В трехэтажном доме лестницу еще на первом этаже перегораживает решетка. Звоню в квартиру №4, куда безуспешно приходила несколько раз: то хозяева на субботнике и дома только осторожная бабушка, то матери семейства сейчас некогда, о чем она недовольно и сообщает. Сверху детский голос: «Кто там?». «Переписчик». Крик внутрь квартиры: «Мама! Переписчик пришел!» Чуть погодя — мне: «А взрослых нет сейчас». «Когда будут?» «Мама!..» В конце концов не без доли садизма являюсь в воскресенье утром, как и договорились. Хозяйка, дама с претензиями, не желает
сообщать фамилию и называет себя Ивановой. Мол, государство полицейское, мало ли что. Тихо ненавидя всех и вся, думаю: «Если полицейскому государству надо будет, оно и без меня узнает больше, чем ты о себе знаешь...» Подчеркнуто вежливо
прощаюсь и с удовольствием сообщаю, что во время контрольного обхода к ним
непременно зайдут. Пускай ждет. Стерва.
Ободранная дверь, мелом надпись: «Не стучать! Окрашено». Стучу. Симпатичный
молодой человек в огромной холостяцкой квартире. Пол уже с месяц не оскверняло
прикосновение тряпки. «Проходите. Вот тапочки». Вспоминаю стерильные квартиры
бабушек, где меня чуть ли не силой затаскивали обутой на кухню. Эстет,
елки-палки! Кстати, эти молоденькие лейтенаты меня приглашали зайти «вечером
чайку попить». почему-то отказалась
С мужчиной долго не можем определить, кем ему является бывшая жена, регулярно
появляющаяся на этой квартире. «Всю жизнь прожили, двоих детей вырастили. Пишите "не родственник". Женщина отца своей дочки, который сидит рядом, определяет как «совместно проживающего». Вообще, раздолье для романиста: из одного только списка членов семьи при минимальном воображении вырисовываются драматические картины. Бабушка охотно рассказывает о себе, о любимых книгах, о своей жизни. Когда переходим к ее дочке и внучке, смущается и просит прийти попозже: «Дочка у меня не любит, когда я в ее жизнь вмешиваюсь. Боюсь, ругаться будет. Приходите вечером...»
После пятого прихода в подъезд детишки во дворе хором кричат: «Здравствуйте! А
вы нас уже переписали!» Как-то, завидев очередную банду, обещаю себе убить их
всех, если скажут хоть слово. Оказалось, «не мои», потому не отреагировали. Вот
так я спасла с десяток детей…
Китайцев переписывали с милиционером. Стучимся в одну квартиру. Прямо в двери
просверлено отверстие, прикрытое бумагой. Черный блестящий глаз долго нас
разглядывает, исчезает. Слышен разговор, потом глаз появляется снова, и нас
вопрошают: «Чиво нада?» Пытаюсь объяснить, что ничего страшного, что к соседям
(показываю на двери) тоже пойдем. «Ни понимай». «Щас ОВИР вызову, все поймешь!» — психует милиционер. Спустя несколько минут нас все же впускают. С горем пополам на слух записываю имена всех десяти живущих в хрущевке-трешке,
спрашиваю, сколько лет. Образование и точную дату рождения придется придумать
самой: если начать выяснять и это, можно тихо сойти с ума. Маленькая китаяночка
просто Марина, китайского имени у нее уже нет.
В начале опроса глава семейства засмущался и, пробормотав «сейчас паспорт
принесу, а то вдруг фамилию неправильно запишете», бежит в соседнюю комнату.
Готовлюсь к самому худшему и боюсь рассмеяться — что ж там за фамилия. Вот уж
действительно — смех и грех: фамилия самая замудреная – Мурко.
Несколько ночей подряд «переписывала» во сне. Это были самые ужасные ночи в моей жизни! Утешало лишь то, что утром можно будет рассказать тем, кто меня поймет. Оказалось, я не одна страдала.
