Можно, я ничего не буду анализировать, а то тут аналитиков-то больше, чем попугаев в Амазонии.
Он ведь не родной мне, этот город, я приехал уже взрослым. Ни старой петербургской семьи, ни бабушек-блокадниц у меня нет. И на трамвайной колбасе я в детстве не катался, и проходными дворами Литейной части не бегал.
И вот поди ж ты. Выйдешь в ноябре на Троицкий мост - и дыханье перехватывает, как в дурной литературе, она иногда бывает правдивой. Уедешь - Греческий снится. Кто скажет "да у вас там в подворотнях нассано" - перестаешь разговаривать.
И это любовь странная и мучительная, как странно и мучительно здесь всё. И с ним невозможно, и без него нельзя. И «как же это прекрасно», и «когда же это кончится» одновременно. И темно, но фантастически темно, и сырость, но нечеловеческая сырость. И сказка, но страшная, и одиночество, но космическое.
Живи, мой единственный, ты мне очень нужен, я не изменю тебе. Залижи рану, мы вместе ее залижем. Ты мужчина, ты и хуже видал. Дай руку и мою возьми – может, сгодится. Перетерпи пафос, за ним любовь, странная и вечная. Как ты.