего участия…

Позже я позвонила на две горячие линии и рассказала о нарушениях на моем участке, написала на сайт, где составляется карта нарушений. Наутро узнала, что мои подсчеты проголосовавших (ручаюсь — я могла ошибиться от силы на 15–20 человек) разойдутся с итогами по участку: по данным комиссии, проголосовало примерно на 250 человек больше, чем насчитала я…

Мой отец просил не писать никаких жалоб, «вообще не связываться, а то начнутся проблемы у тебя на работе, у нас», но я просто положила трубку. Наверное, пришло время перестать бояться, «как бы чего не вышло», считать, что ты никто в этой стране; и пример многих и многих, кто это осознал, придя на выборы — проголосовать, участвовать в составе избирательной комиссии или быть наблюдателем — наводит на очень радостные мысли: у нас есть надежда. Мы можем изменить свою жизнь, надо просто приложить хоть какие-то усилия. И эти усилия прикладываются: не сразу, но понемногу, чуть-чуть, мы начали сдвигать эту глыбу отчаяния и тупого равнодушия. Мы начали с себя, и это большой шаг вперед — к заслуженной нашей страной достойной, человеческой жизни.

…А потом, глубокой ночью, я пошла спать, уверенная, что проснусь в новой России: в тот день я заслужила это — и спать, и новую Россию…