Молодой человек, решив показать свою компетентность (хотя, по-моему, просто
выпендривался передо мной), мое удостоверение переписчика только что на зуб не
пробовал. Потом заявил, что его друг такое же себе сделал, а голограмму с
водочной этикетки оторвал. Достал, еле отделалась.
Интеллигентнейший дедушка и такой же внук. Старательно вспоминают даты, имена,
пароли, явки. Когда доходим до графы «национальность», дедушка спокойно говорит: «евреи». Склоняюсь к бланку и чуть не падаю со смеху: поняла, что мое лицо – независимо от мозгов — сейчас явно выражало «ничего, с этим люди тоже живут». Вот же ж шовинизм проклятый – уже на подсознательном уровне…
Маленькие трагедии. Рядом с нами рушатся миры, а мы не замечаем. У женщины
пропал бывший муж-пьяница. С его нынешней женой сбились с ног, разыскивая
гулену. У пожилой дамы муж под следствием. Защищал старика на улице и то ли
покалечил, то ли убил обидчика. У кого-то родной человек шесть лет назад пропал
за границей. До сих пор не знают, жив ли. Переписчик — еще одна возможность
разделить боль.
Подходим вечером к подъезду, вижу «клиентов», которых долго не могла застать.
Выгружают из машины еду, бутылки. «Извините, можно вас ненадолго отвлечь, а то у
вас, наверное, праздник?» «Да, конечно. Но у нас не праздник, у нас горе».
Спокойно «переписываются» и продолжают заниматься своими делами.
Полуглухая одинокая бабушка. Длинный список вопросов. «Бабушка, дата рождения?» «Да!» «Бабушка, площадь квартиры?». «Нет, я одна тут живу». «Охранник» Сергей не выдерживает: кричим хором. Чувствую себя очень глупо. С горем пополам и с помощью бабушкиного паспорта заполняю документы.
Вечером собираемся на участке и рассказываем о случившемся. Приходит Юля с
огромными глазами. «Представляете, возле одного моего дома сейчас труп лежит. Я
захожу в подъезд, стучу в дверь, а сосед мне говорит, что хозяин — тот самый
труп». Цинично шутим: мол, подвел тебя дядька — четыре пятьдесят потеряла
(столько платят за одного переписанного). А переписать беднягу придется — по
правилам, переписаны должны быть все, кто был жив в полночь 9 октября.
О пресловутых «мертвых душах». Разговоры о том, чтобы присочинить пару десятков
человек — для плана — велись. Лично я согрешила немножко: китайцев записала как постоянно проживающих в России и сочинила им семейное положение и образование. Да пару человек из разряда гостей перевела в ранг членов семьи — чтобы не было мороки с документами. Может, по моей вине нескольких россиян и посчитают дважды, только сколько же таких будет по всей стране — при всеобщем пофигизме начальства, не желающего лишний раз ломать голову. Обидно за мартышкин труд.
Если бы потребовалось кому-нибудь ответить на вопрос, зачем нужна перепись, не
смогла бы. К счастью, мало кто интересовался: надо, значит, надо. О том, что
построят новые больницы и школы, говорить стесняюсь. Какая-то бабушка печально
заметила: «Сейчас проводить перепись — все равно что если бы у меня не было
квартиры, а я бы сауну начала строить...»
Из «Руководства для переписчика...»: «Ответом на личные выпады или оскорбления
может быть только доброжелательная попытка снять напряжение». Жаль, не написали, что делать, когда тебя душит невменяемый детина, а вокруг никого нет (в городе был случай, когда бывший афганец-подполковник чуть не задушил
девчонку-переписчицу – что-то у него в голове совсем съехало).
На каждом бланке надпись крупными буквами: «Конфиденциально (гарантируется
получателем информации)». Получатель — государство. Лучший способ заставить
русского человека усомниться в чем-либо — дать гарантии от имени государства.
Уже почти не вздрагиваю, когда во дворе слышу радостный крик: «Здравствуйте, наш переписчик!» Сколько у меня теперь знакомых! На «свои» дома смотрю с нежностью: «Привет! Вас я переписала, а вот вас, увы, так и не поймала. Как живете? Как день прошел?»